…Проснулся Родион, от странной дрожи во всём теле, будто снова оказался вместе с Женькой в заснеженной Таймырской тайге, хотя ночь была довольно светлой и теплой. Решив встать и немного размяться, чтобы как-то согреться, Родион вдруг замер от окатившей его волны ужаса: мимо веранды бесшумно плыл над землей огромный человек!

Потом, немного уняв разгулявшиеся нервы, Родион сообразил, что человек был обычным, а вовсе не выходцем с того света. Просто он был обнажён, и свет украинской ночи сотворил эту потрясающую иллюзию. Рожнов решил все-таки взглянуть на новоявленного лунатика и осторожно, пытаясь не слишком шуметь, выскользнул во двор. Мандраж в коленках давно прекратился, уступив место простому человеческому любопытству.

Обогнув дом, Родион увидел на полпути к реке, у грядок с какими-то фосфоресцирующими цветами, Женьку, который стоял, неестественно вывернув ладони и запрокинув голову к звездному небу. Несмотря на странную позу, а, может, именно поэтому он казался парящим над землей. Давешний комок жути снова стал расти где-то между печёнкой и поджелудочной железой, заполняя всё его существо. Родион попятился в подсолнуховые джунгли, несколько успокоившись за их неширокими, но надежными спинами. Между тем Женька ожил, медленно провел ладонями по лицу, будто умылся, и, не спеша, направился к дому, бормоча какие-то слова на неведомом языке. Проходя мимо, не останавливаясь и не поворачивая головы, он бросил:

– Ночью надо спать…

Родион долго еще стоял в подсолнухах ошеломленный под впечатлением увиденного. Но потом, решив, что утро вечера мудренее, последовал совету своего друга-лунатика.

После приключенческой ночи Родион провалялся в кровати все утро. Сознание, что не надо никуда спешить, бежать по делам, суетиться, позволяло расслабиться и забыть обо всем на свете, кроме уютной постели на прохладной веранде. Понемногу вспомнились ночные события, которые сейчас, при дневном свете, казались чем-то далеким, нереальным. Родион решил не торопиться с расспросами и всю инициативу предоставить хозяину «фазенды». Если же он ничего не пожелает рассказать – так тому и быть, поскольку назойливых никто не любит в подлунном.

Женькина жена колдовала у плиты в летней кухне и по двору растекались ароматные запахи скорого завтрака. Увидев гостя, Галина скрылась на мгновенье в глубине кухни и вынесла невероятных размеров пушистое полотенце.

– Живо на речку и завтракать, – распорядилась она. – Евген зараз с пчёлами управится и тоже будет.

Родион не заставил себя упрашивать, ведь купание в тутошних, тихо журчащих под летним солнцем речных омутах, гораздо лучше, чем в чуткой, но металлической вибромассажной московской «проруби». С разбегу, плюхнувшись в прозрачную – родниковой чистоты – воду, отфыркиваясь, он поплыл к недалекому островку, возле которого разрослась колония одолень-травы, именуемая на Московии «Кувшинкой обыкновенной».

Если так дальше пойдет, Родька сам скоро всех иногородних примется с ядовитой усмешкой величать «москалями» и гуторить о ценах на горилку не хуже любого местного хлопчика.

Вся семья уже собралась за столом, но завтракать не начинали, поджидая дорогого гостя. На столе, среди многочисленных тарелок и мисок, красовалось большое блюдо с медом, над которым вились беспокойные пчелы. А младший из Женькиных сыновей изредка махал деревянной ложкой, не давая непрошеным нахлебникам приземлиться на ароматных ими же созданных медовых сотах.

Среди разносолов, заполнивших стол, отвоевали себе место фаршированные перцы, пересыпанные разноцветной зеленью, запечённая в кляре рыба, политая зелёным гуттаперчевым соусом, солёные арбузы, покрасневшие от стыда раки и целяковые кочаны маринованной капусты. Но самым изысканным блюдом на столе были, конечно, угри, обвившиеся вокруг здоровенного гуся с напиханными в него яблоками.

– Ну, вы даёте, хозяева, – покачал головой гость. – Таких угощений, признаться, даже в лучших ресторанах не всегда увидишь.

– А на обед, – вставил подоспевший Евген, – на обед явится барашек в самом лучшем виде. А хочешь, и в собственном соку. Согласись, на Москве никогда и нигде настоящих деревенских кушаний не отведаешь.

