Автоматически отложились на осях и максимальные значения обобщенных характеристик, притом уже достигнутые, и на них тоже был построен параллелепипед. Все остальные фигуры оказались внутри этой максимальной, охватывающей. Так была показана в том же масштабе и в той же размерности степень совершенства пока несуществующего, но в принципе мыслимого транспортного средства, поскольку все его свойства уже сейчас реальны. Скорость у него, как у ракеты, груза он берет столько же, сколько корабль, от погоды зависит не больше, чем поезд, чем трубопровод…

И выяснилось с чрезвычайной наглядностью, что существующие виды транспорта, каждый в отдельности и даже все вместе, заполняют лишь ничтожную часть этого в принципе возможного объема, то есть что все они очень далеки от идеала – и не какой-нибудь там мечты, фантастики, а вполне трезвого идеала.

А дальнейшие расчеты показали, какой транспорт нужно развивать немедленно и всенепременно, чтобы если и не целиком, то хотя бы максимально заполнить этот в принципе возможный объем.

Нужны, оказалось, экранолеты – низко летящие аппараты на воздушной подушке. Но только не обычные экранолеты, давно известные, давно строящиеся, хотя и в малом числе, а с вертикальным взлетом и посадкой. Возможно, они были бы полезнее БАМа.

Бартини позвонил Д. Ф. Устинову, в то время кандидату в члены Политбюро и секретарю ЦК КПСС. Как всегда, Устинов немедленно согласился встретиться, только спросил, кого, по мнению Бартини, надо еще пригласить на разговор, какие ведомства должны в нем участвовать. Все транспортные, было решено, и все поставляющие технику транспорту.

Собрались на следующий же день прямо в девять утра. И все вроде бы прошло замечательно, решения приняли, записали. Но вернулся Бартини удрученный.

 – Можно убрать на полку, – кивнул на рулон с плакатами. – Не понимаете? Пожалуйста, скажу… После совещания Дмитрий Федорович задержал меня одного и говорит: «Роберт Людовигович, только вы уж нас подталкивайте время от времени, а то, знаете, без этого дело замрет…»

И опять, говоря строго, в этой идее не было ничего принципиально нового. Всего лишь брошен чуть более заинтересованный взгляд на старые истины и с несколько иной стороны. В 1971 году, беседуя с корреспондентом «Литературной газеты», Бартини остановился на противоречиях в свойствах самолёта и вертолета.

 – Самолёт хорошо летает, – напомнил Бартини, – но плохо поднимается и садится, вертолет хорошо поднимается и садится, но медленно летает. – И ответил на вопрос, есть ли выход из этих противоречий. – Есть. Выход – в такой конструкции корпуса летательного аппарата, при которой достигается единство противоположностей – единство таких функций, как функции крыла, фюзеляжа, оперения. Я полагаю, со временем под корпусом аппарата вместо шасси начнут использовать аэродинамический экран. Образующаяся при этом воздушная подушка сделает летательные аппараты будущего – экранолеты – всеаэродромными или, если угодно, безаэродромными: они смогут садиться и взлетать всюду… Всеаэродромные и вертикально взлетающие аппараты позволят транспорту сделать новый скачок. По монорельсовым эстакадным дорогам с околозвуковыми; и даже сверхзвуковыми скоростями пойдут поезда, скользящие по высоконапорной воздушной подушке. Таким способом будет осуществляться большая доля трансконтинентальных перевозок. Через океаны основной поток грузов будет переправляться не только сверхзвуковыми самолётами, но и крупными (грузоподъемностью в тысячи тонн) экранопланами-катамаранами…

Понятно, сказал корреспонденту Бартини, что частные задачи будут и в дальнейшем решаться «средствами специального назначения», что его оценка субъективна. «Но я уверен, что правильно организованная служба научного предвидения должна учитывать и подобные субъективные мнения наряду с использованием математических моделей, с тем чтобы в итоге выдать так называемый интегральный прогноз».

Стык грядущего и прошедшего,

Бегущее звено…

Р.Л. Бартини. Цепь.

