...Покидая директорский кабинет, учителя были несколько ошеломлены собственным успехом. Они еще ничего не знали о Тане... Впрочем, только ли они?..
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ,
в которой автор предлагает самим читателям провести четкую грань между реальностью и фантастикой
Возможно, от читателя не укрылся лукавый прием некоторых авторов: изображая положительного героя, автор наделяет его каким-нибудь явно отрицательным свойством или чертой. Например, сварливым характером. Или бородавкой на каком-нибудь заметном и досадном месте. Это, по мнению автора, придаст его герою неотразимую убедительность. Если даже на самом деле никакой бородавки не было, он ее добросовестно выдумает, потому что нельзя без бородавки, это не соответствует сложности, противоречивости жизни и чему-то еще.
Но мы убеждены, что все это совершеннейшая нелепость. Что на свете бывают люди, у которых нет ни сварливого характера, ни бородавки под носом. И выдаются дни, когда с утра до вечера на небе светит солнце, и его не заслоняют ни тучи, ни даже маленькие бегучие облака. И возникают обстоятельства, при которых, как ни верти, все происходит самым великолепным образом, и все, ну буквально все самые недоступные мечты исполняются, как в сказке, но тем не менее, это не сказка, а жизнь! Да и почему должно случаться иначе?.. Почему?.. Но мы поговорим об этом в какой-нибудь другой раз.
Так вот, именно такие события, которые автор не намерен уснащать никакими бородавками, развернулись в школе № 13.
Принято считать, что удача окрыляет. Это верно. И в особенности если ей предшествовала долгая полоса неудач. Тогда у человека вырастают вдруг такие крылья, какие и не снились аэродинамике. Ни аэродинамике, ни бионике, ни самому академику Туполеву!
В эти дни Таня бралась за тысячу дел сразу — и все у нее получалось. Все, что скопилось у нее в душе за тягостное время одиночества, все, что она пережила и перестрадала, пробуя перевоспитать Петю Бобошкина — все нашло выход, разрядку, захватило, увлекло остальных!..
В комитете комсомола, перебив унылые препирательства по поводу очередного диспута «Где же ты, романтика?..»— Таня рассказала о Бобошкине. Как она его встретила, как гналась за ним по ночному пустырю, как было ей страшно, когда шла она прямо на Миху Гундосого, и обо всем, что было потом. А главное — о ребятах, которые остались в кочегарке... И тут все забыли про диспут. Все заговорили о кочегарках, о компаниях, собирающихся там, и Галя Матвейчук — та самая, что мечтала сделаться следователем — предложила вместо диспута провести рейд по таким вот злачным местам...
И тут же само собой перекинулись на лоботрясов и бездельников, которые целыми вечерами бренчат на гитарах, воют дурными голосами и слышать не желают ни о каких полезных мероприятиях. Решили для начала поменьше о них толковать, поменьше уделять им внимания — и без того ими только и заняты ученые, социологи и психологи, тут поневоле — занесешься... Так вот, не лучше ли поменьше болтать, а провести, например, Конкурс Уличных Гитаристов?..
И утром на Доске Объявлений, расчищенной от приказов и инструкций, появился огромный лист ватмана:
«ЭЙ ВЫ, БАРДЫ ИЗ ПОДВОРОТЕН, МЕНЕСТРЕЛИ ИЗ ТЕМНЫХ УГЛОВ, ТРУБАДУРЫ ИЗ ГЛУХИХ ЗАКОУЛКОВ...»
Такие же объявления украсили все дворы и перекрестки. Организатором конкурса был назначен Витька Шестопалов.
А на школьном собрании Таня рассказала о бывшем соседе, инвалиде войны... Она рассказала обо всем без утайки, со стыдом, боясь — вдруг ее не поймут... Но ее превосходно поняли все ребята, и припомнили, кроме того, еще несколько подобных историй, и решили: пусть каждый в своем доме приглядится, присмотрится незаметно к соседям, особенно к тем, кто воевал: не нужна ли какая-нибудь им помощь или забота... Ведь было время, когда они рисковали жизнью, горели в танках, штурмовали Берлин и Кенигсберг, им тогда в тело впивались осколки, их контузило, сбивало с ног взрывной волной... А теперь они ходят на работу, ездят в троллейбусах, по торжественным дням их приглашают в школы, и там они рассказывают о своей фронтовой молодости и о своих погибших товарищах... Все они — они воевали, они рассказывают... А мы?.. Что же мы сами — для них?.. Надо что-то сделать для них, что-нибудь хорошее, очень хорошее: ведь школа — это полторы тысячи учеников, чего они не могут?.. Они могут — все!..
