— О, моя девочка, — я наклонился и поцеловал ее в щеку, — обещаю, что больше не буду кричать или пугать тебя. Мне все ясно. Мне все уже ясно...

Лопоча в таком духе, я связался со Скорпионом.

— Мой милый дружок! — обратился я к нему.

— Офонарел что ли? — Скорпион почесал затылок.

Но я продолжал говорить, не обращая внимания на его ехидные междометия:

— Помнится, моя радость, лет пять назад ты упивался поэзией Вальдераамы?

Мой товарищ, продолжая скрести загривок, нахмурил брови, но вскоре произнес: "А-а..."

— Отлично. Ты не можешь ли быть так любезен, передать мне ту книжку?

— Щас...

Я знал, что Скорпион всегда волочит за собой свой скарб. С годами количество его личных вещей возрастало, но если что-нибудь пропадало, то это переживалось им как трагедия. Скорпион ни за что не хотел расставаться с этими свидетелями его жизненного пути, превращая свои жилища в подобие мелкооптового магазина. Но в этом была своя прелесть, и вскоре я уже держал в руках весьма зачитанный томик издательства общества поэтов Эридана. Лихорадочно перелистав книжку, я радостно вскрикнул и, подойдя к уже спокойной девочке, сказал:

— Вот. Послушай-ка.

Кто послал тебя, ангел небесный,

В этот полный страдания мир.

Облик твой несусветно прелестный:

Ну скажи что-нибудь, Альтаир!

Ты, закутавшись в мех своей шубки,

Игнорируешь лесть моих слов.

Плотно сжав свои тонкие губки,

Сохраняешь молчанье богов.

Я нашел тебя в дальнем просторе,

Я, любовь позабывший корсар.

Я тебе подарю это море

И все то, что хранит алькасар.

Но закутавшись в мех своей шубки

Ты с усмешкой на злато глядишь.

О, мой Бог, разомкни свои губки!

Почему ты все время молчишь?

Объясни мне, как ты оказалась

На том береге, ночью, одна?

Ты как будто меня дожидалась,

Как Киприда, поднявшись со дна.

Ты за мною пошла так покорно,

Разделяешь еду и жилье.

Но сказала одно только слово:

Это звездное имя свое.

У тебя шелковистая кожа,

И болотного цвета глаза.

Ты на омут манящий похожа,

Ты прозрачная, словно слеза.

Покажи мне дрожащие плечи.

Покажи мне красивую грудь.

Я тебе подарю этот вечер:

Позабудь обо всем, позабудь.

Мы узнаем, как это красиво,

Понемногу себя отдавать.

Ну скажи мне: "Люблю тебя, милый",—

И я буду тебя целовать.

Только ты в тишине непреклонной

Протянула мне свой альмандин.

И в нем вспыхнуло строчкой багровой:

"Царь морской — вечный мой господин".

— У тебя есть альмандин?

Она тихо засмеялась и что-то сделала с голограммой мужичка. Теперь на карточке был изображен чудный по красоте камень, в глубине которого бежали слова непонятного мне языка.

— Твой ненаглядный мерзавец, — погрозил я пальцем, — каких мало. — Ему было недостаточно просто вообразить себе морскую царевну. Он решил воплотить свои грезы в нечто более осязаемое и пригодное для утешения тела. Уверен, что он сделал тебя в тайне — поэтому не мог взять с собой на эсминец, когда персонал базы убегал от нас. Но он наверняка знал, что ты не достанешься никому. Подозреваю, что стоит только проникнуть в твое тело без знания кода, как тут же включится механизм уничтожения. Верно?

Но она не слушала меня, а продолжала лелеять изображение мужичка.

— Тьфу ты! — Я в сердцах плюнул на пол каюты.

* * *

Остаток дня я провел за чтением Вальдераамы. Лишь под полночь, когда Альтаир уже посапывала, уронив на пол раскрытую Библию, мною овладела решимость предпринять активное вмешательство в судьбу своей пленницы. Судя по докладам, эсминец с персоналом базы совершил посадку в промышленном районе пятого мегаполиса. Набрав, номер полицейского управления, я попросил связаться с дежурным офицером. Он благожелательно поприветствовал меня, но когда я показал ему голограмму хозяина Альтаир, его лицо стало напряженным:

— Зачем он вам?