Глава третья

1

Свою повесть Роберт Людовигович большей частью читал мне вслух, поскольку до перепечатки это была густая машинопись, через один интервал, со множеством исправлений и вставок от руки, почти неразборчивых. А доходя до лирических описаний вольного баронского житья-бытья в Фиуме, Риме, Венеции, иногда откладывал страницы:

 – Ну, там, сами понимаете, особняк, парк, а также еще это, по-нынешнему – обслуживание… Может, я кое-что лишнее отсюда выброшу, чтобы не мешало.

В самом деле, уж очень далеко отстоят друг от друга маленький выхоленный барон с кудрями до плеч, в черном бархатном камзольчике с кружевным воротничком и руководитель Опытного конструкторского бюро, завода, гражданин СССР… Главный конструктор усмехнулся, когда его спросили, не ощущает ли он иногда и сейчас у себя на плечах этот бархатный камзольчик, – как все ..мы временами возвращаемся чувствами в свое детство…

 – А разве Бартини – итальянец? По науке – нет… Если рассматривать человека как биологическую особь, как собрание клеток, то за годы, что я прожил в Советском Союзе, все мои клетки успели смениться минимум трижды: давно ушли в землю все вещества, из которых я был когда-то составлен, и, значит, перед вами не итальянские оливки, а русская картошка!

…Мальчик в теплом средиземноморском городе гуляет с собакой, старой умной Алисой, в саду при вице-губернаторской резиденции, по лужайке, окаймленной подстриженными кустами туи и буксуса; поднимается по мраморной лестнице дома, идет в отцовскую библиотеку, куда вход /ВО всякое время разрешен только ему, любимому Роберто, достает фолианты из темных шкафов, листает. Отрывается от книги, прислушивается, как далеко, на своей половине, играет на рояле донна Паола, мама…

…Главный конструктор, жесткий человек, облеченный большой властью и такой же ответственностью, выходит из подъезда на широком проспекте в Москве, поеживаясь, прячет лицо в воротник от косо летящего мокрого ноябрьского снега, садится в машину, едет на завод.

В то утро мы условились, что я снова приду к нему дней через десять. А через неделю его не стало.

…Роберто ди Бартини в Венеции, в ресторане, в компании богатых молодых людей, веселящихся на карнавале, расспрашивает артиста, мага-гастролера, о его таинственном искусстве – шарлатанство оно или наука? «Примерно пополам», – говорит маг и предлагает обследовать присутствующих на предмет обнаружения у них свойств, называемых телепатическими. Хохот, от которого звенят синеватые хрустальные бокалы: оказывается, по части телепатии пятнадцатилетний Роберто может поспорить с самим маэстро.

Между прочим, не стану относить это к телепатии, но бывало, и не раз, что Бартини отвечал на мои вопросы, возражения раньше, чем я успевал слово вымолвить. Вероятно все же, здесь было просто знание людей.

…И тюремное ЦКБ-29. Не верю, что он этого не предвидел. Спастись, надо полагать, не мог – слишком известен стал к тому времени. Но откуда у него потом и до самого конца брались силы, желание работать? Другого выхода не было? Был, в конце концов он мог и на родину уехать. В Италии он по-прежнему числился в их компартии командированным в СССР, сам Луиджи Лонго вручил ему в Москве значок ветерана ИКП. Талант рвал его вперед, жажда самовыразиться? Или он сохранил какие-то прежние общественные, политические устои?

…И сообщение в «Известиях», в вечернем выпуске 8 августа 1967 года: «В Кремле 8 августа группе товарищей были вручены ордена и медали Советского Союза… Ордена Ленина за заслуги перед Советским государством вручены Маршалу Советского Союза В.Д. Соколовскому, министру судостроительной промышленности Б.Е. Бутоме, министру радиопромышленности В.Д. Калмыкову, генералу армии П.И. Батову, тов. Р.Л. Бартини, постоянному представителю СССР в Организации Объединенных Наций Н.Т. Федоренко».