Наполеон вполне оценил смертоносную силу пушек. И он сосредоточил артиллерию на самом ответственном участке. Бонапарт выбрал мост через Сену, по которому не могли не пойти повстанцы. Впрочем, они не успели даже начать боевые действия.
Утром 5 октября (13 вандемьера по революционному календарю) восставшие стали скапливаться на другом берегу. Они никуда не торопились, они были уверены в победе.
Наполеон открыл огонь первым. Грянули сорок орудий…
Эффект беглого огня был страшным. Роялистов буквально сметало картечью. Их воинственное настроение мигом улетучилось. Да и что могли они сделать? Мятежникам, еще совсем недавно уверенным в победе, оставалось лишь поспешно отступать. Вернее – бежать. Разбегаться кто куда, прятаться и пытаться выбраться из города. Все было кончено.
Для Наполеона эта победа имела огромное значение. Тулон был для него, скорее, моральной победой. Теперь же он по-настоящему был на коне. Спаситель Республики! Правда, пока что Баррас и компания полагали, что Наполеон – это большой кулак или дубина, которую всегда можно будет использовать когда надо, но не больше. Актерские и политические таланты Бонапарта еще не развернулись в полной мере. Но он – все понимал. И великолепно «косил» под туповатого солдафона, у которого две извилины – и те следы от треуголки.
Думал ли он о захвате власти теперь? Никаких подтверждений этому нет. Хотя… Два пламенных желания у него имелись. Первое – получить поле деятельности, где можно развернуться во всю ширь. Обычно гении – а в том, что Наполеон принадлежал к их числу, сомневаться не приходится – прекрасно осознают меру своих сил и возможностей.
Второе желание у него было – убраться как можно дальше от этой вороватой шпаны. Потому-то и начал он потихоньку «пробивать» идею своего назначения командующим итальянской армии. Это устраивало и Барраса. Убрать опасного союзника, который может стать соперником, подальше от Парижа. Но итальянские походы – об этом уже в следующей главе.
А пока стоит заметить еще одну вещь. Как это ни парадоксально, но в те дни Наполеон спас Францию. Конечно, не тем, что уберег от веревки Барраса, по которому та горько плакала. Могут возразить: он спас революцию, о ценности которой можно поспорить. А что было бы плохого, если бы к власти пришел законный король? Не было бы стольких лет кровавых войн? Так-то оно так…
Да только вот вопрос: ЧТО начали бы творить пришедшие к власти роялисты? Вспомним историю. Когда через двадцать лет эмигранты все-таки вернулись, – выяснилось: даже за эти годы они ничего не поняли и ничему не научились. И начался «белый террор», свистопляска, сделавшая возможными «Сто дней» Наполеона. Хорошо еще, что в 1815 году эти самые роялисты сидели, подпертые штыками союзников. И личный враг Наполеона император Александр I приказывал и умолял их: вас здесь не любят, ради всего святого, не делайте резких движений! Но Бурбоны все равно таких дров наломали, что в 1830 году после Июльской революции их снова вышибли вон. Уже навсегда. А многое из того, что создал Наполеон, осталось до нынешнего дня.
А если бы они вернулись в 1795-м? Когда они еще были полны сил и надежд? Когда они еще не стали, (или не понимали, что стали) откровенными куклами в чужих политических играх? Первым делом стали бы вешать революционеров и всех, кто попал под горячую руку. Потом начали бы увлеченно пороть крестьян и – что главное – отнимать у них обратно «свою законную» землю.
Мужикам всех стран, честно говоря, плевать на то, король сидит в столице или парламент. А вот за землю они готовы глотки рвать. В 1918 году на Украине, с приходом немцев, помещики попробовали отбирать свои вотчины назад. В итоге получилась армия батьки Махно, «красные партизаны», «зеленые» и так далее и тому подобное. Мало никому не показалось.
