Сержант неслышно соскочил с лошади, доставая правой рукой из-за пояса пистолет, левой призывно махнул драгунам. Четверо из них тотчас очутились на земле, застыли за сержантом с мушкетами в руках. Двое оставшихся драгун, приняв от товарищей поводья их скакунов, превратились на время в коноводов, одновременно прикрывая группу сержанта с тыла.

Пригнувшись как можно ниже к земле, сжимая в руке пистолет, сержант короткими перебежками направился к кусту, за которым исчезли неизвестные. Раздвинув перед собой траву, глянул вниз по склону, откуда с невидимого дна оврага доносилось журчание ручья. С трудом просматривались группы кустарника и несколько отдельно растущих деревьев, а дальше все скрывала непроницаемая для глаз сплошная стена тумана и моросящего дождя. Плохо дело! Незнакомцы где-то рядом, и, не видя их, можно легко обнаружить свое присутствие, сразу превратившись из охотника в дичь. Однако медлить также нельзя — они в любой миг могут перебраться через ручей и очутиться на шведской стороне оврага. Значит, вниз по склону и осторожность, осторожность! Сержант двинулся на шум ручья и вскоре услышал чавканье грязи под чьими-то шагами и приглушенные голоса. Осторожно раздвинув перед собой траву, он увидел трех человек, пытавшихся перебраться на противоположный берег широкого, вздувшегося от дождей ручья. Один, повыше ростом и с длинной жердью-слегой в руках, шел по его течению первым, двое других, подняв полы плащей, двигались за ним. Хотя троица находилась всего в нескольких шагах от суши, вода доходила им до верха ботфорт, и незнакомец, промерявший слегой дно ручья, никак не мог найти подходящего для переправы места.

Увиденная картина успокоила сержанта. Эти трое не торопились перебираться на другой берег, выискивая наиболее удобное место. А ведь обнаружь они за собой погоню, наверняка бросились бы через ручей не раздумывая. Сделав этот вывод и наметив план действий, сержант быстро пополз обратно…

Незнакомец со слегой приблизился к наполовину затопленному кусту верболаза, и из-за того неожиданно выступили трое в русской драгунской форме. Посредине — сержант с пистолетом в руке, по бокам — двое солдат с мушкетами. Одновременно из травы на берегу поднялась еще пара драгун с мушкетами наперевес.

— Стой! Кто такие? — прозвучал голос сержанта.

Человек со слегой остановился как вкопанный, один из следовавших за ним тоже замер на месте, однако третий незнакомец решительно направился к сержанту.

— Свои. Не видишь, что ли? — раздался его ответ тоже по-русски.

Незнакомец встал против сержанта, распахнул на груди плащ, и командир патруля по шитью на воротнике камзола и по металлическому офицерскому нагрудному знаку определил, что перед ним капитан русской армии. А незнакомец, уперев руки в бока, строго смотрел на сержанта.

— Как стоишь перед офицером, подлец? Кто таков? Из чьего полка? — сыпались один за другим вопросы капитана.

Случись подобное в иной обстановке или в мирное время, служаку-сержанта наверняка объял бы ужас, однако сейчас в его голове крепко сидели слова полкового командира, всегда заканчивавшего инструктаж драгунам одним и тем же наставлением: «В разведке и при патрулировании лишь тот свой, кто знает пароль». Поэтому, не опуская пистолета, направленного на незнакомцев, сержант коротко бросил:

— Пароль?

— Как стоишь? Как разговариваешь с офицером, мерзавец? — повысил голос капитан.

— Пароль? — упрямо повторил сержант, и ствол его пистолета уставился в лоб капитана.

— Пароль? Сейчас услышишь. Только подойду ближе, чтобы не кричать на всю округу.

Капитан сделал шаг к сержанту и, выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил ему в грудь. В тот же миг пистолеты оказались и в руках спутников капитана, один из которых молниеносно развернулся в сторону драгун, стоящих на берегу ручья. Последнее, что увидел сержант, нажимая на курок, были вспышки огня из стволов чужих пистолетов и искривленное болью лицо врага…

Какое-то время после пистолетной трескотни в овраге стояла мертвая тишина, первым ее нарушил незнакомец, который до встречи с патрульными промерял дно ручья.

— Никто из драгун не шевелится. Мы уложили всех наповал, Саксе.

— А они ухлопали у нас Бредера. Идиот, не мог вовремя отскочить в сторону. Видел нее, что сержант не из шутников.

— Поделом этой свинье, Бредеру. Если бы ни его вечная боязнь промочить ноги и схватить ангину, мы давно перешли бы ручей.

— Черт с ним, Бредером, лучше подумаем, что теперь делать нам. Мы наткнулись на драгун, а они вряд ли патрулировали пешими. Значит, недалеко их товарищи, которым они оставили своих лошадей.

— Верно. Клянусь всеми святыми, что они уже спешат на выстрелы. Какого дьявола ты устроил эту канонаду? Не мог сказать сержанту, что мы посланы в разведку? Или у нас на лбу написано, что мы перебегаем к шведам?

— Покойник-сержант был намного умнее тебя, Фок. Какой болван отправляется в разведку за час до рассвета?

— Не будем ссориться, у нас есть дела поважнее. И первым делом нужно перебраться через этот злосчастный ручей. Клянусь всеми святыми, что я сейчас перемахну его в один миг…

Деревянный пол горницы прогибался и жалобно стонал под тяжелыми шагами Меншикова. Заложив руки за спину и сердито попыхивая трубкой, он дважды прошелся из угла и угол, остановился против Голоты.

— Повтори еще раз о Левенгаупте, полковник.

Собственно, Меншиков мог вполне обойтись без сообщения полковника. О выступлении из Прибалтики шведского вспомогательного корпуса под командованием генерала Левенгаупта царь Петр и он узнали еще два месяца назад и с тех пор пристально следили за маршрутом его следования. У Александра Даниловича до сего времени стояли перед глазами несколько строчек письма Кирилла Нарышкина:

То письмо было отправлено в начале июля 1708 года, когда шведский корпус только начинал свой путь. Он двигался на соединение с армией короля Карла, который незадолго до этого вторгся в пределы России. Недовольный ходом военных действий на побережье Балтики, где его войска потерпели ряд неудач, юный король решил поразить своего противника в самое сердце — захватить Москву. Но героическое сопротивление русской армии, а также отпор захватчикам со стороны белорусского населения сильно замедлили наступление шведских войск и сорвали планы Карла. Сейчас королевская армия, понеся значительные людские потери и испытывая недостаток в провизии и боевых припасах, с нетерпением ждала подкреплений. А корпус генерала Левенгаупта, сопровождаемый огромным обозом, был уже рядом…

И если до этого своим главным противником царь Петр считал войска короля Карла, с которыми русская армия вела почти непрерывные бои, то теперь не менее опасным врагом становился и Левенгаупт. Начиная разговор с Голотой, Меншиков хотел узнать, понимают ли другие всю опасность появления по ту сторону Днепра, в непосредственной близости от русских войск, отборного, еще не потрепанного в сражениях шведского корпуса. Отвлекшись от своих мыслей, Александр Данилович вслушался в глуховатую, неторопливую речь казачьего полковника.

— …Лифляндию и Литву Левенгаупт минул без помех, а на Белой Руси, край которой шведам неведом, начал рыскать по лесам и болотам словно с завязанными очами. Но сейчас, когда полковник Тетеря привел к нему изменников-сердюков[12], положение генерала стало иным. Казаки знают те места не хуже нашего, а потому без труда смогут вывести неприятелей из чащоб и указать им верный путь к лагерю короля.