Рецензенты:

Кафедра философии и социологии Уфимского государственного аграрного университета, доктор философских наук, профессор А. Я. Канапацкий

Этот сборник избранных трудов содержит фрагменты разных работ и статьи, написанные в разное время и на разные темы. Но их объединяет не только автор. Они слиты в единый поток размышлений о человеке и его судьбе в страшном XX веке. Две мировые войны. Фашизм и социализм. Геноцид и апартеид. Ядерная бомбардировка. Терроризм и СПИД. Глобальные проблемы и мозаика локальных войн.

Успехи науки и техники налицо. Но мир добрее не стал. Он стал еще ужасней, чем раньше. Однако мы жили, учились, работали, рожали детей и ждали прекрасного Завтра. Век, как и жизнь многих, бестолковый и безжалостный. «Проклятый век человечества» не сомневаюсь, он войдет в мировую историю под таким названием. Более жуткого века, пожалуй, не было. И он достался нам… Верю, что и не будет, ибо более жестокий век станет последним в истории земной разумной материи.

Статьи не о чем, как и вся жизнь человечества в этом веке. Дорога в никуда. Жалкая идея, что переходит из одной статьи в другую, — о необходимости сопровождать интеллектуальное развитие человечества нравственным и эстетическим эскортом — не новость. То ли просьба, то ли мольба, то ли отчаянный крик ужаса возник тоже не сегодня.

Здесь собрано далеко не все, что автор написал за свою предыдущую жизнь, а лишь те статьи и фрагменты из работ, которые были написаны по «зову души», а не по каким-то конъюнктурным соображениям и по внешней необходимости. Поэтому автор счел возможным не менять в них ни содержания, ни стиля изложения. То, что было написано и не опубликовано в начале восьмидесятых годов двадцатого века, сегодня потеряло, возможно, практическую актуальность, но не теоретическую. Современная гуманитарная наука страдает теми же недостатками, что и в прошлом столетии по двум причинам. Во-первых, в большинстве остались и трудятся на ниве отечественной науки и философии те же ученые и «ученые», которые кормились при науке и философии и раньше. Им все равно: и в прошлом веке в науке их интересовала не истина, а конъюнктура — угодить начальству, и сегодня та же ситуация. Во-вторых, истинные достижения науки рождаются не политическими изменениями, даже не социально-историческими реалиями, которые лишь могут способствовать или мешать научному познанию, а достижениями ученых. От того, что вместо «строительства коммунизма» общество стало «строить демократическое гражданское общество», копилка науки в целом, и гуманитарной науки в частности, вдруг богаче не стала. Нужны серьезные научные исследования, а не декларации. Поэтому то, что нарабатывалось в период тоталитаризма в аспекте методологии и разработки методик гуманитарных наук, остается актуальным и сегодня.

И последнее, совсем личное замечание. Так уж случилось: маленькое эссе «Единичка» — самая первая и завершенная вещь. Не думал никогда, что написанное на заре молодости станет таким близким на пороге старости. Поэтому я поместил эту малюсенькую работу в качестве «Заключения» избранных из тридцатилетнего творчества работ.

Возникла парадоксальная ситуация. Вторая половина семидесятых и начало восьмидесятых годов ознаменовались спадом уверенности в скорейшем создании искусственного интеллекта, даже в возможности создания вообще. Сегодня уже не встретишь категорического утверждения, что мы стоим на пороге конструирования искусственного интеллекта, который по своим возможностям ничуть не уступает естественному человеческому сознанию, а по определенным параметрам даже его превосходит. Однако вызывает удивление, что остывание страстей сопровождается невиданным увеличением потока литературы, посвященной искусственному интеллекту, роботам и робототехнике.

Правда, в работах последних лет все больше и больше усиливается крен в сторону признания искусственного интеллекта не столько интеллектом, сколько своеобразным орудием труда.

Но такая практика поведения сторонников возможности создания искусственно мыслящего не нова. Во всех предшествующих попытках конструирования искусственного сапиенса вслед за вспышкой оптимизма наступал период перевода технических исканий на этом пути на рельсы создания новой техники. Этим дело и заканчивалось до нового всплеска надежды создания искусственного мыслящего.

Возможен ли искусственный интеллект?

