На этом месте я прервал мысленную проповедь, встретившись взглядом со стариком, у которого недавно купил книгу. Он, не отрываясь, смотрел на меня из толпы демонстрантов, а потом принялся дергать окружающих за рукава и показывать на меня пальцем. Ничего не оставалось как поспешно ретироваться, дабы лишний раз не возбуждать толпу.

* * *

Когда я телепортировался обратно в монастырь, то почти физически ощутил пронесшийся вздох облегчения. Аббат Грегор встречал отца Фабиана с видом оскорбленного праведника:

— Как это все понимать, ваше преосвященство? — воскликнул он с укоризной, невзирая на толпящихся кругом.

— Извините, господа, — кардинал взял аббата под руку. и повел к своим покоям. — Мне нужно переговорить с моим секретарем.

Едва они остались одни, как Грегор закричал на отца Фабиана:

— Вы своим поведением позорите святую церковь! Разве человеку вашего сана можно шляться по улицам?! Вы должны знать свое место!

И в этот же миг аббат получил великолепный удар в солнечное сплетение. Я ударил красиво, но в полсилы, не желая убивать Грегора. Бьюсь об заклад, что он даже не понял произошедшего. Он даже не успел заметить движение моей руки. Пятнадцать сотых секунды — время, достаточное мальчику для битья, чтобы провести удар, но совершенно недостаточное для нормального человека, чтобы осознать случившееся, не говоря уже об ответной реакции. Аббат Грегор согнулся пополам, и я, толкнув его на диванчик, наклонился и тихо сказал:

— Это ты знай свое место, отпрыск Иуды! Хватит измываться надо мной! Тебя приставили шпионить за отцом Фабианом, но никто не уполномочивал публично вытирать ему сопли, чтобы он выглядел полным придурком в глазах окружающих. Мне надоело терпеть это. Кто ты такой? Никчемный смертный человечишка, верящий в загробную жизнь и умеющий только доносить на товарищей. А перед тобой стоит бессмертный повелитель пяти миллионов вооруженных до зубов христиан экспедиционного корпуса. Я чувствую за своими плечами эту огромную армию потенциальных крестоносцев. Мне ничего не стоит стать властолюбивым кардиналом Фобосом, понятно тебе, недоумок?

Аббат всем своим видом выдавал панический страх, заполонивший все его нутро:

— Ваше преосвященство... — шептал этот немолодой уже человек, целуя руку отца Фабиана. — Простите меня, ваше преосвященство...

— Встань с колен, сын мой, — промолвил кардинал, невольно усмехнувшись. Сия картина раболепия напоминала сценку дешевого спектакля про средневековые нравы.

Аббат Грегор поспешно удалился из покоев его преосвященства, до кончиков ногтей пораженный тем, насколько глубоко он ошибался в казавшемся совершенно безобидном отце Фабиане. За пять долгих лет совместной работы он только сейчас понял, с кем имеет дело.

Напугав до полусмерти своего секретаря, отец Фабиан полностью истощил весь заряд злобы и агрессивности, копившийся в течение долгого времени. После такой разрядки душа его была легка, и настроение было совершенно замечательным. Легкомысленно напевая мотивчик отнюдь не канонического содержания, его преосвященство направился к епископу, дабы посвятить святое общество в свои дальнейшие планы. Намерения отца Фабиана показались святому обществу весьма оригинальными. Кардинал изъявил желание самолично передать икону Спаса Сиротского православной общине пятого мегаполиса. Известие это заставило покачать головой епископа:

— Пятый мегаполис совсем не в нашей епархии. К тому же там сейчас крайне напряженная ситуация...

— А в чем дело? — отец Фабиан нисколько не озаботился.

— Демонстрации протеста из-за соседства с базой экспедиционного корпуса, грозящие перерасти в настоящий вооруженный конфликт.

Кардинал хмыкнул и машинальным движением погладил висевший на шее крест:

— Мне нечего бояться смерти, поэтому я тем более обязан выполнить миссию примирения.

