Подсадив эльфийку на одну из трофейных лошадей, я вскочил на Черныша и поскакал обратно. Мы проехали совсем немного, когда навстречу выскочили мои пыхтящие орлы с красными от напряжения лицами, впереди летел Хорт. Увидев нас, они остановились, судорожно хватая воздух разинутыми ртами, в их глазах читалось огромное облегчение. Я смотрел на счастливые лица орков и понимал, что это мои настоящие друзья.

Саэна чувствовала себя ужасно, болели ободранные коленки, саднили следы веревок на запястьях, но не это было главное. Сегодня из-за ее доверчивости и легкомыслия едва не погиб Торн, девушка ругала себя последними словами. Самое обидное было в том, что она почувствовала ложь в рассказах этих женщин, но не поверила сама себе, и вот результат.

Как страшен был сегодня в битве лорд орков, Торн просто шел сквозь врагов, и они валились искромсанными кровавыми обрубками, как скошенная косарем трава. И сейчас, стоило ему взглянуть на лазутчиц, как его глаза начинали светиться красным огнем непередаваемой ненависти.

Когда Торн подъехал к поляне, гоблины, спасшие их от Сильвата, уже ограбили трупы и переловили коней, но с тела мага что-либо брать побоялись. Вещи колдуна могли иметь магическую защиту от воров и грабителей, гоблины не знали, как их снять, чтобы не сработала какая-нибудь ловушка. Торн решил проблему быстро, чисто оркскими методами, просто отрубив магу левую руку с браслетом и пальцы с кольцами на правой. Ожерелье с безголового трупа слетело еще во время битвы, орк поднял его палочкой и кинул в тот же мешок, куда складировал обрубки. Приказав отсечь и захватить с собой головы всех врагов, вождь велел возвращаться.

В долине Торн отправил Саэну к ручью, приводить себя в порядок, а сам занялся инструктажем новых воинов клана. Снупи он послал за Нереном, а Санора-кузнеца с десятком орков — в Распадок отрубленных голов, велев выбрать среди разбитых клеток салиматских работорговцев три получше и починить их.

Когда Саэна, умывшись и переодев платье, подошла к терему вождя, там уже собрался весь клан. К вбитым в землю колышкам за руки и за ноги были привязаны лазутчицы, рядом стояли клетки работорговцев. Хорт переходил от одной негодяйки к другой, оттуда неслись жуткие стоны, уж что-что, а пытать орки умели.

— Ловушку придумали жена и сын Сильвата, — закончив свои манипуляции, сообщил Хорт, — вас хотели поймать и, вытянув все ценное из нашего клана, замучить в подвалах. Наняли трех лазутчиц, главная вот эта, зовут ее Гертруда, когда-то была крестьянкой, сейчас агент барона, стукачка. Выдавала Сильвату бунтарей, недовольных, да и просто тех, кто смел говорить плохо о бароне, на ее совести сто тридцать семь смертей.

Стоящие в толпе люди-крестьяне возбужденно загомонили, с ненавистью разглядывая доносчицу.

— В клетку ее, в Распадок отрубленных голов, — велел Торн, затем обратился к Хорту: — Найди самых отмороженных и изобретательных орков, я хочу, чтобы она была живой два… нет, три месяца. Живой и визжащей.

Вокруг согласно закивали не только орки с гоблинами, но и люди. Хорт оценивающе присмотрелся к доносчице и пожал плечами:

— Сделаю, это не сложно. Она еще довольно молодая, выдержит даже больше трех месяцев. А что с остальными?

— С остальными… — протянул лорд, что-то напряженно обдумывая, затем повернулся к Нерену: — У тебя есть какой-нибудь медленно действующий яд, но чтобы противоядия, кроме тебя, не знал никто?

— Да, я могу сделать состав, который уничтожит человека за месяц, и универсальное противоядие не поможет, — пожал плечами травник.

— А если принять твое противоядие?

— Ну если успеть в течение трех недель, то ничего страшного, а вот после будет уже поздно, разрушения организма необратимы. Но уже в начале второй недели будут ощущаться сильные боли по утрам после пробуждения.

— То, что надо. — Вождь орков улыбнулся одним углом рта.

Я так и не смог заставить себя орать на Саэну, но выволочку эльфийке все же устроил. Было очень жаль огорчать девчонку, но и позволить повториться подобному недопустимо.

