Уже прогремели победные салюты: вслед за фашистской Германией была повержена милитаристская Япония. Казалось, что открыты пути дальнейшего успешного развития советско-канадских отношений, расширения установившегося во время войны сотрудничества и взаимопонимания. Но такое возможное развитие событий вступало в противоречие с установкой реакционных кругов Запада и нового президента США Гарри Трумэна. Опасаясь сильно возросшего международного авторитета Советского Союза, американская реакция стала провоцировать конфликты, направленные против нашей страны. Одна из таких громких провокаций неожиданно произошла в Канаде.

5 сентября 1945 года, через месяц после того, как американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму, сотрудник советского военного аппарата в Оттаве, шифровальщик лейтенант Игорь Гузенко, как утверждали местные власти, украв «важные секретные документы», обратился с просьбой о политическом убежище. С этого момента в Канаде под руководством британских советников и при негласном сотрудничестве американских спецслужб начала раскручиваться спираль шумной антисоветской кампании.

Должен сказать, что, несмотря на тягостную атмосферу, которую создавали вокруг нас власти и реакционные круги, я всегда верил, что придет время, когда между нашими народа ми исчезнет эта искусственно создаваемая стена отчужденности и враждебности.

Сейчас, критически анализируя «дело Гузенко», не могу поверить в распространенный тогда миф о том, что он самостоятельно принял решение изменить Родине. Сопоставляю этот случай с многочисленными примерами активных попыток западных спецслужб, в первую очередь ЦРУ, склонить к бегству на Запад именно советских шифровальщиков. Шифровальные органы являются, так сказать, приоритетными объектами, к проникновению в которые постоянно устремлены усилия иностранных разведок. В связи с этим представляют несомненный интерес данные американского юриста Уильяма Шэппа, обнародованные агентством Канадиен Пресс в 1978 году, о том, что деятельность ЦРУ в Канаде «сопровождается подкупами и шантажом, стремлением манипулировать мнением канадцев и направлять развитие событий в угодном для США направлении», не считаясь с национальными интересами Канады. В подкрепление этого сообщения агентство утверждало, что в американском посольстве в Оттаве скрывается по меньшей мере «два десятка представителей ЦРУ, занимающихся шпионажем».

В свете этих фактов трудно отделаться от мысли о вполне реальном участии американской разведки в инспирации бегства Гузенко, тем более что твердо установлено: в широком пропагандистском использовании «данного источника» против нашей страны главная роль принадлежала именно ЦРУ.

Что же представлял собой этот дезертир?

Игорь Гузенко был военнослужащим и подлежал отправке в действующую армию. Но в разгар войны каким-то образом ему удалось избежать участия в боевых действиях. В середине 1943 года он приехал в Канаду в составе создававшегося тогда военного атташата во главе с полковником Заботиным. В советской колонии он сразу же отгородился от других стеной равнодушия и замкнутости. Чурался он и своих коллег. Так же вела себя и его жена.

Можно только догадываться, что Гузенко искал пути к выезду за границу с далеко идущими целями. Об этом говорит и скрытый смысл его собственных признаний в «автобиографической» книге под претенциозным названием «Железный за навес», отредактированной хозяевами из канадской контрразведки и изданной в 1948 году.

Поскольку наши читатели вряд ли знакомы с этим опусом, стоит несколько подробнее остановиться на том, как изменник рисует свою прошлую жизнь в Советском Союзе.

Уже с первых страниц нельзя отделаться от ощущения, что это не собственный рассказ Гузенко, а в большей мере сочинение его кураторов из канадской и английской, а вероятно, и американской спецслужб. Об этом невольно проговаривается в предисловии и сам издатель: «Для опубликования книги оказалось необходимым сотни страниц, написанные Гузенко, привести в читабельную форму. С этой целью А.В.Обрайен из Монреаля, по существу, сделал книгу заново».

