С прискорбием покивал Болт Бух Грей. Проникаясь его откровенной правотой, укорял, огорчался.

И сразу неуверенность овладела Курнопаем. И вообразилась полная луна, не далекая, не известково-белая, какой видится в танковый монокуляр, совсем вблизи, черная, бликующая, как кристаллы магнетита и трясущаяся наподобие желе от удара упавшей на нее ступени ракеты. Правильно, мысли бывают всякие: разрушительные для державы и для ее руководящих структур, да и сон — другим он только для восстановления сил праздности, да и бескорыстие, оно оборачивается на поверку кормушкой для правящих злодеев и бездельников, да и печаль — столько скорбящих о былой паразитарности, об оргиях времен Нерона, об эпидемиях интеллектуального изуверства.

Предосудительно покивал Болт Бух Грей, соглашаясь. Через два раза на третий точно бы укладывал голову на левое ухо. Покивал без скорби, но и без отрады. Легко было догадаться, что его мудрость возбудилась от высказываний Курнопая, пусть и сниженных робостью, училищной казенщиной.

— Курнопа-Курнопай, всяк хозяин — мыслитель с портфелем главсержа. Экономический вакуум там, где все хозяева, духовный — где каждый думает. От электрогенератора — к аппаратам, станкам, лампионам. Обратный ток — есть ли вероятность такого движения? Исполнители. Пульсирует молекула, личность, главправ, Луна, Земля, Солнце, ядро Галактики. Локальна и зависима пульсация молекулы и личности, дальше — масштаб, самостоятельность. Обратная зависимость? Вообразите зависимость костра от пламени, легких кита от фонтана, выброшенного из дыхала. Счастье зависимости и трагедии. Тиран неотделим от вечности. Тираноборец тот, кто заменяет деспотизм предшественника единоличной неограниченной властью. Обмен духа и материи власти. Топка истории ненасытима. Есть ли смысл в ограничителях типа любовь и совесть, реальность власти и наслаждения? Мнимая нравственность. Ирреальность зависимости. Кива, Кивушка, Киверочек замурует ваш прах. Тихо! Тс-с.

Болт Бух Грей вскочил. Повезло, если САМ его не засек в беседе с отступником, тогда скоро он, Курнопай, будет сужден им, верховным жрецом и главсержем. Лишь единственная причина может предотвратить казнь. Он хотел бы выявить ее теперь, но не решится. САМ карает за несоблюдение границ между частным общением и державным.

Болт Бух Грей на удивление Курнопаю упал на руки, пробежался на четвереньках вдоль стен. В очертаниях его тела было что-то от гепарда. Около порога оскалился, прыжком отворил дверь, исчез.

Курнопай ожидал, что придут за ним быстро. Никто не появлялся. Томясь, прилег на пол. Очнулся с ощущением полета на космическом корабле: тишина безмоторная, невесомость, мерцающими штрихами отчеркиваются звезды. В следующий миг догадался: его несут на доске. Может быть, умыкают? Тропическая ураганность!

Около земного шара Курнопая опустили на камни. Небо и звезды заслоняли прически, лица, сияющие глаза. Вкрадчивая главная жрица спросила:

— Вознаградишь?

— Нет.

— У вас вознаграждают только за пост и сан.

— Фальшь.

— Тебе дали право посвятительства и вознаграждают девственницей за верноподданнические заслуги?

— А сколько всего посвятителей и посвятительниц?

— Религиозная тайна.

— От головореза номер один не может быть тайн.

— Вознаградишь?

— Ага, вот так та-ак… И для расчета, и для наслаждения в одинаковой мере тайны?

— Они не подвержены закону взаимного опыления.

— Нет такого закона.

— Пчелы переносят пыльцу с цветка на цветок. За опыление, без которого не бывает плодов и семян, цветы вознаграждают пчелу нектаром.

— Пчелы сами берут нектар.

Курнопай спохватился: жрицы воспользуются его опрометчивостью. И действительно, они возрадовались тому, что пчелы сами берут нектар: заобнимались, подпрыгивали, как баскетболистки, забросившие мяч в корзинку противниц.

Раздалось верещание.

Вихрь пританцовывающих негритянок обнажил Курнопая и распростер на доске. Главная жрица с торжеством склонялась над ним.