Упоминание о своем превосходстве над остальными смертными, сделанное отцом Фабианом таким обыденным тоном, спровоцировало приступ глубочайшей тишины. В итоге в качестве последнего средства повлиять на сумасбродного кардинала епископ посмотрел на его секретаря.

— Пятый мегаполис находится на границе ледников. Очень неуютное место, и туда не проложена телепортационная трасса, поэтому придется лететь на планетолете... — Это было единственное, что осмелился пролепетать аббат Грегор, настороженно следя за руками своего патрона.

Епископ, уже привыкший к настоятельным нравоучениям аббата, совершенно недоумевал, но Грегор уже более не поднимал свой взор, не желая участвовать в немом диалоге взглядов. Наконец, епископ понял, что кардинал непоколебим в своем решении, и аббат Грегор по непонятным для всех причинам выражает покорность воле своего начальника. Епископу ничего не оставалось делать",как изобразить любезнейшую улыбку и пожелать кардиналу счастливой дороги, а также предложить ему присутствовать сегодня на прощальной вечерне. Отец Фабиан, в свою очередь, высказал искреннюю удовлетворенность состоянием дел в епархии и пообещал дать лестный отзыв Вселенскому Папе. После этих слов присутствующие разошлись в возбужденном состоянии. Тем для сплетен народилось больше чем достаточно.

Кардинал твердо решил хорошо выспаться перед предстоящим вояжем, поскольку догадывался, что тугая пружина перемен уже закручена до предела, и скоро начнутся стремительные события, когда не будет времени думать об отдыхе. Но только-только отец Фабиан потонул в пуховых перинах гостевой опочивальни епископа, как требовательно задребезжал селектор. «Господи, пошли мне терпение...» — прошептал кардинал и со вздохом нажал кнопку:

— Слушаю вас.

Звонил епископ. Он взволнованным голосом попросил включить изображение.

— Но... Я уже лег в постель... — почти простонал отец Фабиан, чувствуя, как слипаются глаза, что нет сил покинуть нагретое ложе.

— Сейчас не до этикета! — голос епископа звучал уже слегка раздраженно.

— Хорошо-хорошо, — кардинал включил изображение,— что случилось?

— Посмотрите! — епископ выставил на обозрение по всей видимости какую-то петицию. — Они требуют предать анафеме церковь экспедиционного корпуса и немедленно выслать вас с планеты.

Отец Фабиан совершенно не казался удивленным или , напуганным, напротив, он даже усмехнулся:

— А что вы подразумеваете под словом «они»?

— Вы зря иронизируете! — возмутился епископ. — Мне жить среди этих людей! Вы просто не представляете себе, насколько это серьезно. — Он взглянул на листок. — Вот, послушайте:

«Дети! Последнее время. И как вы слышали, что придет антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы и познаем из того, что последнее время. Они вышли от нас, но не были наши; ибо, если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и чрез то открылось, что не все наши».

Епископ закончил цитировать, перекрестился непонятно чему и снова уставился на кардинала. Отец Фабиан думал о том, зачем все это доводилось до его сведения, ведь непохоже было, что епископ злорадствует наподобие аббата Грегора, напротив, он вроде бы подтверждал свою лояльность, до которой, правда, кардиналу не было ровным счетом никакого дела. Мысли эти заставили его преосвященство помедлить с ответом:

— Так. Ну что ж. А вот кое-что из третьей главы этого же Соборного послания:

«Не дивитесь, братия мои, если мир ненавидит вас. Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти. Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев».

— Так что же мне делать? — епископ всплеснул руками.

— Сколько вам лет?

— Сто восемьдесят...

— Ну вот: вы на сто лет меня старше...

— Но я же не знаю, как вы отреагируете на все это...

Его преосвященство едва заметно сделал движение рукой, очевидно, в последнее мгновение сдержав машинальный жест равнодушия: