Она подняла бокал. Пока девушка пила вино, ее взгляд не отрывался от Флэндри. Звезды образовали морозный нимб вокруг золотистой головы. Шампанское никак не подействовало на терранку.

— Буду говорить прямо. Я подумала… из нас получилась отличная пара, Ники, правда ведь? Особенно когда наши дела пошли на лад… Вот я и подумала, что, наверное, не будет ничего страшного, если спросить… как ты посмотришь, если мы и дальше будем оставаться вместе? Постой, я не собираюсь становиться агентом. Просто я могла бы ждать тебя, когда бы ты ни вернулся.

«Так. Пора с этим кончать». Флэндри накрыл руку девушки своей ладонью.

— Слишком большая честь для меня, дорогая, — сказал он. — Это невозможно…

— Так я и думала. — Разве не учил ее Идвир становиться в подобные моменты холодной и твердой как сталь? — Ты никогда не сможешь забыть, чем я была.

— Уверяю тебя, я не ханжа, но…

— Я имею в виду мои измены, предательства… О, давай забудем об этом разговоре, Ники. Я просто хотела попытаться. Ничего, со мной будет все в порядке. Давай не будем портить наш вечер. Может быть… знаешь, может быть, мы и вправду когда-нибудь снова встретимся.

Неожиданно Доминика осенило. Он выпрямился и пробормотал неопределенное восклицание. «Почему я раньше об этом не подумал?»

От Джаны не укрылось волнение Флэндри.

— Что-нибудь случилось?

Пилот рассмотрел неожиданную мысль со всех сторон, радостно хмыкнул и сжал пальцы девушки.

— Ничего страшного. Кажется, я нашел выход. Конечно, если тебя это заинтересует.

— Что ты задумал?

— Ты с ходу отбросила мысль о работе агента как нелепую фантазию. Не слишком ли ты поспешила? За последнее время в тебе обнаружились твердость и ум. Я уж не говорю о твоей красоте и очаровании. Но главное, ты владеешь практически уникальным, удивительным даром. Идвиру теперь никогда не удастся переманить тебя на свою сторону. Наша разведслужба подпрыгнет от радости, едва я сообщу о твоем существовании по доступным мне каналам. Мы будем часто видеться друг с другом. Не исключено, что время от времени нам придется работать вместе. Даже если тебя пошлют в Ройдхунат в качестве двойного агента…

Доминик остановился. Лицо девушки выражало отчаяние.

— В чем дело? — пробормотал он.

Ее губы беззвучно двигались. Она не могла вымолвить ни слова. Глаза оставались сухими. Они внезапно выцвели, словно позади них вспыхнуло пламя. Лицо стало матово-бледным.

— Ты тоже, — выдавила она.

— Что? Я не…

Джана подняла руку, приказывая ему замолчать.

— Каждый, в течение всей моей сознательной жизни, включая Идвира, а теперь тебя.

— Да в чем дело?

— Все используют меня. — Девушка говорила совершенно спокойно, ничуть не повышая голос. Ее взгляд устремился в пустоту. — Ты знаешь, самое смешное заключается в том, что я действительно хотела, чтобы меня использовали. Я хотела давать, служить, помогать, принадлежать каждому… Но ты видел только инструмент. Вещь. Все видели во мне только лишь вещь.

— Джана, клянусь честью…

— Честь? — Она медленно покачала головой. — Это странное чувство, — теперь девушка обращалась к своему Богу, ее голос стал высоким и удивленным, как у ребенка, который не может чего-то понять, — раз и навсегда узнать, что никто обо мне не заботится. Никто. Даже Ты. — Она расправила плечи. — Ничего, я справлюсь.

Сфокусировав свой взгляд на Флэндри, который, беспомощно хлопая глазами, сидел в кресле, Джана равнодушно сказала:

— Что касается тебя, ты не пропустишь ни одной юбки. Я здесь ничего не смогу поделать. Но я желаю, чтобы ты никогда не получил той женщины, которая привлечет тебя по-настоящему.

В тот момент Флэндри пропустил последнее замечание мимо ушей.

— Ты спятила, — сказал он, надеясь, что резкость этих слов приведет ее в чувство. — У тебя пьяная истерика.

— Вполне возможно, — устало ответила она. — Пожалуйста, уходи.

