— Да? А как, по-твоему, я буду их предупреждать?

— Почем я знаю? — досадливо поморщилась девочка. — Может, у тебя есть рация!

— Разве я похож на парня, у которого столько денег, чтобы купить рацию?

— Отстань! Я знаю только одно: я иду в Атику той дорогой, которую наметила. И я не понимаю, почему тебя так это волнует.

— А я тебе объясню. Через Долину Покоя новичок не пройдет, тем более ты! Ты просто не знаешь, куда идешь.

Девочка покачала головой и стала собираться в путь. Добер сидел и наблюдал за ее сборами. Она была упряма, как любой пацан ее возраста. Чем больше его отговаривают, тем тверже он стоит на своем.

— Так ты идешь? — на всякий случай еще раз спросил Добер.

— Иду.

— Тогда я пойду с тобой!

Она замерла и перевела на него полные подозрения глаза.

— Ты спятил? Ты же собирался здесь отдыхать?

— Я прекрасно выспался. Здесь я расслаблюсь, а это может повлечь за собой нежелательные последствия. Проведу тебя через Долину, раз уж тебе так хочется.

— У меня нет денег, чтобы оплачивать услуги проводника.

— А я не проводник. Мне нужно в Атику. Руки Медянки сжались в кулачки, и девочка, наступая на Добера, злобно прошипела:

— Послушай, приятель, мне знакомы эти шутки. Если ты надеешься меня продать, то имей в виду, что живот тебе распороть я успею в любом случае. Какого черта ты увязался за мной? Я тебя не звала и не позволю, чтобы мне указывали, как поступать!

Добер прямо в ее светлые глаза, пылающие ненавистью, сказал:

— Ты хоть сама и маленькая, но дура большая. Мне просто тебя жалко. Я не так часто кого-нибудь жалею, поэтому и прогуляюсь с тобой немного. Как только мы пересечем Долину, то сразу же распрощаемся.

Она отступила, смерив Добера подозрительным взглядом, и проворчала:

— Да уж, с таким амбалом мне будет спокойнее. Но имей в виду — я тоже стрелять умею.

— Прекрасное качество, — усмехнулся Добер.

Через пять минут сборы были окончены, печка погашена. Добер первым вышел из бункера, вдохнул утренний воздух, осмотрелся, прислушался и с помощью компаса определил направление движения. Медянка стояла рядом тихо, словно тень.

Когда Добер зашагал по камням, она пошла на три шага сзади, все так же молча, видимо смирившись с появлением нежеланного попутчика. День был хороший, на горизонте не теснились тучи — предвестники ливней или смерчей. Тишину нарушали звуки только природного происхождения: постукивали камни, сдвинутые с места ногами путников, попискивали в кустах мелкие пташки.

Добер молчал, предпочитая не сбивать дыхание, чтобы не потерять хороший темп. Медянка тоже молчала.

Через два часа пути он начал удивляться, как это маленькое существо, которое гораздо слабее его, до сих пор не пожаловалось и не попросило идти помедленнее. Она не отставала, не делала лишних движений и не создавала шума. Добер с тоской подумал о том, сколько должны были исходить эти маленькие ноги, чтобы девочка могла без устали следовать за тренированным мужчиной.

В этот день им вообще никто не встретился, что Добер счел добрым знаком. Только однажды, уже под вечер, они увидели вдалеке, на уступе, жилище отшельника.

Первое, что сказала Медянка, когда они, уже в полной темноте, остановились на ночлег, было:

— Хорошо ходишь.

— А ты хорошо молчишь, — отозвался Добер.

— А зачем при таком темпе сбивать дыхание? — удивленно поинтересовалась девочка. — Без тебя я бы шла медленнее.

— А ты отказывалась! — напомнил мужчина.

— Между прочим, я и сейчас не знаю твоих истинных намерений. Я ни разу не встречала таких, которые, едва познакомившись, набиваются в провожатые.

— А я не видал одиночек, которые лезут в опасные места, даже не представляя, что там их может ждать.

— Я уверена, что ничего особенного в Долине нет, — твердо заявила девочка. — Все чересчур расписывают тамошние ужасы, а раз много этого самого «чересчур», — значит, вранье!

— А мне ты поверишь? — спросил Добер. — Хотя зачем я буду трепать языком, ты все увидишь сама!

— Я думаю, что в Долине, как и везде, гибнут от собственной неосторожности, — заявила Медянка.