Уже сама постановка вопроса вызывает оживленную дискуссию. Такая постановка вопроса возможна и нужна, дискуссия допустима, но не актуальна, и третья точка зрения гласит, что этот вопрос так же правомерен, как: возможна ли черная белизна?

Что касается самого вопроса, то: «да!» — утверждают одни. И не менее уверенные в своей правоте другие заявляют: «нет!» Альтернативные позиции исключают компромиссы. Дизъюнкция строгая.

Новейшие достижения кибернетики «да-энтузиасты» расценивают как подтверждение своей правоты и как шаг к созданию искусственного интеллекта. «Нет-скептики» склонны считать эти же достижения как доказательство принципиального различия человеческого и «машинного мышления».

Основание скепсиса, разумеется, не есть контраргумент противоположному тезису. Это лишь материал для субъективной ориентации, истинность которой должна быть подтверждена или опровергнута.

Недоверие к возможности создания искусственного интеллекта выросло из истории попыток создания искусственного мыслящего.

Мечта человека о создании себе подобного уходит корнями в глубокую древность, можно предположить, к временам появления зачатков самосознания. Археологи рядом с останками предков людей находят и их искусственных сородичей. Древние люди решали эту задачу по-своему просто. Во-первых, делали человека в целом, а не только его интеллект. Во-вторых, практическая реализация была технически несравненно проще: в ход шли камень, дерево, кость и другие доступные им материалы, которым придавали внешнее сходство с человеком и отпускали в мир человеческих отношений, где эти искусственные люди имели равные или в определенных сферах приоритетные права среди живых людей. Искусственные гоминоиды, бытие которых определяется бытием данного конкретного общества, «жили» заботами своих создателей: участвовали во всех хозяйственных делах, приносили удачу или неудачу, давали то хорошие, то плохие советы, были непременными участниками всех торжеств, праздников, обрядов церемоний.

Но при этом обнаруживались некоторые детали, мешавшие полноте осуществления этих искусственных сапиенсов. При всей своей телесности и мудрости, они не могли сами передвигаться — приходилось носить их реальным людям, не умели они также разговаривать — мудрые мысли высказывали старейшины, колдуны, шаманы, жрецы. Однако были и параметры, в которых искусственные люди «превосходили» своих создателей. Например, они не нуждались ни в пище, ни в еде, ни в одежде, ни в жилье, не болели, не умирали… Но древний человек и кормил, и поил, и одевал своего искусственного собрата по своему подобию. Этим он устранял заметное несоответствие между людьми и своими искусственными сородичами. Такое уравнение искусственных гоминидов в правах с человеком было произвольным и не соответствовало действительному положению вещей, что нашло свое отражение в сознании первобытного человека в виде иллюзорных форм мышления. Совместное бытие предстало в сознании дикаря в перевернутом виде: недостатки-детали искусственных людей стали пониматься как их сверхъестественная сила, сверхъестественное превосходство над естественными людьми. Первобытный человек фетишизировал в своем сознании недостатки своего собственного творчества, обусловленные низким уровнем развития первобытного общества. Неразвитость общества привела к тому, что общественные отношения осознавались не в форме действительной социальной природы, а в вещной, предметной форме деятельности искусственных людей. В сознании дикаря дело представлялось так, что не искусственные болванки, созданные его руками, должны совершенствоваться до уровня естественного человека, а наоборот — люди должны подниматься до уровня фантастического бытия искусственного гомо. Реальные общественные отношения первобытных людей осязаемо обнажились для них в форме деятельности фантастических сил, овеществленных в искусственных людях. Детали-недостатки искусственных сапиенсов в сознании дикаря обернулись фантастическими недостатками его собственной творческой сущности. Не поняв природы общества, человек унизил себя в своем сознании перед своим же творением. Но при этом он на практике эмпирически нащупал (правда, осознавая это в мистифицированной форме) действительную диалектику связи между обществом и творческой сущностью человека. Развитие общества и индивида взаимообусловлены. Это — противоположности, которые исключают и предполагают друг друга, т. е. мы имеем дело с социальным диалектическим противоречием, разрешающимся в чувственно-предметной деятельности людей. Деятельность опосредует взаимовлияние этих противоположностей друг на друга. Как результат деятельности людей общество приобретает объективную закономерность развития. И в деятельности люди обнаруживают обусловленность своего мышления и практических возможностей объективными законами развития общества.