— Эй! — мой собеседник подергал рукав сутаны. — Сделай рожу попроще.

Я освободился от захвата и махнул рукой на говорившего:

— Не мешай мне проповедовать. Даже когда я делаю это мысленно.

Командор Скорпион (а я беседовал именно с ним) был старшим офицером нашего корабля и моим старым другом, вернее сказать, боевым товарищем и даже кровным братом. Я пожал протянутую длань:

— Так чего же ты хочешь? Выпить за компанию меня не приглашай...

— Не буду, не буду. Пойдем ко мне... — Скорпион огляделся по сторонам, будто прикидывал благонадежность окружавших нас стен. — Есть одно дельце.

Выйдя из кают-компании, я снова превратился в благородно ступающего священника, дабы никто встречный не заподозрил меня в неформальных отношениях с командором Скорпионом.

Каюту бывшего моего канонерщика я узнал бы, пожалуй, из тысяч жилищ. Скорпион, даже будучи уже командором, сохранил привычку оставлять все вещи на месте, то есть там, где они упали, разбились или оказались засунутыми. Одних посетителей это бесило, поскольку в таком кавардаке они видели только рассыпанные скорлупки от орехов, пустые упаковки из-под соков, да небрежную стопку легкомысленных журналов. Для меня же данные факты означали, что вот здесь Скорпион работал, вот здесь он размышлял, а вот здесь он отдыхал. Тем временем вся грязь была смахнута в угол, и мне предложили выпить чаю, для чего был даже вытерт стол. Я поблагодарил командора, но не был расположен к долгой беседе:

— Ты не суетись, а говори толком, зачем я тебе понадобился.

— На! — Скорпион бросил мне вырезку из газеты,— смотри!

Я взял в руки потрескавшуюся по краям пленку и принялся разглядывать выделенную заметку в рубрике «хроника». В ней гласилось, что корвет номер такой-то, благодаря возросшему мастерству солдат экспедиционного корпуса, выиграл неравный бой у превосходящих сил противника в окрестностях Росса 128. Была приведена довольно качественная голограмма группы ребят, участвовавших в этом деле. Не понимая, что странного нашел Скорпион в этой истории, я спросил с малоскрываемым раздражением:

— Чего ты ко мне пристаешь? Чему я должен был поразиться в этой заметке?

Скорпион вместо ответа усмехнулся:

— С тех пор, как ты заделался кардиналом, у тебя повышается сварливость. — Он увеличил снимок с помощью сканера и компьютера, и ткнул пальцем в изображение одного из мальчиков, регулируя второй рукой резкость монитора:

— Узнаешь?

Черты лица улыбающегося шатена казались мне знакомыми. Я вспомнил:

— Да это же Рысь!

— Ага! — Скорпион даже слегка дернулся, ободренный тем, что я узнал сфотографированного. — Ты не ощущаешь некоего несоответствия?

— Нет, «некоего несоответствия» (я специально медленно произнес это словосочетание) я тут не замечаю.

Скорпион снисходительно улыбнулся моей недогадливости:

— Как ты думаешь, сколько здесь лет Рыси?

— Ну, он выглядит лет на семнадцать...

— То есть на столько, сколько ему было в момент гибели на Аль-Анаве.

Кивнув, я замолчал, прокручивая в памяти все, произошедшее одиннадцать лет назад. Гибель Рыси была одним из сильных переживаний в моей жизни, даже несмотря на то, что его воскресили всего через пять лет.

— Ты не отвлекайся. — Скорпион опять постучал пальцем по монитору. — Эта заметка опубликована два месяца назад. Рыси сейчас должно быть девятнадцать, не меньше.

В моей памяти тем временем всплыли картинки хроноса, увиденные мною в пирамидальном зале. Скорпион тоже знал обо всем, что тогда случилось, но он предпочитал делать вид, будто совершенно забыл о тех событиях. Что ж, может быть, он и прав. Есть такие тайны мироздания, куда лучше не соваться. Чтобы сосредоточиться, я взял себя за подбородок и сказал: «Угу...» — но тут же усмехнулся:

— А ты уверен, что это Рысь? Из сотен миллионов человек можно отыскать чуть ли не близнеца...

— Все проверено, — Скорпион дал мне в руки распечатку, — я через кольца связался с ним, с Рысью, то есть. Он действительно тот, за кого мы его приняли.

