Справившись с минутным раздражением, капитан мысленно вернулся к прерванной лекции: по логике вещей следует переходить к хромосомам. Передние отростки пробежали по клавишам, открывая нужную закладку. По мнению ученого сообщества, на планете, к которой они приближаются, дело обстоит так: каждый сперматозоид и каждая яйцеклетка содержит по 23 хромосомы, составленные из кусочков хромосомного набора, полученного от родителей. В момент зачатия гены смешиваются и перетасовываются случайным образом. Это непреложное правило касается самых разных форм жизни, возникших в процессе эволюции: и растений, и животных, – лишь бы они размножались половым путем…

Он вздохнул и погрузился в математические выкладки, иллюстрирующие процесс. Работал до самых сумерек, наверстывая время, даже не вспомнив про обед.

Из окна потянуло вечерней прохладой. Завершив очередную главу, он спустился с чердака. Действуя машинально и рассеянно, разогрел вчерашние макароны.

Сквозь дверной проем виднелся угол веранды, высокое крыльцо, освещенное лампочкой, висящей на длинном шнуре. В темноте, залившей участок, ее свет казался пронзительным. Вокруг вилась мошкара – неотступно, как навязчивые мысли.

«Завтра. Завтра решится», – подхватил сковородку и водрузил на стол. Тыкал вилкой в слипшиеся макароны. Жевал, считая потерянные дни: начни он неделю назад, давным-давно замок был бы починен. Покончив с ужином, сложил в таз грязную посуду, залил водой.

С чашкой простокваши в руке вышел, уже привычно подпер дверь. Перед соседским участком темнел силуэт машины.

«Не уехали, – отметил с неудовольствием. – А что, если?.. Нет, вряд ли…»

Вчера, когда стоял у окна, перетаптывался босыми ногами, эта мысль как-то не сложилась. Просто не мог себе представить, что та девочка может управлять такой огромной машиной. Дочь ближайших соседей. Приходила к матери – за цветочной рассадой.

Приоткрыл калитку. Сделал несколько шагов, осторожно, словно входя в озеро, невидимое во мраке. Вода начиналась от самого забора, огораживающего клочок суши, с которого только что сошел в воду. Пока что неглубокую…

Лампочка, пылавшая за спиной, выдавала его присутствие. Точнее, могла выдать, если бы женщина, скрывавшаяся в соседнем доме, подошла к окну. Возможно, она и подошла и теперь стояла, скрываясь за занавесками… Как сам он – вчера.

Он двинулся вперед, крадучись, стараясь держаться поближе к забору. Искусственный источник света скрылся за углом. Казалось, свет льется ниоткуда, висит золотистым облаком, словно сам по себе, как, собственно, и до́лжно на исходе второго дня, когда руки бога, творящего мир, еще не дошли до источников света – прямого и отраженного: солнца и луны. До этого надо пережить еще один день – третий, когда по божьему велению из земли произрастет трава, сеющая семя, и дерево, приносящее плод по роду его.

Кусты и деревья, образующие кромку леса, сливались в темную неразличимую массу.

Обратно он шел уже решительным шагом, всем своим видом показывая: ему скрываться не от кого. Просто вышел за калитку. Мало ли зачем… Например, прогуляться. «Да, вот именно. Перед сном. Подышать свежим воздухом. Ночью и вправду свеже́е».

Взошел на крыльцо. «А может, и раньше приезжала… Это я не приезжал».