— Это человек из экипажа приземлившегося у вас эсминца. Мне просто надо задать ему пару вопросов.

Офицер засуетился, окрикнув кого-то вне передаваемого изображения, а потом, будто спохватившись, добавил:

— Как только мы найдем его, вам сообщат.

Ожидаючи сигнала из пятого мегаполиса, я заснул. Мне грезилось, будто я иду по горной пустоши, а впереди меня легко переступает босыми ногами по кочкам мха Альтаир. Я гляжу на нее сзади, и мне непреодолимо хочется повалить ее наземь. И только я догоняю свою соблазнительницу, только мне удалось удобно расположить ее, как некий невыносимый звук поднял меня с ее тела и повлек в облака...

Тут, наконец, я очнулся и включил передатчик. На меня смотрело легко узнаваемое лицо с оттопыренными ушами, толстыми губами и тонким носиком. Физиономия эта вдобавок все время меняла свое выражение. Неизменными оставались только пугающие, почти по совиному немигающие глаза, которые будто бы существовали отдельной жизнью.

— У вас возникли осложнения? — вдруг донесся до меня хриплый голос и только по шевелению губ я осознал, что звук этот принадлежит мужичку. Господи, он напоминает восставшего покойника", — почему-то подумалось мне, но вслух я сказал:

— Напротив. Никаких проблем у нас не возникло.

Тут я заставил себя натянуто усмехнуться. На его лице промелькнули сначала недоумение, потом испуг, который опять сменился непонятной гримасой. Почувствовав, что он тоже напряжен до предела, я немного успокоился:

— Вашему существу не удалось никого соблазнить, поэтому никто не пострадал. Вы не могли такого предвидеть?

— Она у вас? Она еще живая? — Его глаза загорелись безумным блеском, и он вытер ладонью губы, будто стирая проступившую слюну.

— Понимаю... — уже с иронией и слегка растягивая гласные, произнес я.— Вы не пялили ее, почитай уже вторые сутки. Бедняга...

— Вы не имеете права! — Он, судя по звуку, ударил кулаком по столу. — Она моя и вы должны отдать ее мне; Она не сможет жить без меня!

Я испугался, что его крик разбудит Альтаир, и уменьшил громкость:

— Хорошо. Я верну ее вам, но при условии, что вы расскажете, кого вы выращивали на базе.

В ответ мужичок захохотал, будто я задал идиотский вопрос. Он зашелся в каких-то эпилептических конвульсиях, разгневав меня. Вдруг он в мгновение ока смолк и опасливо прошептал:

— Мы там - это... Выращивали очаровательных самочек для состоятельных самцов... Жаль, что товар пришлось почти весь уничтожить...

Для него все было ясным, но я пробормотал, совершенно пораженный:

— Но как согласились селениты? Что они получали взамен душ?

Физиономия мужичка на секунду застыла, и он впервые уставился на меня с искренним изумлением:

— О чем это вы? Какие такие селениты?

Стало очевидным, что он ничего не знает об истинной подоплеке чуда воскрешения. Только я хотел распрощаться с ним и сказать, когда он может забрать Альтаир, как тихо скрипнула кровать и в тот же миг девочка с воплем бросилась на проекцию мужичка. Мне удалось схватить ее за руку, иначе бы она разбила аппарат. Но, с непонятно откуда взявшейся энергичностью, она брыкалась, кусалась, щипалась, царапалась, оставляя на моей коже алые полоски, совершенно обезумев и все время крича слова неведомого мне языка. В конце концов, я зажал ее дрожащее тельце, хотя она все еще тянулась свободной рукой к проекции мужичка и, захлебываясь соплями и слезами, звала его отчаянно и безнадежно.

— Вот видите, — перекричал стенания Альтаир ее хозяин. — Мой пупсик любит меня до умопомрачения.

Он самодовольно улыбнулся.

Не знаю, каким образом, но мне удалось выудить из висевшей на спинке кресла портупеи парализатор и заставить успокоиться ее возбужденное истерикой тело.

— Заберешь ее тотчас, мерзавец, — задыхаясь и вытирая вспотевший лоб, сказал я мужичку.