— Погоди-погоди... — Замахав руками, я остановил скороговорку командора, — ты как-то странно говоришь. Как это: «он действительно тот, за кого мы его приняли?»

— Вот в этом-то все и дело! — Скорпион аж вскочил со стула. — Он не помнит ни меня, ни тебя! Чертовщина какая-то!

Моя рука непроизвольно перекрестила воздух — это на мгновение очнулся отец Фабиан. Скорпион не обратил внимание на этот жест, а продолжал тараторить еще много разных странных слов. Мои мысли тоже были в центробежном движении. Я не знал, как интерпретировать сказанное командором. Может быть, Рысь обиделся на нас за что-то и не хочет иметь с нами дело? Или у него были другие причины не узнавать своих друзей? А может быть, он и вправду заболел какой-то странной амнезией? Постойте-ка... Я всплеснул руками и ошарашено посмотрел на Скорпиона, заставив его тоже с тревогой замереть на месте и замолкнуть на полуслове:

— То, что он не хочет или не может узнать нас, это все ерунда. Но почему он не вырос? Ведь ему столько же физиологических лет, сколько было во времена Аль-Анавы!

— А я о чем тебе говорю!

Тут еще одна невероятная мысль осенила мой мозг:

— Неужели они могли... — Не договорив, я суетливо встал с табуретки. — Вот что, Скорпион, молчи пока об этом. Ты и так достаточно меня озадачил.

Поправив сутану, я направился к выходу:

— Весьма озадачил...

Только я вышел в коридор, как меня окликнули:

— Ваше преосвященство!

Слова эти вновь пробудили в моем сознании отца Фабиана. Кардинал повернулся и увидел аббата Грегора, выполнявшего роль его секретаря. Аббат поцеловал руку отца Фабиана, на что тот благосклонно улыбнулся:

— Не стоит манерничать. Вы хотели о чем-то спросить меня?

Грегор мимолетным движением руки указал на каюту командора Скорпиона:

— У вас возникли проблемы?

— Нет, мой дорогой брат. Просто командор хотел приобщиться к нашим планам. — И не желая продолжать данную тему, кардинал опередил следующий вопрос аббата.— Это все, о чем вы хотели меня спросить?

— Святой отец, сегодня вечером мы повстречаем группу ортодоксальных христиан, совершающих паломничество в Византию. Узнав о том, что вы везете на Лебедь по просьбе Вселенского Патриарха икону Спаса Сиротского, они хотели бы взойти на борт нашего корабля, дабы лицезреть ее.

Аббат замолк, изучая лицо отца Фабиана, словно пытаясь предугадать ответ. Кардинал тоже посмотрел в глаза аббату, заставив его потупить взор:

— А что вы сами думаете по поводу этой просьбы? Грегор знал, что с отцом Фабианом можно быть откровенным, во всяком случае не бояться высказывать собственные суждения. За два года работы секретарем аббат ни разу не слышал, чтоб кардинал высказывал недовольство, если выслушивал критику в свой адрес. Поэтому, откровенно говоря, Грегор недооценивал отца Фабиана, как философа. Аббату казалось, что кардинал не способен плести интриги, слишком уж непритязательным и кротким он был. Если кто-нибудь вел себя с отцом Фабианом неподобающе, то кардинал терялся. Он всегда уходил от конфликтов, и аббат никак не мог взять в толк, почему рожденный бессмертным, прошедший через сотни сражений командор Фобос превратился в стыдливого святошу. Правда, иногда аббату казалось, что кардинал просто ведет изощренную игру. Но Грегор старался выбросить эти мысли из головы, иначе пришлось бы признать, что отец Фабиан умнее многих, в том числе и самого аббата. Но ведь кардинал физиологически был двадцатилетним парнем. Грегор не мог, никогда не мог смириться с тем, чтобы признать превосходство этого мальчишки над ним, физиологически сорокалетним мужчиной. Аббату нравилось порой унижать отца Фабиана. Например, публично целуя ему руки.

Даже если такое почтение предписывалось этикетом, отцу Фабиану становилось неловко, когда к нему относились с таким подобострастием. Поэтому сейчас аббат ответил немного резко, однако не забыв почтительно полупоклониться: