– Суп из акульих плавников! – сладко зажмурился кок Сковорода.

– А какие зубки! – ехидно добавил гидролог Кошкин. – И как их много!

– К вашему сведению, – добавил Рыбкин, – акулы поддаются дрессировке. – Тут он, немного смутившись, честно, как ученый, поправился: – Не совсем так, конечно, но договориться с ними можно. Я знал одного американского ученого, который целый год провел в стае акул. Он изучал их образ жизни, повадки, вкусы. Вместе с ними охотился. Подготовил очень интересную книгу. – Тут Рыбкин немного поник головой. – Но, к сожалению, не успел ее опубликовать…

– Не договорился, значит, – безжалостно сказал Алешка. – По вкусу им пришелся.

– Ваши акулы, – нападал гидролог на ихтиолога, – очень вредные существа. Они мешают науке!

И тут он стал очень интересно рассказывать, как в свое время ученые изучали морские и океанские течения с помощью бутылочной почты. Оказывается, они закладывали в пустые бутылки записки с указанием координат и бросали их в море. Потом бутылку кто-нибудь обнаруживал на другом конце океана и сообщал об этом ученым. А они таким образом узнавали какое-нибудь течение.

– И сколько этих бутылок, – горячился гидролог, – находили в брюхе акул! Какие уж тут данные! Шляются ваши акулы по всему Мировому океану.

– Шарлатанство! – возмущался Рыбкин. – Бутылка плывет на поверхности. Любой ветер изменит ее курс. Вот вам и течение!

– А вот и нет! Вы просто темный человек! На дно бутылки насыпали песок, и она плавала только чуть высунув из воды свое засургученное горлышко. Влияние ветра исключается!

Алешка эту тему прослушал с особым вниманием. И стал собирать пластиковые бутылки. И складывать их в письменный стол.

– Я, Дим, – объяснил он, – буду маме письма в них посылать.

– ?

– Ну, Дим, вот мы вернемся к родным берегам, мама спросит: «Что ж ты, Ленечка, мне не писал письма?» А я ей: «Да я тебе сто бутылок писем написал!»

Вот хитрец! Не знаю только, где он песок найдет, чтобы в бутылки засыпать. Кругом одна вода. Да и та морская.

Нашел-таки! Стал захаживать в камбуз к Сковороде и выпрашивать у него сахарный песок: «Мы с папой вечерами чай пьем, нам много сахара надо».

В общем, жили мы очень интересно. Особенно по вечерам, в кают-компании, за всеми этими разговорами. Наш папа в них тоже принимал самое активное участие. И иногда порол такую чушь, что за него становилось стыдно. А иногда вдруг задавал такие вопросы, что нам становилось ясно – эти вопросы неспроста!

– А вот я, – важно рассказывал папа, – прочитал в газете, как одна акула помогла раскрыть преступление.

– Преступника съела? – ехидно спросил Рыбкин. – И отравилась!

– Нет, зачем же? – Папа наивно распахнул глаза, совсем как Алешка. – Она съела его пистолет.

– Вместе с патронами? – продолжал ехидничать Рыбкин.

– Нет, зачем же? – терпеливо повторил папа. – Патроны уже были израсходованы. При ограблении банка. Преступник потом выбросил пистолет в море, акула его проглотила, ее случайно поймали и обнаружили в брюхе оружие. Установили владельца и задержали его. Так прямо в газете и было написано.

– Чушь какая-то! – возразил Рыбкин. – Не может такого быть!

Папа чуть заметно усмехнулся. Мы с Алешкой – тоже. Потому что знали эту историю. И вовсе не из газет. Папа сам расследовал это дело. Вот тебе и «не может быть!»

А капитан папу поддержал.

– У нас тоже был случай. На море. С акулой. В брюхе – бутылка, там отчаянная записка. «Наше судно «Глория» идет ко дну. Капитан и экипаж покинули судно на шлюпке, оставив нас на тонущем корабле. Боже! Покарай их!»

– Ну и что? – заинтересованно спросил Алешка. – Покарал?

Капитан кивнул:

– Прямо из шлюпки – в тюрьму.

Веселенькая история!

Но все-таки наш папа был больше слушателем, чем говоруном. Он чаще всего помалкивал. Как глуховатый боцман Шмага со своим насморком. Как только начинались научные разговоры, боцман вешал на шею свой слуховой плеер, втыкал в ухо наушник и зыркал глазами по сторонам. Будто они ему слушать помогали.