— Ну, в какой-то мере ты права. Спи. Завтра нам придется идти быстрее, чтобы к ночи достигнуть границы Долины. На следующий день к вечеру мы должны выйти из Долины. В сумерках я не рискну там оставаться.

Медянка кивнула и, накрывшись легким одеялом, которое носила за спиной, улеглась спать. Добер сидел около маленького костра и раздумывал о том, с чем им придется столкнуться через день. Когда он взглянул на девочку, то обнаружил, что она крепко спит, уже не сжимая в руке свой штырь. Ему сделалось одновременно и тоскливо и приятно. Такой маленький ребенок в этих диких местах — и доверился первому встречному после двух дней знакомства. Добер представил себе, что с ней было бы, окажись на его месте кто-то другой, но поскорее отогнал от себя жуткие картины. Думать о том, что «было бы, если бы», он считал вреднейшим занятием.

Он посидел еще немного и, не заметив ничего подозрительного, тоже улегся спать.

На следующее утро он проснулся с мыслью о том, что надо бы разузнать побольше об этой бесстрашной крошке. Хотя и предчувствовал, что сделать это будет непросто — Медянка и так подозревала его, а Добер не хотел усиливать ее подозрительность.

Когда они завтракали сухарями и кофе, он кинул пробный шар:

— У тебя настолько срочные дела в Атике, что ты боишься потерять неделю на обход Долины?

Девочка, хрустя сухарем, ответила:

— Нет, не очень срочные. Просто не люблю терять время.

— А потерять голову тебе хочется? — не удержался Добер.

— Да что ты меня все время пугаешь? — возмутилась она. — Ты сам-то в этой Долине сколько раз был?

— Четыре.

— Ну вот!

— И откуда ты идешь?

— С Черных болот.

— Ну и место! — вздохнул Добер. — Получше не нашлось?

— Не, там у меня приятель. А ты был на Черных болотах?

— Приходилось года два назад. Ну и вонища там!

— Зато туда мюрдеры не ходят. Там поселок, прямо в центре болот, на острове.

— А что твой приятель с тобой не пошел?

— Ему ногу прострелили. Весной шатуны на поселок позарились. А в Атике живет дядька моего приятеля, вот я и иду ему сказать, чтобы подкинул нам палаток да патронов.

Добер кивнул. Он очень слабо представлял себе, как можно жить посредине Черных болот, где полно огромных насекомых и отвратительный запах. Но что такое насекомые по сравнению со страхом, вызываемым набегами мюрдеров?

— И твои родители живут там, на острове? Медянка внимательно разглядывала шнурки на своих высоких грубых ботинках. Шнуркам оставалось жить очень недолго.

— Не, — проговорила она, ощупывая наиболее потертые места, — их нет, я их и не помню.

— А родственники?

— Какие, к черту, родственники, если я не знаю, кто были мои родители?

— Так ты одна?

— А я, между прочим, сразу сказала тебе, что я — одиночка. И прекрати меня допрашивать!

— Я не допрашиваю. Просто интересно, зачем ты шатаешься по степям, вместо того чтобы спокойно жить в своем болоте.

— Сам и живи в болоте! Уж лучше десять мюрдеров, чем одна тварь, после которой остаются волдыри!

— Тьфу! — Он непроизвольно огляделся. — Нашла чего вспомнить!

Медянка усмехнулась:

— А теперь ты мне скажи: у тебя что, дел нету? Почему ты решил потерять столько времени?

Добер вздохнул — вот она, расплата. За удовлетворение любопытства приходится расплачиваться той же монетой.

— Дел у меня сейчас нет, — ответил он. — Я ведь хотел недельку отдохнуть. Тем более что в Атике у меня есть знакомые.

— Ах, все-таки в Атике! Знакомые! Все-таки есть! А ты сказал, что за Долиной мы распрощаемся?

— Сказал. И попрощаемся. Я пойду другой дорогой, если тебе покажется, что я собираюсь тебя продать.

Она ограничилась тем, что сжала губы. Обмен информацией был закончен, они поднялись и продолжили путь.

Скалы становились все выше. Добер знал, что это верный признак того, что приближается Долина Покоя. Он все убыстрял темп, чтобы к вечеру достигнуть известного ему убежища на границе Долины. Там можно было спать абсолютно спокойно — с внешней стороны вряд ли бы нашлись желающие побеспокоить их. Те же, что жили внутри, никогда эту границу не пересекали.