— Откровенно говоря, ваше преосвященство, я не приветствовал то, что вы согласились взять с собой эту икону. Ортодоксальная религия уводит людей от истинной веры...

Тут отец Фабиан осторожно, пожалуй, даже ласково, взял аббата за руку:

— Прошу вас, не стоит нам ссориться. Я не вижу ничего страшного, если мы вынесем на вечерню Спаса и дадим пилигримам взглянуть на него.

Аббат с еле заметной усмешкой кивнул:

— Как вам угодно, ваше преосвященство.

Отец Фабиан смотрел ему вслед, нахмурив брови. Ему не нравился плутоватый аббат. Ему вообще многое не нравилось в этикете, принятом среди священников. Что это за глупое руколобзание! Что это за раболепие. Эти обряды вызывали у отца Фабиана неприятные ощущения. Может быть, с годами они исчезнут, но пока кардинал ничего не мог с собой поделать. Иногда он ощущал, что окружающие специально вызывают такую неловкость в его поведении. Общество аббата Грегора было навязано ему Вселенским Папой. Кардинал догадывался, что аббата специально приставили к нему, чтобы он тщательно конспектировал все его поступки и передавал их по инстанциям. Мысль эта порой пробуждала к жизни командора Фобоса, и в эти мгновенья невольно вспоминалось о спрятанном в одеянии бластере. Кардинал знал, что многие считают его трусом, который боится остаться без оружия, опасаясь нападения мифических врагов. Кардинал всячески поддерживал это мнение, то и дело выражая смущение. Пусть его считают свихнувшимся на религии мальчиком для битья, к которому не стоит относиться серьезно. Слава богу, обстоятельства пока складывались так, что отцу Фабиану еще не приходилось показать все то, на что он был способен. Обычные люди, даже будучи облаченными в сутану, и с выражением глубокомысленности на лице, не могут себе представить, как во внешне нормальном человеке могут дремать неведомые им силы. Они редко видят солдат в реальном бою. Они недооценивают их мощь. Ну и пусть. Лучше будет, если они никогда ее не увидят.

Кроме ношения оружия, отцу Фабиану часто ставилась в вину и тяга к ортодоксальной церкви. Кардинал был дружен с игуменом Петром, настоятелем Вселенского Вестианского православного монастыря, и часто наведывался в ту тихую обитель, дабы предаться теологическим беседам. Честно говоря, отец Фабиан с удовольствием сменил бы сутану на рясу, но специфика его организма делала супружескую жизнь бездетной, а кардиналу не хотелось ломать судьбу какой-нибудь девушке, которая вряд ли согласится обвенчаться с ним, если узнает, что он не в состоянии подарить ей радость материнства. Мысль эта заставила отца Фабиана вздохнуть. Он пошел к себе в каюту, погруженный в мрачные мысли о бренности всего сущего.

* * *

Паломники прибыли как раз перед трапезой. Услышав объявление о том, что корабль пилигримов состыковался с ними, и скоро они пройдут шлюз, отец Фабиан торопливо облачился в сутану. Выйдя наружу, он с одобрением отметил, что проход к командирской рубке на всякий случай, был перекрыт стрелками. Двое мальчишек держали наизготовку бластеры. Лица ребят были сосредоточены. Они лишь мельком взглянули на кардинала, и их глаза снова впились в другой конец коридора, откуда могла исходить опасность. Отец Фабиан повернулся к ним спиной. Он шел и вплоть до мурашек на коже чувствовал на себе эти взгляды. Священникам не полагалось носить бронированный скафандр, и кардинал теперь пожалел об этом, особенно остро ощущая свою незащищенность.

Паломников было пятеро. Они выглядели весьма уставшими, но счастливыми. Четверо мужчин и одна женщина. После приветствий отец Фабиан подумал, что неплохо было бы накормить странников. Он распорядился проводить гостей в свою каюту и накрыть там стол на всех. Кардинал хотел с глазу на глаз переговорить с этими людьми, дабы самолично разузнать, каково настроение людей на Лебеде 61, но аббат Грегор не отходил ни на шаг. Отцу Фабиану не хотелось дразнить подозрительность своего секретаря, и он вынужден был тоже предложить ему составить компанию. Аббат Грегор в ответ на это предложение пристроился сбоку к отцу Фабиану и зашептал ему на ухо:

— Они грязны, ваше преосвященство, и, наверно, дремучи, как все ортодоксы.