Дочь выросла там, у тещи. Дачный поселок Мга. Добираться проще – на электричке всего минут сорок по направлению к Москве. Участок тоже далеко от станции, но ходит местный автобус. Не то, что здесь – три километра пешком. Конечно, дело не в удобствах, какие там удобства! Только электричество. Воду и ту качали помпой… «Но здесь же лес и чистое озеро!» Жена стояла непреклонно. Первые годы старалась выразить деликатно: скучаю по родителям, и вообще там привычнее. Потом, когда пошли скандалы: не могу! На вашей даче я – никто. «Ну почему, почему?» Кричала ужасным голосом: потому! Потому что ты здесь – никто!.. И звать тебя никак!.. Возил ребенку продукты. Без ночевки: туда и обратно. Обратно нагружали готовыми банками. У тестя с тещей тоже сад и огород. Образцовый, под стать родительскому. Банки – вечный камень преткновения. Привозил, ставил в кладовку. Мать молчала, но на стол ставила свои. Жена демонстративно отказывалась. Тоже мо́лча, но выражение лица… Твердое. Казалось бы, все одинаковое: огурцы, помидоры, патиссоны. Но ведь как-то различали. Всегда…

Щелкнул выключателем. Ждал, что теперь, в кромешной тьме, высветятся звезды, но небо, будто обложенное низкими тучами, казалось пустым.

За оградой хозяйственного двора маячил продавец в красной кепке, но не с рулеткой, а с блокнотом. Останавливаясь у каждого штабеля, что-то прикидывал на глаз.

Сидя на вчерашнем камне, он следил за его передвижениями, слегка поеживаясь, время от времени поглядывая по сторонам. От пруда, затянутого ряской, тянуло бензином. Или машинным маслом. «Машины, что ли, моют? – встал и прошелся взад вперед: от валуна до помойки и обратно. За эти полчаса, которые провел в ожидании рабочих, солнце так и не выглянуло. – Надо было куртку надеть…» – по голым рукам бежали мурашки. Утром было не до этого: стоял на крыльце, не чувствуя холода, не замечая неба, обложенного тучами. Смотрел на дверь. Дверь во времянку была закрыта – черенок сторожил крепко и надежно.

Перешел дорогу, вдыхая первозданный запах свежеструганой древесины. Прежде чем обратиться, взялся за прутья ограды, словно искал опору:

– Вот, девять часов… Вчера вы сказали… Я пришел. – На мгновение отвлекшись от хитрых подсчетов, продавец повернул голову. – Рабочих. Мне надо найти рабочих… Вы сказали… вчера.

– Вчера я не работал, – продавец почесал карандашом за ухом.

– Простите, видимо, я обознался… Другой, ваш… коллега… Он сказал, рабочие приходят к девяти. Но… тут никого…

Сегодняшний продавец, которого он принял за вчерашнего, пихнул карандаш в задний карман и простер руку.

Взгляд, продолжив траекторию указательного пальца, уткнулся в телеграфный столб. От самой вершины – там сидела черная птица: галка или ворона – до уровня человеческого роста столб был усеян объявлениями.

Он подошел и задрал голову.

Читал лаконичные фразы, прислушиваясь, словно пытался расслышать голоса, предлагавшие себя с такой неколебимой уверенностью.

Те, что повыше, выглядели солиднее: куски фанеры, прибитые к столбу. Ниже лепились клочки бумаги: большей частью напечатанные, но попадались и написанные от руки.

«Господи, неужели так просто? И они придут?..»

Мысленно представил себе людей, умеющих делать всё собственными руками, готовых явиться немедленно, стоит только позвонить. Чувствуя легкое головокружение, привстал на цыпочки. Отрывал бумажные хвостики с номерами телефонов, собирал как ягоды – в горсть. Собрал и сунул в нагрудный карман. «Нет», – достал кошелек, спрятал в боковое отделение. Туда, где лежали использованные билеты – автобусные, трамвайные, троллейбусные. В своем роде эти клочки – тоже билеты. Обратно, в привычную жизнь, где нет ОТКРЫТЫХ дверей. Все заперто надежно и прочно.

«Главное сделано», – огляделся и увидел людей.

Еще несколько минут назад он бродил как во тьме. Теперь словно наконец вышел к свету. Люди явились во множестве, шли по своим делам: кто за молоком, кто на рынок за овощами. К хозяйственному двору съезжались машины: он слушал хлопки дверей.

Как по мановению чьей-то крепкой руки, открывалось все: ставни ларьков, железные ворота ограды.