На Львовском сферично-купольном вокзале я продеваю руки в мокрые рукава, с сожалением глажу облезлый, как искупанная кошка, подол шубы и успокаиваюсь. Всё нипочём, когда рядом родные горы.

Библиотекари

Две закадычные подруги работали в заводской технической библиотеке. Основной костяк, посещающий кладезь знаний, сбился из солидных начальников отделов и секторов, то есть, естественно, мужчин. Увы, руководители у нас назначались и продолжают назначаться по признаку пола, который главная доминанта и уходящая вглубь традиция. Есть в отделе один-единственный мужчина, маленький, неказистый, бесталанный, значит, стоять ему у руля. Тут же женщина: умница, хороший специалист, организатор – значит, работать ей на этого плюгавенького в поте лица, урочное и внеурочное время, в ущерб семье и детям, дрожать, стоя «на ковре», и получать от этого же начальника по самые помидоры. Пардон, помидоров у неё нет. Имеются другие вторичные и первичные половые признаки. Тут они явно мешают, всё путают и карьерному росту не способствуют. Если б они у неё имелись, эти самые пресловутые светофоры-помидоры, тогда дело другое, зелёный свет и прямой путь открыт. Выходит, восхождению по служебной лестнице способствует отнюдь не голова, а то, что у человека между ног. Не логично как-то получается.

Так вот, начальствующий мужчина в ядрышке маленького коллектива – существо амбитное, капризное и нуждающееся во вдохновении. Оно, это пресловутое вдохновение, порхало мотыльком, волной накрывало с головой только в одном месте бермудского заводского треугольника – библиотеке. Крутились здесь с раннего утра не столько в поисках нужной производству литературы, сколько снедаемые желанием быть обласканными и принятыми в кулуарах за стеллажами. Там царил сущий рай: заваривался вкусный чай, ароматные кофейные пары окутывали и сбивали с ног переступающих порог простых смертных. В кулуары допускались далеко не все: строго избранные. Счастливчики подолгу засиживались за уютным столиком, примостившимся вдоль грубо сбитых деревянных полок. Он стоял за стеллажами, тщательно спрятанный от недоброго досужего ока. Почему им не сиделось в своих креслах – трудно сказать, вероятно, опостылело всё до чёртиков. Суровое заводское неприкаянное пространство тяготило мужскую душу, мечтающую об уюте и комфорте. Найти его можно было только в технической библиотеке.

– Любви нет, есть привычка и материальный интерес, – раскатистый бас красавца-фаворита в ядрёном мужском соку доносился из стеллажного зазеркалья. Посетители вздрагивали, как на запах, реагировали на голос, понимающе улыбались и продолжали чтение. Девчата хором шикали на громовержца, заискивающе поддакивали и вздыхали: «Какой душка и умница!» Это потом, через лет так с десяток, он поблек, и лоск, как штукатурка, посыпался, а тогда, в сочной фруктовой молодости, кольни – изойдёт сладким малиновым соком, пользовался большим успехом у женщин.

Обласканного кумира провожали до самого порога, долго, чопорно с ним прощались, просили не забывать, приглашали заходить. Тут девчата себя недооценивали. Забыть их было невозможно. Они принимали по-царски, умели найти ключик, утешить, подбодрить и вновь вернуть в русло, чтоб тёк, переливался и блестел на радость им и державе.

Сюда, в заводскую Мекку, шли, сбивая в кровь ступни, десятки мужчин-паломников. Здесь сосредоточился единственный оазис блаженства, размещалась главная энергетическая чакра предприятия. Здесь уставший, намотавшийся за целый день мужчина, наконец, обретал отдушину, и хотя комфорта, по сути, никакого не было, завод есть завод, он, как декорации к спектаклю, присутствовал фоном.

Две кудесницы-гейши вдыхали жизнь в скучную мебель, заставляли щели комнатными растениями, дыры прикрывали белоснежными салфетками. Втихую, под конец рабочего дня, распивали бутылочку, заполняя банально-пошлую жизнь, без страстей и накала, сокровенными разговорами. Здесь знали обо всех без исключения заводских греховных романах, интригах и предполагаемых продвижениях по службе.

