Писатель правит черновики, вписывает, вычеркивает. Перечитывает «утренними глазами» — нет, не годится, попробую иначе. То, что звучало внутри так явственно, выраженное словами, мертвело.

И революционер сначала перекраивает общественную жизнь воображением, в голове, затем на плане, на бумаге и только потом в реальной действительности.

Джон Браун редактировал свои наброски: как люди должны быть связаны друг с другом? каково должно быть общество? Он редактировал подобные планы несколько раз. «Поправки» вносили действительность и собственное внутреннее развитие.

Сначала была Северная Эльба — попытка создать негритянскую коммуну.

Затем — Лига галаадитов.

Устав их дружин в Канзасе и военных школ в Спрингдейле.

Новые пробы, новые черновики.

Этот новый проект Временной конституции написан в Рочестере, в доме Фредерика Дугласа. Три недели Браун работал. Вместе с Дугласом они вспоминали слова Хиггинсона: как взять власть? Революцией и только революцией… Он был совершенно прав. Власть не просят. Кто ее отдаст? Власть — берут. Мы — возьмем.

Маленький городок Чатем на реке Темзе. Два озера, Эри и Онтарио, почти как моря, берегов не видно.

Они сначала все вместе поселились в негритянской гостинице, чтобы не наталкиваться больше на такие случаи, как в Чикаго: всем белым подали обед, а негру Ричардсону отказали. Разумеется, они тоже не стали обедать, ушли, но осадок неприятный остался.

А потом Браун переехал в старый кирпичный двухэтажный дом, владелец бежал из Луизианы, уже двадцать пять лет живет в Канаде.

Завтра, восьмого мая 1858 года, они будут принимать Временную конституцию. Жаль, что не получилось, как было намечено сначала, — четвертого июля. В День независимости. Мы — наследники семьсот семьдесят шестого года, наследники революции, это надо подтверждать. Но даже ради такого важного символа откладывать нельзя. Он и так рассчитывал, что соберется больше людей.

Перед началом съезда Брауну нужно побыть одному, подумать, посидеть над этими листами бумаги.

В Америке еще сотни тысяч фурьеристов. Два года просуществовала «Новая Гармония», организованная самим Робертом Оуэном; за десять лет до Чатемского съезда распалась коммуна Брук Фарм, созданная бостонскими интеллигентами.

И Брауну казалось: стоит упразднить главное зло — рабство, и наступит в Америке золотой век.

Рабство как больной зуб, его можно просто вырвать, и страна выздоровеет, немедленно и окончательно.

А почему, собственно, нельзя придумать, сочинить, набросать на бумаге план жизни, а потом массы людей будут кроить и перекраивать свои десятилетиями и столетиями сложившиеся обычаи, поведение в соответствии с этими параграфами. Ведь эти параграфы разумны и справедливы, а нет ничего легче, чем понять разумность и справедливость и начать жить по законам разума и справедливости.

Мир Американской Мечты — человек может все, может освоить девственный континент, может вступить в победительный поединок с природой — почему же не с обществом?

Просветительское мышление. Ясный, познаваемый мир, разложенный по статьям и параграфам, как до блеска начищенная посуда в шкафу у хорошей хозяйки.

Он, Джон Браун, умел приказывать себе, умел обуздывать себя, отказываться от необходимого, совершать невозможное — почему же это недоступно другим?

И, как большинство современников, не ощущал сложности, «хитрости», страдательности истории, паутины кровеносных сосудов, всеобщей корневой связи.

Он тщательно работал над конституцией, чтобы она была еще разумнее, еще справедливее. Ведь рабы были долго угнетены, бесконечно унижены. Надо сделать так, чтобы освобождение не сопровождалось бы актами мести, разгулом инстинктов. Себя, своих единомышленников, своих покровителей, тех, кто собрался в Чатеме и кто издали наблюдал за работой съезда, всех надо убедить, что у них все должно пойти по закону, в соответствии с американской традицией. Никакой анархии, это американцам не грозит.