А ведь, в отличие от российских крестьян, французы землицу-то получали не на халяву. Они ее выкупали! За свои, кровные. Так что с возвращением «законного режима» сказочка быстренько началась бы сначала. И было бы еще несколько лет кровавой каши. А там – опять же в белом фраке – пришел бы все тот же Наполеон. И далее – по тексту.
4. Завязка знаменитого романа
Читатель ждет уж рифмы «розы»?
На вот, возьми ее скорей.
А. Пушкин
Думается, многие из тех, кто решил прочитать эту книгу, перелистывая страницы, думают: «когда же автор дойдет до Жозефины?» Ну, вот – дошел.
Забавно все-таки устроено наше сознание. Об этом романе императора слыхали даже те, кто думает, что Аустерлиц – это название рок-группы. Хотя, на самом-то деле, история любви Наполеона и Жозефины донельзя банальна. Такое случается во все времена и во всех странах. Между тем в беспредельном море литературы о Наполеоне тема его взаимоотношений с первой женой занимает весьма почетное место. Об этом написана бездна слезливой чепухи. Но, в общем, оно и правильно. Жизнь Наполеона уж больно похожа на хорошо написанный приключенческий роман. А какой роман обходится без мелодраматической линии? А может быть, людям просто приятно сознавать, что человек, которого боялась вся Европа, никакой не небожитель? Что его, такого крутого и гениального, на раз окрутила ловкая бабенка…
Кого-то, кто читал художественные произведения, где автор трактует образы наших героев по-другому, такой цинизм возмутит. Что ж, давайте посмотрим на факты. Забыв на некоторое время, что речь идет не о всемирно известном герое, а, скажем, о свадьбе обычного молодого человека, вдруг успешно рванувшего вверх по карьерной лестнице.
Итак, Мари-Жозефина Таше де да Пажери. Ее родиной был солнечный остров Мартиника, который в те времена являлся французской колонией. Белые жители подобных экзотических мест, на которые во время дележа колониального пирога успела наложить лапу Франция, назывались креолами. По нравам и темпераменту они весьма сильно отличались от французов. Понятно, не в сторону большей меланхолии. Это уж закон природы – чем солнце жарче, тем более горячие люди под ним живут. Жозефина отнюдь не была исключением. К моменту встречи с Наполеоном ей было тридцать два года, то есть на шесть лет больше, чем будущему мужу. Один раз Жозефина уже успела побывать замужем. Что чуть не кончилось для нее большими неприятностями. Дело в том, что ее супруг, виконт Александр де Богарне, имел несчастье попасть под революционный террор. В 1794 году ему отрубили голову. Это бы ладно, да только вслед за мужем чуть было не потащили на гильотину и жену. В тюрьму ее уже посадили. Так что если для Бонапарта падение Робеспьера было большим несчастьем, то для нее – совсем наоборот.
Об этом факте своей биографии Жозефина любила при случае мельком упоминать. А как же! Пережитые страдания придают женщинам шарм…
Репутацию Жозефина имела довольно веселую, сплетен о ней ходило много. Особой красотой она тоже не отличалась. Да и, как выяснилось впоследствии, была она достаточно пустой женщиной, которую более всего интересовали роскошь и светская жизнь. Но – было в ней что-то… Обаяние. Шарм. Умение себя подать. Возможно, с женщинами такого сорта Наполеону раньше сталкиваться просто не приходилось. Жизнь его протекала в других измерениях. К тому же Наполеон, в силу своего патриархального воспитания, был, в смысле морали и нравственности, человеком достаточно строгих взглядов. Это неоднократно подтвердится, когда он станет императором[2]. Но, как показывает жизнь, именно люди подобного консервативного воспитания пачками падают к ногам обаятельных «авантюрьерок». И начинают вести себя совсем по-другому.
В общем, Наполеон влюбился. Всерьез и надолго. К своей цели он пер с настойчивостью танка, не обращая внимания ни на что. Напомню, что у него на тот момент имелась невеста – Дезире Клари. Экая мелочь! Наполеон, если говорить прямо, просто послал ее подальше. Все мужчины – подлецы, не правда ли, уважаемые читательницы?