– Это точно, – согласился Родион. – После такой еды мне, боюсь, и уезжать не захочется.

– Не вопрос, – сразу отреагировал Евгений. – Я тебе уже рассказывал о московском композиторе, купившим здесь дом. Потом покажу.

– Дом или композитора?

– Ладно, не зубоскаль. Пора трапезничать.

После завтрака Родион решил было покататься по живописным речным заводям на небольшой плоскодонке, нашедшей приют неподалеку от дома, но Женька его удержал.

– Разговор есть, – сказал он, внимательно поглядывая исподлобья.

– Давай, – согласился Родион, предчувствуя, что «разговор» должен затронуть интересующие обоих темы.

– Ты по ночам часто гуляешь? – издалека начал Евгений.

– Да нет, так как-то… – отмахнулся Рожнов. Просто я с дороги к тому времени отоспался, да и место, скажем так, чужое. Ведь тело сразу ко всему не приучишь. Или я не прав?

– Прав, прав. Значит сегодняшняя ночная прогулка – просто случайность? – не отставал он.

– Слушай, что тебе от меня надо, в конце концов? – вскинулся Рожнов.

– Стоп, не булькай. То все без нас решили, – загадочно обронил Женька и пошел, насвистывая, к одинокой бесхозной плоскодонке.

– Жэк, подожди! – крикнул Родион. – Куда же ты?..

Однако, Евгений никуда не собирался удирать, просто ждал Родиона в надводной посудине. В несколько гребков они оказались далеко от спокойной сизо-серой заводи, где жила лодка. Женька направился к главному устью, что было задумано заранее. Ему хотелось показать другу всю, ещё не разрушенную прогрессом, красоту удивительной реки.

Плоскодонка стремительно подлетала к понтонному мосту. Прямо по курсу, облокотившись на перила, стояла принцесса. Нет, это Родиону вовсе не показалось, потому что в таких заповедных местах на понтонных поплавках способны разгуливать запросто только сказочные принцессы. Её пунцовое, всё в тонких кружевах ручной работы, бальное платье с глубоким декольте казалось принадлежностью нездешнего мира. Во всяком случае, тутошние дивчины, то бишь коханочки, никогда ничего подобного не одевали и вряд ли сподобятся. Но хрупкая фигурка владелицы платья никак не связалась в воображении Рожнова с аппетитными наливными формами украинок. Видимо, на его физиономии отразилась такая гамма чувств, что Женька резко оглянулся, а бедная плоскодонная посудина недовольно заворчала уключным языком, и чуть было не хлебнула одним бортом. В следующую секунду посудина благополучно отвернула от понтонного моста, но вслед лодке – Родион это знал, чувствовал, угадывал! – глядели почти испанские глаза незнакомки.

– Какие девочки у вас водятся, однако! – делано хмыкнул он.

Евгений угрюмо греб, демонстративно не реагируя на вызывающие к откровению плоские восторги, хотя раньше сам был не прочь посплетничать о женских прелестях…

– Приехали! – нарушил молчание Евгений.

Лодка ткнулась рылом в дряхлый берег какого-то острова. Рукава тутошней реки разделились на множество протоков, сливающихся где-то снова в один поток. Но здесь была копия Финских шхер, только мелко-пресного масштаба.

– Старик, а всё-таки кто эта заколдованная королевна? – не отставал Родион.

– Помолчи, – огрызнулся его друг.

Оставив лодку, они прошли вглубь острова меж дремучих трав и огромных папоротников. К удивлению в середине острова стоял шалаш, который, казалось бы, можно увидеть с берега, но это только казалось. Место было явно обжитое, поскольку трава вокруг шалаша пожухла, примятая чьими-то башмаками. В десяти шагах от входа ещё тлел костёр, банки неподалёку громоздились аккуратной кучкой, что служило хозяину шалаша доброй рекомендацией.

На деревянном столике чинно примостились кружки, ножи, всякая посуда и эмалированная железная хлебница. Родион не утерпел и открыл крышку. В хлебнице оказался настоящий свежий хлеб. Значит, здесь кто-то действительно живёт? Уж не та ли незнакомка с понтонного моста? Хотя женщиной здесь и не пахло. Известно, что любое место, где живёт женщина, присваивает себе её запах, который нельзя спутать ни с одним из миллиардов других.