И тут кто-то сказал, что у него в подъезде живет старая учительница, одна-одинешенька, всю семью она потеряла во время войны — как быть?.. Ведь ей до магазина добраться трудно, в грязь или там в гололед... Так нельзя ли, нельзя ли что-то придумать, для таких, как она, ну вроде чего-то такого... Вроде, например, школьного Бюро Добрых Дел: кому что понадобилось, тот звонит, и ему помогают: инвалид ли это или пожилой человек, или попросту малыш, который не может справиться с задачкой...
И было принято: создать в школе БДД— Бюро Добрых Дел!..
Но разговор повернул на учителей, и так, как ни разу еще не поворачивался.
Ведь если,— сказал кто-то, и не важно — кто, потому что другие сейчас же подхватили его мысль,— ведь если мы хотим кому-то помочь... так давайте же подумаем и про наших учителей! Ведь у них тетради, у них подготовка к урокам, у них педсоветы и заседания, они с нами дежурят по школе, они проводят дополнительные занятия с отстающими, они организуют наши вечера, они посещают наших родителей, они варят себе обеды, они себе привозят с рынка и капусту, и картошку, и стирают белье, и воспитывают собственных детей — и вот, случается, они приходят на уроки усталые, сердитые, они раздражаются, кричат, придираются по пустякам, и все почему?.. Потому что у них тоже — нервы, они тоже — люди!..
— У них тоже — нервы!..— заволновались все.— Они тоже люди!..
И всем стало обидно за своих учителей, которым некогда отдохнуть, некогда развлечься, сходить в театр или сесть почитать книжку, и которых, вдобавок, обижают ученики.
И Маша Лагутина предложила: взять каждому классу шефство над своими учителями!
Потом речь зашла о Школьном Совете Самоуправления и еще о многом, очень многом,— нам даже не перечислить замечательных планов, которые взбудоражили школу в эти дни. И даже таким безнадежным скептикам, как Боря Монастырский, нашлось дело по сердцу. А с Борей Монастырским получилось так. Он до сих пор не мог простить ребятам, как они его записали однажды в кружок африканских танцев («Продали за десять баллов!..» — говорил Боря), и с того времени он просто не выносил никакой общественной инициативы. Он прямо сказал, что все эти мечты и планы — «бодяга», то есть пустые слова и больше ничего. Тогда решили: под председательством Бори Монастырского учредить Комитет Присяжных Критиков. Этот Комитет не должен ничего делать — кроме одного-единственного: он должен критиковать все, что делают другие, указывать на недостатки, а тем самым предохранять ребят от зазнайства и разжигать общий энтузиазм.
Правда, возникло слишком большое количество претендентов в Присяжные Критики, но выбрали только самых отъявленных.
Но это легко сказать — выбрали, назначили, предложили!.. Едва улицы запестрели плакатами: «ЭЙ ВЫ, БАРДЫ И МЕНЕСТРЕЛИ ИЗ ПОДВОРОТЕН И ЗАКОУЛКОВ...» — как телефоны в школе затрясло от звонков. Учителей упрекали, что они поддерживают хулиганов, оказывают им покровительство; другие, наоборот, убеждали, что такая недопустимая форма обращения унижает достоинство подростков. Родители ужаснулись, узнав о рейдах по кочегаркам; они приходили в школу и доказывали, что это непедагогично — взамен диспутов на тему «Где же ты, романтика?..» подвергать опасности жизнь детей. Мало ли что, мало ли кто там отсиживается, в этих кочегарках, ведь могут и пырнуть ножом, могут поранить или даже убить, это дело милиции, наконец, они сами, родители, с удовольствием пойдут по кочегаркам, проведут рейды, но нельзя же, нельзя...