Он ушел и устроился на ночь в другом месте. Наутро корабль приземлился на Изабо. Джана сошла по трапу не попрощавшись. Флэндри долго смотрел ей вслед, затем пожал плечами, вздохнул: «Женщины! Никогда их не поймешь», — и неторопливо пошел к самолету, отправлявшемуся в город, где пилот собирался достойно отпраздновать свою победу.

Создай единство.

Я/мы: ноги Хранителя Северных Врат и других, которые могут быть, а также Плотогона и Исполненного Печали, которых уже никогда не будет, и Многомудрого, Открывателя Пещер и Великого Песнопевца, которые тоже оставили нас навсегда; крылья Знающего Руды, и Молнии, Которая Попала в Дом, и тех, что будут потом, и Многомудрого, которому уже не быть; а вот руки — те совсем еще юные, им только предстоит разделить воспоминания и вступить в единство.

(О свет, о ветер, о река! Они несутся слишком быстро, они рвут меня/нас на части.)

Могущество. Это не первые юные руки, которые приходят сюда, чтобы вспомнить о странствии, проделанном столько лет назад, задолго до того, как он/она были рождены на свет. Да наверняка и далеко не последние. Думай же упорно. Не торопись.

(Смутно, смутно… Пара ног, лица не различишь… а может быть, у них клювы?)

Вспоминай же. Вольготно расположись там, где тихо шепчутся листья в тени ярко окрашенных сухопутных кораллов; впитывай в себя свет, и ветер, и звон речных струй. Пусть свободно потекут в тебя воспоминания о делах, свершенных задолго до того, как мои/наши руки появились на свет.

(Теперь яснее: они такие странные, что непонятно, как можно охватить их взглядом, не говоря уж о том, чтобы удержать в моей/нашей памяти?.. Ответ: глаза привыкают видеть их, нос — обонять, ухо слышать язык ног, члены крыльев и рук — дотрагиваться до их кожи и осязать ее, а щупальца — пробовать на вкус то, что они выделяют.)

Пока все идет хорошо. И гораздо быстрее, чем обычно. Возможно, я/мы сможем образовать единство, которому захочется часто возникать.

(Вспышка радости, волна страха, воспоминания: отчужденность, опасность, боль, смерть, возрождение для новых мук.)

Лежи спокойно. Это было так давно.

Время тоже едино. Настоящее — неуловимо, только прошлое и будущее достаточно длительны, чтобы стать реальностью. И то, что когда-то произошло, нам известно. Пусть почувствуют мои/наши юные руки, что я/мы — лишь частица Нас — Камней, Рожденных Молнией, Рудокопов, Лесорубов и Строителей, Землепашцев, Горожан, а потом и Торговцев, и что каждая создаваемая нами личность обязана знать о тех, кто может явиться к нам из заоблачных сфер, дабы не позволить их опасным чудесам довести нас до гибели.

А потому да соединятся руки с ногами и крыльями. Пусть народившаяся личность опять вспомнит и переживет поход Открывателя Пещер и Исполненного Печали в те дни, когда чужеземцы, имеющие всего одно тело, но несмотря на это обладающие речью, отправились через горы навстречу битве. И с каждым новым воспоминанием, с каждой новой встречей с ними я/мы станем обретать более ясное понимание и хоть чуть-чуть продвинемся по пути, приближающему нас к постижению их сущности.

Правда, нельзя исключить возможность того, что, двигаясь по этому пути, мы идем в ложном направлении. Та личность, что вела их, как-то ночью обмолвилась, что она/он/оно сомневается, понимают ли они сами себя и способны ли прийти к такому пониманию в будущем.

Спутник-тюрьма вращался по широкой вытянутой орбите вокруг Ллинатавра, расположенного вдали от оживленных космических трасс. В иллюминаторе камеры Хью Мак-Кормака эта планета была видна в различных фазах. Иногда это было лишь темное пятно, слегка тронутое по краям розово-золотистой краской рассвета, с яркой звездочкой — столицей Катавраяннисом, — сияющей в ночи. Иногда же планета походила на изогнутый турецкий ятаган, рядом с которым ослепительно сверкало солнце этой системы. Когда же она была видна целиком, то напоминала круглый щит, расписанный лазурью океанов, над которыми стремительно проносились серебристые гряды облаков, пересекая континенты, окрашенные в коричневато-желтые и зеленые тона.