В Северной Эльбе негритянской коммуны не получилось. Да и в Спрингдейле было не гладко.

Но теперь, теперь ведь создается нечто совсем новое, — республика в Аллеганских горах, отделенная от рабовладельческого Юга, от всей и всяческой скверны неприступными вершинами, ущельями.

Завтра — начало съезда. Надо думать о безопасности людей. Когда можно позволить себе об этом думать. Сегодня можно. Вот они и приняли все меры предосторожности: считается, будто они собирают масонскую ложу. Это разрешено везде, даже на Юге.

Браун разослал единомышленникам письмо:

«Чатем, Канада, 5-го мая 1858 года.

Дорогой мой друг.

Я созываю здесь мирный съезд, съезд истинных друзей свободы. Ваше присутствие весьма серьезно необходимо.

Ваш друг

Джон Браун».

Мало кто откликнулся на призыв. Не приехал ни один из членов тайной шестерки; может, оно и к лучшему, пусть останутся пока неизвестными. Не приехали наиболее видные негритянские лидеры — ни Фредерик Дуглас, ни Гарнет, ни Логен. Откладывать не будем. Кто есть, тот есть.

Собралось сорок семь человек — двенадцать белых и тридцать пять негров.

Съезд открылся в баптистской церкви в субботу, в десять часов утра.

За председательским столом — священник Вильям Монро. Секретарь — Джон Каги. Он присоединился к отряду ополченцев свободы еще в Канзасе.

Браун произнес вступительную речь, рассказал, как он во время поездки в Европу в сорок девятом году осматривал места знаменитых битв, особенно внимательно — фортификации. Говорил и о Канзасе:

— С тех пор я посвятил себя целиком — интеллектуально, нравственно, физически, я отдаю все, что у меня есть, главной цели — крушению рабства.

Браун читает:

— «Временная конституция и Ордонансы для народа Соединенных Штатов.

Так как рабство на всем протяжении своей истории в Соединенных Штатах есть самая варварская, неспровоцированная и несправедливая война одной части граждан страны против другой, и так как выбор в этой войне — либо вечное заключение, крепостничество, либо полное уничтожение, и все это в глубоком пренебрежении, в нарушение тех вечных и самоочевидных истин, которые провозглашены в нашей Декларации независимости, мы, граждане Соединенных Штатов и угнетенный народ, мы, последним решением Верховного суда объявленные бесправными, — оказывается, у нас нет таких прав, которые белый человек обязан был бы уважать, — мы вместе с другими униженными и оскорбленными принимаем для себя следующую преамбулу Временной Конституции и Ордонансы, чтобы лучше охранять нас, нашу собственность, нашу жизнь и свободу, чтобы руководить нашими действиями».

Эта преамбула — отчасти отклик на споры в Питерборо, в Бостоне, в Рочестере — везде. Его ведь упрекали в том, будто он несет насилие, войну. Он же доказывал, а теперь сформулировал: не он начинает военные действия, не его армия. Эта война идет давно, кровь льется давно, с тех пор как привезли первый транспорт с невольниками. Он только предлагает решительный удар, пусть не без крови, но зато война действительно прекратится, а негры получат свободу.

Присутствующие негры почти все бежали из рабства, они изгнанники. Торжественные слова преамбулы убеждали их: они — законные граждане Соединенных Штатов.

Во главе будущей Республики — однопалатный конгресс, без сената, только палата представителей. Президент. Вице-президент. Верховный суд. Право избирать и быть избранными предоставлено всем взрослым гражданам.

Конституция основана на принципе равенства.

Браун читает один за другим параграфы.

Общественная собственность. Обязанность трудиться на благо всех. Наказание за проступки — общественные работы. Никто не получает заработной платы. Бесплатное обучение…

Статья сорок шестая гласила: «Предшествующие статьи конституции никоим образом не должны способствовать свержению правительств отдельных штатов или правительства Соединенных Штатов; не должны помогать разрушению Союза Штатов, а лишь содействовать улучшению дел; и флаг наш останется тот же самый, под которым сражались наши отцы в эпоху Революции».