Обеих девчат звали Светланами. Одна была моложе коллеги на лет так пять-семь. Яркая блондинка пышных форм, кокетливая и всегда улыбающаяся. Неудивительно, что на неё, как пчёлы на мёд, слеталась вся заводская инженерная элита.

Главная библиотечная приманка, Светочка-младшая, была оптимисткой. Она ходила на работу как на праздник. Выходные её удручали и выбивали из колеи, но только они заканчивались, как наша дива оживала. Утренний долгий макияж начинался с половины шестого утра. В семь с хвостиком она садилась в автобус, потом делала пересадку и ровно в двадцать минут девятого открывала двери родной библиотеки. Поездки двумя утренними переполненными автобусами, обычно стоя, в тесной людской крепко пахнущей охапке, нисколько на ней не сказывались. На разглаживание примятостей требовалось ровно десять минут, и красавица выходила на библиотечный подиум как новенькая.

Брюнетка, Светлана-старшая, отличалась серьёзностью и флегматичностью. На людях она тихо заполняла формуляры, читала газеты и смотрела в пыльные окна-сироты без пейзажа. В укрытии за стеллажами женщина преображалась. Только любимчики знали, как могут блестеть её глаза, гореть щёки, какими грациозными бывают движения. На шутку Светочка реагировала редким смехом россыпью. Это был даже не смех, завуалированный призыв самки. Мужчины всячески способствовали рождению чувственного бисерного звука и наперебой развлекали грустную царевну.

Повод для печали у Светланы-старшей находился под боком. Её собственный муж, полагала она, законченный бабник. Куда бы ни занесло её в течение долгого рабочего дня: цех, столовую, чужой кабинет – везде она натыкалась на своего Лёнечку, который крутился около девушек. Смущения и растерянности с его стороны не наблюдалось, но она видела, как у этой сволочи ходят желваки, значит, не нравится. Лёнечка отмечался везде, где его принимали, незаметно метил, как мартовский кот, территорию, сжимал невидимым кольцом круг, замыкал пространство. Светлана пробовала бить за стеллажами его по щекам, но Лёнечка не реагировал, отправлялся восвояси, то ли на рабочее место, то ли дальше блудить. Проблему усугублял внутренний фактор. Первая жена мужа и взрослая дочь тоже работали на заводе. Жила «большая семья» практически под одной крышей, в ведомственном доме на два подъезда. Каждое утро они вчетвером: обе жены, одна – из прошлого, другая – реальное настоящее, дочь, общий плод минувшей любви, садились всем гаремом в автобус и катили на работу. Дорогой они мило беседовали, хотя в глубине души мечтали друг друга задушить. Бюро у них было тоже одно на всех: конструкторское, только отделы разные. Такая плотная, дружная рабочая династия.

Светлана чувствовала себя обманутой. Негодяй ещё приключений на голову ищет. Седина в бороду – бес в ребро. Угораздило её выйти за него замуж, откопала среди чертежей. Лучше бы первому встречному на шею повесилась.

Что касается шеи и первого встречного, это у Светланы уже было. Брак скоропостижно распался, а потом на несколько лет она как будто провалилась в никуда: сидела у телевизора, из квартиры ни ногой: не выездная, не выходная. Опомнилась, когда её в подъезде подстерёг сосед с бутылкой водки. Женатый человек. Супруга в отпуск уехала, а он вдруг решил в гости заглянуть. Больше всего её обидели не бутылка, а комнатные стоптанные тапочки, обутые на босую ногу. Мог бы к даме в пижаме вообще пожаловать…

Светлана всю ночь проплакала. На следующий день, наконец, смилостивилась и одарила улыбкой постоянного читателя Лёнечку.

В тот же день, после работы, когда толпа заводских тружеников сгрудилась на остановке, Лёнечка остановил перед ней свой вздыбленный «Запорожец» и галантно распахнул игрушечную дверцу. Светлана осторожно просунула в машину себя по частям, сначала голову, потом всё остальное и обомлела. Сзади сидений не было. На грязном, засыпанном остатками дачной глины днище валялись грабли, лопаты и канистры. Так что в хозяйственности будущего супруга она убедилась сразу на месте: «Який в тебе жалюгідний «Запорожець», – ахнула она и всплеснула руками. Лёнечка почему-то восхитился словом «жалюгідний».