Кардиналу и самому было не очень приятно любезничать с неопрятными странниками. Скорее всего они действительно были фанатиками, посланными на собранные общиной деньги в святые места. Однако нельзя же показывать открытую неприязнь.

— Я попросил бы вас, аббат, — слегка извиняющимся тоном тихо промолвил кардинал, — не забывать делать вежливое лицо.

Грегор промолчал, вероятно, слегка обидевшись.

Стол отца Фабиана был сервирован на славу. В супницах дымился ароматным паром бульон с клецками. Баранина под майонезом с вплавленным в хрустящую корочку поджаренным лучком могла вызвать приступ голода у кого угодно. О многообразии фруктов и соков можно даже и не говорить. Гастрономические эксперименты и бытовое гурманство были слабостями кардинала. За таким столом, да еще после пары фужеров белого вина, даже аббат Грегор вдруг начинал благосклонно улыбаться. Обильный обед всегда вызывает в человеке приступ благодушия и способствует откровенным разговорам. Кардинал знал эту слабинку в психологии людей и успешно ей пользовался. Пилигримы были голодны, но, вопреки опасениям аббата, ели не спеша и с достоинством. Как ни странно, но, судя по всему, группой паломников руководила женщина. Хотя она до сих пор не проронила ни слова, но мужики явно ловили каждый ее жест, словно ее движения служили указаниями к тому, чтобы сесть за стол, помолиться и начать накладывать себе в тарелки еду.

— Вы давно оставили родные места? — спросил отец Фабиан, когда был съеден суп, и кибер-дворецкий менял приборы.

Глава группы пилигримов слегка кивнула. Мужчина внушительной комплекции, сидевшей справа от женщины, заговорил басом:

— Это было месяц назад. Наш транспортник летит очень медленно, к сожалению. Мы часто до суток ждем, когда освободится трасса.

Аббат Грегор, не глядя на говорившего пилигрима, спросил его как бы между делом, потянувшись за ломтиком баранины:

— Вы сами зафрахтовали грузовик или вам помог епископ?

— Епископ помог, конечно, но православная община нашего города не богата. Мы объединились с мусульманами, чтобы вместе с ними попасть на Землю...

— Как? — Аббат Грегор не смог сдержать ноток неодобрения в своем голосе. — Вы летите вместе с этими...

Тут отец Фабиан слегка сжал ладонь аббата, не дав ему закончить фразу и громко поинтересовался:

— А каковы настроения христиан на Лебеде? Мужчина пожал плечами:

— Мы живем в пятом мегаполисе, на отшибе, около зоны...

— Какой зоны?

— Ну, это не важно... Да что говорить — везде одно и то же! Народу трудно. Да еще эти окаянные искусственники понастроили баз. — Тема искусственников явно не давала покоя мужчине внушительной наружности, и он распалился. — Эти сатанинские мальчишки вообразили себя христианами, хотя их никогда никто не согласится окрестить. Они занимаются богохульством! Подумать только: они молятся и даже отгрохали костел на своей базе, который выше маковок наших храмов. Вы догадываетесь, на что намекают эти мерзавцы? Истинные православные не могут потерпеть того, что всякие нелюди...

— Архип! — наконец подала голос женщина. Мужчина осекся, как-то ссутулившись и опустив глаза.

Однако отец Фабиан хотел услышать все до конца:

— Мне кажется, вы путаете причину со следствием. Они не виноваты, что появились на свет такими...

— Они должны знать свое место, — все так же не поднимая очей, проворчал Архип, — из-за их усердия нас не эвакуировали тридцать лет назад. Зачем они спасали нас? Теперь люди вынуждены жить впроголодь.

Пилигримы не догадывались, что кардинал тоже искусственный. Аббат Грегор с неким злорадством поглядывал то на Архипа, то на отца Фабиана, успевая, однако, прятать глаза в те моменты, когда кардинал бросал на него взгляд. "Скотина, — думал отец Фабиан про аббата, — доволен, что его формального начальника облили дерьмом".