– Очень любознательный моряк, – с уважением говорил о нем начальник экспедиции. – Он обогащает свой ум и знания. Я очень уважаю таких людей.

Боцман шмыгал носом и слушал.

Он был не только любознательный, но и очень застенчивый человек; наверное, из-за своего насморка и плохого слуха.

А вот нашего Алешку не смущали никакие разговоры, даже самые научные.

Как-то ихтиолог Рыбкин предложил:

– Представьте, что вы отправляетесь в долгое космическое путешествие. Ну, представили? Вы можете взять с собой с Земли три самые дорогие и любимые вещи. Что бы вы взяли?

Ну, тут все разгорячились. Кто-то хотел взять с собой любимые книги, кто-то музыку Чайковского, кто-то трех любимых девушек (это веселый матрос), кто-то горсть родной земли (три горсти родной земли), кто-то три плитки шоколада, кто-то три бутылки вина (это боцман), а Лешка сказал:

– Я возьму папу и маму. И соседскую кошку. Потому что у нее нет ни папы, ни мамы.

– А Диму? Разве его не возьмешь? – ужаснулся капитан Флинт.

Алешка не смутился:

– А кто же будет за квартиру платить? И посылки нам в космос слать?

– А я бы, – мечтательно сказал Рыбкин, – взял с собой баночку с тремя простыми земными карасями. Пусть они виляют хвостиками и напоминают мне родные подмосковные пруды.

– Взяли бы уж лучше, коллега, три баночки шпрот.

А папа ничего не сказал. Но по его глазам я понял, что уж он-то взял бы с собой в космос трех самых опасных преступников и выпустил бы их там на волю. В черное космическое пространство. Безвоздушное.

Вот так мы и плыли. Работали, шутили, задумывались и мечтали. И наконец прибыли в район глубоководной впадины по имени знаменитого французского мореплавателя Бугенвиля.

– Вот тебе раз! – сердито сказал капитан, когда механики застопорили машины и «Афалина» легла в дрейф на плавной океанской волне. – Тебя тут только не хватало!

В нескольких милях от нас маячила серая туша военного крейсера. Капитан взял бинокль. Папа – тоже.

– Американец, – сказал капитан.

– Точно, – подтвердил папа. – Приятное соседство.

– А чего ему тут надо? – спросил Алешка. – Этому американцу?

– Американцам везде чего-то надо, – проворчал капитан и стал отдавать команды для подготовки к исследованиям.

А папа долго стоял на мостике с биноклем, разглядывал чужой корабль, а потом тихо сказал капитану:

– Он ведет наблюдение за нами. Сейчас разведку вышлет.

И точно – через две минуты с палубы крейсера поднялся вертолет и направился к нам, сверкая лопастями винта в синем небе. Весь наш экипаж высыпал на палубу, даже боцман с плеером.

Вертолет приблизился к «Афалине», снизился так, что даже стала видна голова пилота в шлеме, и начал кружить над нами. Иногда так низко, что казалось, он вот-вот коснется своими поплавками поверхности океана.

– Чтоб ты свалился! – в сердцах сказал Алешка.

И даже боцман что-то пробурчал неразборчиво. А капитан погрозил пилоту кулаком. И тот, будто испугавшись, свернул в сторону, помчался к своему кораблю и быстренько сел там на свое место.

– Вот так! – гордо сказал капитан. – Не нравится тебе кулак российского моряка.

– Это ему моя фига не понравилась! – заспорил Алешка.

– Что? – возмутился капитан. – А ну, покажи!

Алешка показал. Капитан презрительно рассмеялся:

– Да такую фигу и в микроскоп не разглядишь. Вот у меня – фига так фига. – И он снова сложил свою ладонь-лопату в здоровенный кулак.

– Не нравится мне это соседство, – сказал папа капитану. – Оно не случайное.

– Сергей Александрович, – капитан положил свою лопату папе на плечо, – «Афалина», я вам скажу, в какой-то степени неуязвимое судно.

– Разве что, – вздохнул папа. – Но меня вовсе не «Афалина» тревожит.

А Лешка в тот же день отправил маме свое первое письмо в бутылке с сахарным песком. Мне удалось подглядеть в этом письме три строчки. «…В Тихам океани очень харашо. Плавают акулы и летают вражеские виртолеты. Я один виртолет сбил валинком, а другой зимней шапкой. А капитан сбил свой виртолет своей фигой… Сахарный писок чистый, можеш пить с ним чай…»