Значит, это было не так уж и странно.
– Меня зовут Марлен Фрей, – начала она. – Я живу на площади Окфенер Плейн и хочу заявить о пропаже человека.
– Записываю, – сказал Краузе.
– Это произошло во вторник вечером, – объяснила Марлен Фрей. – Он собирался только съездить по делу. Обещал провести остаток вечера дома, но даже не позвонил, он никогда не… на него действительно не похоже…
– Минуточку, – прервал ее Краузе. – Будьте добры, сообщите, о ком идет речь. Его имя и внешность… как он был одет и тому подобное.
Она ненадолго умолкла, словно собираясь с силами. Потом он услышал тяжелый, отчаянный вдох.
– Конечно, извините меня, – сказала она. – Я немного устала, не смыкаю глаз… уже несколько ночей, мне страшно.
– Я вас понимаю.
Краузе получил все требуемые сведения. Это заняло не более двух минут, но после окончания разговора он просидел за письменным столом в пять раз дольше, глядя на записанные на бумаге данные и пытаясь собраться с мыслями.
Поняв, что у него ничего не получается, он взял трубку и набрал номер комиссара Рейнхарта.
Прежде чем передать трубку Мюнстеру, Сини на мгновение прикрыла ее рукой. Одними губами произнесла имя, но ему ничего не удалось разобрать. Он приподнялся и ответил:
– Это Рейнхарт. Как у тебя дела?
– Спасибо, – отозвался Мюнстер. – Вчера немного засиделись.
– Ты еще в постели? – спросил Рейнхарт.
– Сегодня же воскресенье, – подчеркнул Мюнстер. – Еще нет девяти часов. Что у тебя на уме?
– Случилось нечто ужасное, – сказал Рейнхарт. – Мне нужна твоя помощь.
Мюнстер подумал две секунды.
– У вас так не хватает народу? – спросил он. – Я ведь по-прежнему числюсь в комиссии, ты что, забыл? Вернусь к работе не раньше февраля.
– Я знаю.
– В чем же тогда дело?
В трубке ненадолго замолчали. Потом комиссар Рейнхарт откашлялся и объяснил, что произошло.
– Проклятие, – произнес Мюнстер. – Буду готов через пятнадцать минут. Конечно, я приеду.
– Давай сперва разок объедем вокруг города, – предложил Рейнхарт. – Мне необходимо немного времени.
– Мне тоже, – отозвался Мюнстер. – Как это случилось?
– Сильный удар по голове, – ответил Рейнхарт. – Непредумышленно или намеренно, последнее более вероятно.
– Когда?
– Предположительно, во вторник.
– Во вторник? Но сегодня уже воскресенье.
– Его нашли только вчера. Никаких бумаг при нем не было. Мне он показался знакомым, но я ведь видел его только раз или два… ну, а сегодня утром позвонила эта женщина и заявила о его исчезновении. Она уже съездила и опознала его. К сожалению, никаких сомнений.
Мюнстер немного посидел молча, наблюдая за тем, как двигаются по стеклу дворники.
«Дьявол! – думал он. – Почему такое должно было случиться? Какой в этом смысл?»
Он сознавал тщетность подобных вопросов, но то, что они не исчезали насовсем, возможно, все-таки о чем-то говорило. О чем-то, связанном с надеждами на лучшее, с оптимизмом, с отказом капитулировать перед темными силами? Разве нельзя посмотреть на это с такой стороны? Может, так и надо толковать это вечное почему?
– Ты много общался с ним в последнее время? – спросил Рейнхарт, когда они переехали на другую сторону реки и стали приближаться к высотным домам района Леймаар.
Мюнстер пожал плечами.
– Не особенно, – ответил он. – Где-нибудь раз в месяц. Мы иногда ходим вместе пить пиво.
– А бадминтон?
– Два раза в год.
Рейнхарт тяжело вздохнул:
– Как ему живется?
– Думаю, до сих пор жилось неплохо. У него даже появилась женщина.
Рейнхарт кивнул:
– Я тебе очень благодарен за то, что ты согласился.
Мюнстер не ответил.
– Чертовски благодарен, – повторил Рейнхарт. – Не знаю, справился ли бы я с этим в одиночку.
Мюнстер сделал глубокий вдох.
– Поехали туда, – сказал он. – Нет смысла больше оттягивать. Ты проверил, что он дома?