Спас Курнопая Болт Бух Грей. Вероятно, он сидел в земшаре или в пасти носорога, откуда спустился потихоньку и гаркнул:

— Кто разрешил?

Он поухмылялся над раздосадованной жрицей, назвал ее зоологической экстремисткой и велел ей, а также предводительнице танцовщиц взлезть на спину носорога для осуществления функций заседательниц при верховном судье Самии.

Курнопай потребовал свою одежду, и Болт Бух Грей велел уважить его просьбу.

Жрица завозмущалась: нет причины для стыда. Тогда Болт Бух Грей придал величественность своей осанке и сделал сопоставление, облетевшее утром всю страну:

— У самийцев, ежели их сравнивать с остальными народами, целомудрие навечно запечатлелось в генетическом аппарате.

Бахвальству Болт Бух Грея жрица не захотела потакать:

— У вас-то где целомудрие запечатлелось?

Она язвительна, но и ему ничего не стоило ужалить.

— Там именно, куда вы стремитесь.

Тонюсенько засмеялся Болт Бух Грей. В мгновения повышенного довольства собой он именно так смеялся: звук точно бы возникал в воде из крохотной дырочки в велосипедном колесе, почти все время этот звук сопровождался возникновением пузырьковых бус, но мало-помалу его частота начинала удлиняться, скрадываясь после игольчатого писка. Кто-то из девушек питомника, где воспитывались наложницы Главправа, уловил в смехе главсержа сходство с пением зяблика, и с той поры прижилось за Болт Бух Греем в среде женщин интимное прозвище Зяблик. Оно нравилось ему: уютное, ласковое, возбудительное. И вдруг дерзость осатанелой жрицы:

— Фрю-фрю, фрю-рю-рю-рю, пшик, Зяблик… — навела его на догадку, что в его прозвище имеется привкус неприязни, причем заведомой, скрыто напряженной, по причине которой он может быть подвергнут уничтожению.

«Подраспустились, — горько подумал он. — Не ценят демократию. Ты им — свободу, они — поругание».

Он поманил к себе предводительницу танцовщиц, назначил ведущей жрицей, а ее товарок жрицами. Приказал им выслать блондинок из страны без имущества и паспортов. Впредь будет неповадно оскорблять сексрелигию.

На помощь негритянкам явились жертвослужители храма Солнца, потрясая окровавленными серпообразными мечами. Блондинки, было замитинговавшие, сразу осеклись и понуро, в охвате жертвослужителей удалились во тьму.

С ночи свержения Главправа нет-нет и тосковал Болт Бух Грей о преданности лиц, близких ему. В Сержантитете, который составлял первый круг близких лиц, у Болт Бух Грея имелись друзья-приятели, сторонники, старательные помощники, но отсутствовали соратники. По его тайному убеждению, истинный соратник тот, кто признает со всей искренностью твое лидерство и никогда, даже наедине с самим собой, не допускает мысли, что способен заменить главсержа на его постах. Все члены Сержантитета, как он догадывался, думали, что способны заменить главсержа, к тому же вынашивали мечту о случае, который помог бы им топтануть хозяина, и Болт Бух Грей мечтал завести хотя бы одного соратника, через которого он держал бы на контроле настроения первого круга и, самое важное, опираясь на правдивость Курнопая (все близкие лица — льстецы, подсиживатели, лукавцы, расчетоманы), провеивал бы Сержантитет — долой мякину — и вносил бы коррективы в руководство политикой, религией, экономикой, этикой.

«Проблема правды, увы, наинасущная для высшего державного мужа, — с чувством недовольства застолбил в своем сознании Болт Бух Грей принцип, о каковом догадывался, но каковой отвращал его необходимостью быть тщательным во взвешивании противоречия между обязательством и противоречием, в изучении держдеятелей по дозам цинизма, выявляемого посредством несоответствия их практической работы идейному курсу, каковой положено исповедовать в тот или иной период. — Именно проблема правды. Без «увы», — одернул он себя. — В противном случае власть не удержишь. Правда как обнаружительница фальши программных убеждений, правда как средство изобличения лжи практики. Если фальшь и ложь, то с потребным и достаточным основанием».