Все это очень развеселило Скорпиона, а когда наш корабль облепили сотни авиеток, подобно рою пчел вокруг матки, он довел себя до икоты. Мы, разумеется, благополучно приземлились, соединив собственное силовое поле и экран базы, как два мыльных пузыря.
Командиром гарнизона представился пожилой, подтянутый и начищенный до глянца полковник генштаба. Обыкновенный смертный человек, чисто случайно, как я понял из его рапорта, оказавшийся во главе немногим более четырех тысяч искусственников. Надо, правда, признать, что он не выказывал ни капли беспокойства по поводу происходящего. Под силовым полем, база могла существовать сколь угодно долго, самостоятельно решая, кого впускать, а кого оставить снаружи. Значит, энергетический потенциал мог бесконечно пополняться. В первые минуты нашего общения полковник был немногословен. До меня, наконец, дошло, что, глядя на мою сутану, он просто не может сообразить, общаться ли со мной, как с кардиналом, или просто как с офицером корпуса. Дабы облегчить ему задачу, я переоделся в боевой скафандр. Командир гарнизона заметно воспрянул духом. Теперь, получается, ответственность за происходящее ложится на меня. Честно говоря, мне было чертовски приятно снова ощутить на себе скорлупку. Вмиг пробудились дремавшие рефлексы. Заняв место оператора, я ' вошел в компьютерные системы базы.
Какое это было наслаждение! Я мчался по помещениям! Я понимал все. Будто глоток горячего чая, стекающего в желудок, ощутил я поток энергии, льющейся из термоядерного реактора. Как кровь в висках, пульсировали генераторы защитного поля. Наконец, как накачанными бицепсами перед зеркалом, поиграл я артиллерийскими башнями, покрутив их в разные стороны, чувствуя, что они под завязку наполнены зарядами. В то мгновение мне хотелось выкрикнуть: "Дайте мне врага!" — я уже был готов к беспощадной схватке, но... За силовым полем были вовсе не съедаемые непомерной злобой к живому киберы, а легковооруженные кретины из мяса, костей, внутренностей и крови — ну, а мне не нравилось созерцать размозженные склизкие остатки людской плоти, которая неинтересно быстро теряет способность к сопротивлению.
Когда я вышел из сети, стоящий рядом Скорпион не выдержал и поделился со мной собственными впечатлениями:
— Фобос, у тебя только что было такое идиотско-счастливое выражение лица, как у младенца, делающего в горшок
— Да? — я захохотал. — А где тебе довелось созерцать таких младенцев?
Но Скорпион просто махнул рукой и дал мне прочесть факс, в котором сообщалось, что сегодня вечером Март и Вольдемариус прибудут для трехсторонних переговоров. Задумавшись, я перевернул листок и посмотрел на его абсолютно белую обратную сторону, будто желая отыскать на ней криптограмму, проливающую свет на то, что должно случиться. Но вот я нехотя поднялся с кресла, потянулся, заставив поскрипеть синтетические мышцы скафандра, и обратился к своему товарищу:
— Ну, друг мой Скорпион, пошли пообедаем, что ли?
— А чо... — он пожал плечами. — Пошли.
Мы трое сидели вокруг стола: Март, я и Вольдемариус. Мы безмолвствовали. Мы лицезрели друг друга. Вол казался мне воплощением иронизирующей самоуверенности. Он и не думал скрывать легкой, снисходительной усмешки. Март, наоборот, чувствовал себя явно дискомфортно. Он избегал прямых взглядов, мимика его была неопределенной. Я никак не мог взять в толк, то ли он действительно опасается нас, то ли играет комедию. Что касается меня, то я был весьма озабочен. Может быть, вид у меня был немного чудаковатый — я нацепил поверх скафандра сутану (не знаю, как только она на него налезла) — но сделал это исключительно для того, чтобы преодолеть раздвоение личности. Мои собеседники явно ожидали, когда я первым изложу свою точку зрения, по праву стороны, организовавшей переговоры. Не оставалось ничего другого, как вздохнуть и переложить руки с коленей на стол, сказавши при этом:
— Мы собрались здесь, чтобы поговорить о нашем будущем, чтобы не допустить катастрофы, чтобы определить стратегию поведения... — Тут я на секунду замолчал, ожидая, что они начнут уточнять или перебивать меня, но оба не проронили ни слова, и мне пришлось продолжить. — Нам недвусмысленно дают понять, что наше время прошло, что мы сделали свое дело, и будет лучше, если мы исчезнем. Ну что ж... Я предлагаю уйти. Уйти от них, оставшись свободными...