Рейнхарт помотал головой:
– Нет. Но я кожей чувствую, что он дома. Отступать некуда.
– Да, – согласился Мюнстер. – Ни нам, ни ему.
Припарковаться возле кондоминиума Клахенбюрх оказалось трудно. Покружив по кварталу, Рейнхарт нашел «карман» на углу Моргенстраат и аллеи Рейдер, и им пришлось пройти двести метров под дождем, прежде чем они добрались до места и смогли позвонить в дверь четвертого номера.
Поначалу изнутри не донеслось ни звука, но после нового немилосердного звонка они услышали, что кто-то спускается по лестнице. Мюнстер заметил, что у него – посреди всей этой сырости – совершенно пересохло во рту, и он вдруг испугался, что не сможет выговорить ни слова. Тут дверь приоткрылась.
– Доброе утро, – сказал Рейнхарт. – Можно нам войти?
Ван Вейтерен был одет в нечто темно-синее с красным, вероятно представляющее – или представлявшее – собой халат, и обут в нечто коричневое – несомненно, тапочки. Он выглядел уже вполне проснувшимся и держал под мышкой свернутую газету.
– Рейнхарт? – воскликнул он с удивлением и распахнул дверь. – И Мюнстер? Какого черта?
– Да уж, – сумел выдавить из себя Мюнстер. – Это точно.
– Заходите, – пригласил Ван Вейтерен, махнув газетой. – Льет как из ведра. В чем дело?
– Давайте сперва сядем, – предложил Рейнхарт.
Их проводили вверх по лестнице и провели в хорошо обставленную гостиную, где они уселись в кресла. Сам Ван Вейтерен остался стоять. Мюнстер прикусил щеку и набрался храбрости.
– Твой сын, – сказал он. – Эрих. Мне очень жаль, но Рейнхарт утверждает, что его убили.
Позже ему подумалось, что, говоря это, он закрыл глаза.
8
Когда Юнг с Роотом около двух часов дня в воскресенье припарковались перед «Траттория Комедиа», дождь временно прекратился. Двое криминалистов по-прежнему занимались брошенным «пежо» под наблюдением инспектора Ле Уда; территорию вокруг машины и вокруг места, где был найден труп, огородили красно-белой лентой.
А также узкий проход между ними. Роот остановился, почесывая голову.
– Что они надеются найти в машине?
– Понятия не имею, – ответил Юнг. – Он ведь одолжил ее у приятеля-зэка пару месяцев назад. Возможно, тот как-то замешан.
– В любом случае, по голове его ударил, очевидно, не Эльмер Кодовски, – заметил Роот. – Того уже восемь недель как не выпускали из тюрьмы, лучшего алиби не придумаешь.
– Возможно, – согласился Юнг. – Ну что, пойдем атакуем бармена, или ты намерен еще долго тут прохлаждаться?
– Я готов, – ответил Роот. – Черт возьми, как мне все это не нравится. Не нравится, когда преступность как бы бьет нам в спину. Такой человек, как В. В., должен бы иметь право на что-то вроде иммунитета.
– Сам знаю, – отозвался Юнг. – Кончай рассуждать на эту тему. Надо просто пойти и сделать свою работу, а потом поедем пить кофе.
– Ладно, согласен.
Бармена звали Алоиз Куммер, и вид у него был довольно мрачный.
Казалось бы молодой, загорелый и сильный, так что Юнг толком и не понял почему. Они сели за стойку совершенно безлюдного бара прямо напротив бармена: пока не появилось никаких посетителей, разговаривать можно было с тем же успехом и здесь. Во всяком случае, так посчитали Юнг с Роотом. Очевидно, господин Куммер тоже, поскольку он не возражал.
– Вы работали во вторник вечером? – начал Юнг.
– Только до девяти, – ответил Куммер.
– Давайте сосредоточимся на этом времени, – попросил Роот. – У вас было много народу?
Куммер показал зубы – крепкие, здоровые и, вероятно, в данный момент изображавшие ироническую усмешку.
– Сколько? – спросил Юнг.
– Может, с дюжину, – ответил Куммер. – Самое большее. Хотите чего-нибудь?
Юнг помотал головой. Роот выложил на стойку фотографии.
– Вот этот человек? – спросил он. – Он заходил тем вечером? Только не отвечайте, пока не будете уверены.
Бармен секунд десять изучал снимки, потягивая кольцо в ухе.