На другой день с утра пришел Нерен, держа в руках бутылки с обещанным ядом и антидотом к нему. Хорт приволок связанных воровок, каждой брыкающейся твари я влил в рот по полбутылки отравы.

— Это яд, — сообщил я убийцам ночной гильдии, — у вас есть три недели жизни, потом вы медленно издохнете.

— Гнида, ночная гильдия доберется до тебя, за нас отомстят, — злобно прошипела старшая из лазутчиц, отплевываясь и пытаясь вызвать рвоту.

— А вот это — противоядие, — я показал вторую бутылку, — оно продается по сходной цене.

— Тебе надо золото, — криво улыбнулась лазутчица, — назначь цену, если она не чрезмерна и мы сможем ее уплатить, то купим эту бутыль. Только меняться будем на нейтральной территории, чтобы нам не разделить судьбу Гертруды.

Лазутчиц водили в Распадок отрубленных голов. Орки успели полюбить Саэну и очень обиделись на Гертруду. Даже убийцы ночной гильдии при воспоминании о том, что творили с доносчицей обозленные орки, нервно вздрагивали.

— Цена вам доступна, но золота мне от вас не надо, — сообщил я бандиткам. — Бутылка продается за две головы, мне нужны головы жены Сильвата и его сына.

— Ты издеваешься, все равно не дашь противоядия, — зашипела старшая лазутчица.

— Нам никогда не добраться до баронессы и ее сына, — добавила вторая.

— Ну почему же, — хмыкнул я, — они так ждут вестей, а принести их некому: Сильват телепортировался к ближайшему порталу Таннии, то есть в ее столицу. Оттуда до его домена минимум неделя пути на самых быстрых лошадях. Значит, эти вести принесете баронессе и наследнику вы. Мне плевать, что вы будете там врать и как добудете нужный товар, это ваши проблемы. Вам дадут лошадей и немного денег. А что касается гарантий, то я даю вам слово, в обмен на эти две хитромудрые головы вы получите противоядие, и никто не помешает вам уйти. Я всегда держу свое слово, и вы наверняка уже это знаете. Помните, ни один лекарь не отыщет противоядие от этой отравы за три недели. Да, головы нужны в узнаваемом состоянии, и выбора у вас нет. Если не справитесь, сдохнете в страшных муках, потеря небольшая. А теперь пошли вон, мерзавки. Хорт, проводи их и проследи, чтобы чего не выкинули.

Настроение мое все еще было препаршивым. Интересно, если представители так называемых светлых рас вытворяют такое паскудство, чем же это орки хуже их. Тут под горячую руку мне попался гном.

— А, Дварин, пришел в себя? — не обещающим гному ничего хорошего тоном начал я. — Ты говорил о злобных орках и беспомощных жертвах. Сейчас я покажу тебе их, идем.

Гном гордо вскинул бороду, но промолчал и пошел за мной. Приведя его в Распадок отрубленных голов, я ткнул пальцем в клетку с подвывающей Гертрудой:

— Вот и беспомощная жертва, и так будет с каждым негодяем, до которого я доберусь.

Дварин какое-то время смотрел на клетку, потом повернулся ко мне.

— Я говорил со спасенными людьми, — хмуро пробурчал гном, — это не беспомощная жертва, а казненная преступница, тут ты в своем праве, орк. И еще, — гном помялся, — я был не прав, когда попытался оскорбить госпожу Саэну, ты хорошо сделал, что остановил меня. Мне рассказали о похищении и как ты спасал девушку. Я не знаю, почему орк делает все это, но я был не прав и в отношении тебя. Я принимаю свое освобождение из твоих рук и благодарю тебя.

— Принято, — кивнул я и протянул руку Дварину, тот пожал ее.

— Я, похоже, тоже погорячился, — добавил я, разглядывая синяки на лице гнома.

— Ничего, за дело получил, — ухмыльнулся в бороду гном, — но это я ослаб, в другой раз ты так легко со мной не справишься.

— Верю, кулак у тебя правильный, — вспомнился мне удар гномьего кулака по лбу, — ты мне тогда здоровенную шишку поставил.

В поселок мы шли молча, когда нам навстречу попалась Саэна, гном принес извинения и ей.