— Ага... — еле-еле слышно проворчал Вол. — Этакий вооруженный до зубов табор.
— Мы уйдем в сторону Плеяд, ибо там я надеюсь встретить создателей киберов, заставить заплатить их по счетам, да просто выяснить в конце концов, кто они и почему развязали войну!
— Вернее, почему она закончилась на самом интересном месте, — опять пробубнил Вол, когда я развел руки, дав понять, что сказал все и приглашая коллег высказать свое мнение.
— Мы будем подчиняться уставу, — неожиданно вымолвил Март четким слогом, будто рапортовал, но тут же голос его сорвался и он просипел далее. — Мы сохраним верность присяге и главнокомандующему...
— Хватит! — Вольдемариус грохнул кулаком по столу. — Вы оба нытики. Вы оба бежите от проблем. Фобос хоть предлагает организовать новый крестовый поход. Такой же кровавый, бессмысленный и бесперспективный, как и все предыдущие. Но это хоть славный конец. А ты, Март, просто превратился в безмозглую марионетку...
— Нет! — выкрикнул Март со злобой. — Это ты безмозглый. Ты предлагаешь войну с теми, кто создал нас!
— Я просто хочу справедливости. — Вол приподнялся со стула, сжав эфес лучевого клинка. — Мы сделали свое дело, так пусть же теперь оставят нас в покое. Мы просто хотим получить то, чего заслужили. Мы хотим жить сами по себе, не взирая на то, нравится это остальным или нет. И хватит ли у тебя, поборник уставов, совести остановить нас. Брат будет убивать брата?
Опять мы сидели в гнетущей тишине.
— Знаете что, — нарушил я тягостное молчание, — насколько я понимаю, с моими ребятами вопрос решенный. Вы не одобряете мои действия, но я вам не мешаю. Получается, что только между тобой, Март, и тобой, Вольдемариус, стоит глухое непонимание. Не буду кривить душой: в принципе, я на стороне Вольдемариуса. — При этих словах Вол пристально посмотрел на меня. — Пускай он возьмет себе внешнюю планету и переделает ее по своему образу и подобию. Вряд ли кто осмелится противоречить ему, если только ты, Март, не совершишь глупость.
— Подчинение уставу вовсе не глупость. — Март побледнел, и пальцы его задрожали. — Я бы называл это преданностью.
— Но устав же можно сто раз переписать. — В моем голосе появились интонации раздражения. — Я согласен с тем, что ныне действующий кодекс симпатичен всем нам: ты не можешь развязать военных действий против людей или других частей экспедиционного корпуса, поскольку такие ситуации в нем не предусмотрены, как изначально казавшиеся явно абсурдными. Разве только защитить имущество и солдат от нападения. Но атакующие действия запрещены, ибо они не разрешены... — Я понял, что немного запутался. — Но теперь главнокомандующий может впихнуть пару-троечку статей, обязывающих тебя вести активные боевые действия. Да мы, собственно, уже не раз вели их, но никогда не признавали это официально! И тут я опять согласен с Волом... Простите, с Вольдемариусом: неужели ты пойдешь войной на братьев? Неужели ты сторонник экспериментального отряда?
— Он больше чем сторонник, — это в разговор вмешался Вол. — Он его командир.
— Ах, вот оно что...
Но лицо Марта снова порозовело, и он даже улыбнулся, первый раз посмотрев мне в глаза:
— Да, я командир карательной бригады, но дело в том, что мы признаем только ныне действующий устав и существуем, скорее, ради психологической поддержки генштаба.
— Ты серьезно? — переспросил Вол, и когда Март кивнул, хлопнул его по плечу, со словами:
— Ну и прохиндей же ты, коллега. Видать, здорово тебя напугали на Россе 154.
Это замечание обидело Марта, и он ответил отказом на мое предложение поужинать вместе.
— Зачем ты так грубо... — с укоризной в голосе спросил я Вола, когда Март покинул нас.
