Другие виды сопряженности связаны с одомашниванием животных, развитием сельского хозяйства, ростом городских поселений и возникновением классовых обществ.
С развитием торговли возникла потребность в надежной коммуникации и учете, что помогло стимулировать появление и развитие письменности в Азии, Центральной Америке и на Ближнем Востоке. Письменность поддерживает социальные взаимодействия беспрецедентной сложности и оказывает мощное воздействие на человеческий разум. Как выразился Уолтер Онг, «письменность - это технология, которая перестраивает мышление».
Умение читать объединило все области разума вокруг единой цели - распознавания и расшифровки текстов.
Письменность облекает идеи в осязаемую форму, что позволяет абстрагироваться и анализировать их. В бесписьменных культурах это невозможно. К примеру, расцвету греческой философии и науки предшествовало распространение письменности через города материковой Ереции и их колонии на территории современной Турции. Ерамотность сделала возможным формирование сложных суждений на основании более разнообразных источников.
Письменность позволяет возвращаться к прочитанному и внимательно изучать аргументы автора, другими словами, анализировать его риторические и логические инструменты. С этой точки зрения, даже разговорный язык несет отпечаток когнитивных отношений, заключенных в письменной форме.
В истории древних цивилизаций заметны первые признаки того, что отношения между человеком и техникой характеризуются не только собственническим инстинктом и ценностью вещи, но и осознанием возможных изменений в использовании и владении ею - иначе говоря, осознанным и намеренным многообразием сопряженностей. Лучшее доказательство тому обнаружено в Микенах, одном из центров средиземноморской цивилизации, расцвет которого приходится примерно на 1600—1100 годы до н. э. Похоронные ритуалы этой культуры свидетельствуют о том, что мечи рассматривались как продолжение их владельцев. По утверждению Ламброса Малафуриса, преподавателя Оксфордского университета и одного из ведущих специалистов в области когнитивной археологии, микенские мечи были не просто оружием, они образовывали со своими владельцами своеобразный симбиоз типа «человек - предмет». В отличие от прежних самодельных стрел, луков и копий хорошие мечи изготавливались искусными оружейниками, стоили немалых денег и славились не только богатой отделкой, но и надежностью в бою. Не вызывает удивления и тот факт, что представители самых разных древних цивилизаций - от Греции до Японии - разделяли общее убеждение: в каждом клинке живет душа. Микенцы относились к мечам с большим уважением и хоронили их вместе с владельцами, полагая, что хозяин и его клинок связаны неразрывными узами.
Итак, в сопряженности нет ничего революционно нового. Именно она делает человека человеком, формирует наше самосознание. От нее зависело, сможет ли наш предок выжить среди грозных хищников, перехитрить своих неандертальских и кроманьонских собратьев и расселиться на огромной территории 40 тысяч лет назад. Сопряженность не потеряла своей важности и сегодня.
Давайте рассмотрим простой пример преимущественно физической, телесной грани сопряженности: воздействие, которое оказывают технологии на «схему тела». (Здесь требуется уточнение: «преимущественно физической грани», потому что четкой границы между физической и когнитивной сопряженностью не существует. Все виды сопряженности, меняющие тело, оказывают влияние на мозг и разум, а виды сопряженности, направленные на изменение когнитивных возможностей, частично включают в себя «телесный» компонент.) «Схема тела» - это модель, формируемая разумом. В ней заложена информация о том, как далеко мы можем протянуть руку, каким образом ориентируемся в пространстве и сколько места занимаем. «Схема тела» важна, поскольку помогает благополучно жить в современном мире. Чтобы взять чашку, необходимо осознавать, как длинна ваша рука и насколько широко вы способны расставить пальцы; чтобы сойти вниз по лестнице, нужно иметь представление о том, как распрямить ногу, не теряя равновесия.
«Схема тела» способна изменяться. Когда мозг Идой начал воспринимать механическую руку не как инструмент, а как часть тела, обезьяна перестала отличать ее от любой другой из своих конечностей, то есть «схема тела» макаки включила в себя руку робота. Даже если дело не касается напрямую подобных высокотехнологических изобретений, люди способны так приноровиться к управлению инструментами, что те станут продолжениями их самих.
Рассмотрим слепца и его трость (любимый пример философов). Слепец точно знает, что держит трость, когда сидит и сжимает ее в руках: он может измерить ее длину, ощущает вес, проверяет на гибкость и так далее. Как только он поднимается на ноги и прощупывает тростью путь, сознание сосредоточивается на информации, передаваемой с помощью трости: слепец может определить местоположение предметов на расстоянии нескольких шагов. Трость становится продолжением руки. Эти преобразования происходят довольно быстро. Обезьяны изменяют «схему тела», как только берут в руки простое орудие: грабли или палку с зажимом на конце, чтобы схватить еду.
Технологии беззастенчиво внедряются в «схему тела», пользуясь ее точностью, гибкостью и изменчивостью. Учитывая нашу зависимость - и обособленно, и как вид в целом - от хороших орудий труда, вполне обоснован тот факт, что мы развили в себе способность включать устройства в «схему тела». Мы учимся уверенному использованию инструментов - так, чтобы не задумываться о них постоянно, иметь возможность полностью сосредоточиваться на той информации, которую они предоставляют нам об окружающем мире.
Впрочем, не все технологические добавления к «схеме тела» идут нам на пользу. Яркий тому пример - фантомная вибрация мобильного телефона, ощущение, что сотовый телефон или пейджер гудит где-то в кармане, даже если это не так. Опрос медицинских работников в одной из бостонских больниц показал, что две трети респондентов испытывали фантомные вибрации мобильного телефона (психолог Дэвид Ларами назвал это явление «вибротревогой»). Наиболее восприимчивы те, кто регулярно носят мобильные телефоны в кармане рубашки или брюк, рядом с областями, где расположено особенно много нервных окончаний.
Что служит этому причиной? Ученые считают, что наша кожа так привыкла к вибрации мобильного телефона, что мы иногда ошибочно принимаем за телефон прикосновение ткани или простой мышечный спазм. По выражению нейропсихолога Уильяма Барра, создается впечатление, что сотовые телефоны входят в «нейроматрицу тела». «Если вы пользуетесь мобильным телефоном, он становится частью вас», особенно когда нельзя пропускать звонки. Врачи и медицинские работники бостонской больницы заметили за собой привычку непрерывно проверять свои пейджеры и телефоны и нередко ощущали фантомные вибрации. Студенты-медики усвоили, что постоянная проверка устройства позволяет избежать последствий возможной ошибки. Как объяснил старший врач, если студенты не отвечают на звонки, «все летит к чертям».
Участники мэрилендского эксперимента 2010 года, которые сутки не выходили в Сеть, также испытали «вибротревогу». «Я ясно ощущал ее признаки, даже слышал, как звонит мой выключенный телефон», - сообщил один из студентов. «Звонки, которых на самом деле не было, меня немного напугали, - признался другой. - Я еще сильнее привязался к телефону». Опросы конца 2000-х годов показали, что в таких различных местах, как Ирак и Калифорния, 70 процентов владельцев сотовых ощущают фантомные вибрации. Легко предположить, что по всему миру около трех миллиардов людей думают, что идет вызов, хотя на деле это не так. В опросе американских студентов в 2012 году 89 процентов респондентов ответили, что ощущают вибротревогу несколько раз в месяц.
Людям свойственно взаимодействовать с инструментами и техникой непринужденно и естественно, будь то кисть для каллиграфии, мотоцикл или меч. Со временем орудия перестают быть просто орудиями и становятся продолжением нас самих, еще одним органом чувств, с помощью которого мы познаем мир.