Видимо, по недосмотру редактор оставил в книге некоторые эпизоды, которые ярко характеризуют подлинную натуру «автора». Например, Гузенко описывает, как однажды, вернувшись с собрания, на котором незаслуженно исключили из комсомола его подругу, некую Потемкину (наш герой вместе с некоторыми другими соучастниками испугался ее поддержать), он рассказал об этом эпизоде своей матери. Та, женщина, по-видимому, с обостренным чувством справедливости, стала осуждать решение собрания и трусливое поведение сына. Грубо оборвав ее, Гузенко пригрозил «донести куда следует» о «враждебных» высказываниях матери. Тогда он не пошел дальше угроз. А в 1945 году выполнил свой замысел — предал и мать, и сестру, поставив их своей изменой под удар. А всю вину за это сваливал на советские власти, якобы толкнувшие его на этот шаг.

Да, в те времена сталинских указов об ответственности родственников за преступления их близких Гузенко сознательно обрекал и мать, и сестру на тяжелую участь. На фоне такой бессердечности фальшиво звучат «высокие доводы» изменника относительно заботы о благе человечества.

Все, кто знал Гузенко, в том числе и более или менее близко общавшиеся с ним в Канаде коллеги, не имели ни малейшего сомнения относительно его «храбрости». Один из них засвидетельствовал, что, прочитав в газете сообщение о взрыве американской атомной бомбы над Хиросимой, Гузенко побледнел как полотно. Он был смертельно испуган, и можно с полным основанием предположить, как этот трус стал немедленно искать надежное убежище. То, что Гузенко страдал патологической трусливостью, было не новостью для окружающих. Он предпринимал лихорадочные усилия, чтобы не попасть на фронт. В 1944 году начальник военной миссии Заботин получил предписание из Москвы откомандировать Гузенко на Родину для прохождения дальнейшей воинской службы, но он сумел уговорить своего шефа оставить его в Канаде еще на год. Когда же летом следующего года поступил категорический приказ об откомандировании в Москву, Гузенко всячески оттягивал отъезд, вплоть до момента бегства в сентябре.

Оказавшись по другую сторону баррикады, Гузенко, говоря словами Белинского, стал «мстить за свое ничтожество». Он лгал без зазрения совести, выдумывая «красочные подробности» из жизни военного атташата и советской миссии в Канаде. Желая выслужиться перед новыми хозяевами, клеветал на честных канадцев, когда-либо посещавших наше представительство и искренне стремившихся во время войны чем-либо помочь советскому народу. Всех их предатель безосновательно зачислил в «шпионы Москвы», способствуя тем самым раздуванию антисоветской шумихи.

Дело о «советском шпионаже», начатое на основании показаний Гузенко, разворачивалось властями по подсказке специальных служб Вашингтона таким образом, чтобы не только нанести максимальный ущерб нашим позициям в Канаде, перспективам развития отношений с этой страной, но и ударить по прогрессивным силам как в Канаде, так и в Англии и США.

В феврале 1946 года была создана так называемая «королевская комиссия» по расследованию дел о шпионаже по показаниям Гузенко. Однако еще до того, как она приступила к работе, 4 февраля американский журналист Дрю Пирсон вы ступил по радио с сообщением, что премьер-министр Канады Маккензи Кинг докладывал президенту Трумэну о «канадском шпионаже». По всем данным, это была целенаправленная «утечка информации» для американской администрации, заинтересованной в развязывании широкомасштабной антисоветской кампании.

«Дело Гузенко» получило сильный импульс. В Канаде реакция развернула «охоту за ведьмами» по примеру США. Политические взгляды отдельных лиц стали поводом для увольнений, отказа от приема на государственную службу.

Доклад «королевской комиссии» был представлен в июле 1946 года, а материалы, полученные ею в ходе следствия, опубликованы только в 1981 году — тридцать пять лет спустя.

С 1 по 13 февраля 1946 года комиссия заседала при закрытых дверях, а 15-го были арестованы двенадцать человек. Тогда же премьер-министр выступил с первым публичным заявлением.