Но даже это отошло на второй план, когда мы узнали, что превращение Коры в ближайшем будущем в национальный парк мало вероятно: ходят слухи, будто доктор Перес Олиндо собирается оставить должность. Причины были неясны, но если слухи подтвердятся – значит, решение, которого мы с такой надеждой ждали, отложится еще на какое-то время. Хотя я, в общем, оптимист, попытка заставить себя не верить слухам – во имя Джорджа – оказалась безуспешной. Я все больше стал проникаться пессимизмом. Еще бы! Мое будущее в значительной мере зависело от того, станет ли Кора национальным парком. Трест Эльса окажет Департаменту охраны природы существенную финансовую помощь, если Кора получит более надежный статус; эти деньги будут направлены на развитие заповедника и укрепление его позиций. А без этого статуса денег не дадут, да и мне не светит никакая должность.

Времена и в самом деле были нестабильные, ибо Джордж опять попал под перекрестный огонь чересчур эмоциональных критиков и людей, от которых зависело принятие решений. Из-за своего неофициального положения в Коре я был лишен возможности конструктивных действий. И я решил покинуть ее.

При отсутствии средств и надежды на получение постоянной работы мои проекты, будь то туристические маршруты по звериным тропам или гостевой лагерь на принципах самоокупаемости, все равно остались бы на бумаге. Я слишком поздно прибыл в Кору и чувствовал, что самое правильное будет не врастать в нее корнями, а оставить Джорджа и Кору такими, какими я их когда-то встретил. Тем не менее мы с Джорджем продолжали беспокоиться о будущем заповедника, которое он возлагал на мои плечи, что я тогда принимал с благодарностью.

Сегодня мне кажется символичным, что вслед за Гроу к лагерю пришли и остальные члены прайда – первым явился молодой красавец Дэнис, а два дня спустя пожаловали еще шестеро. Львы держались необычно близко к лагерю до самого дня моего отъезда из Коры.

Я поведал Джорджу о своих сомнениях. Он был крайне опечален моим состоянием и затруднительным положением, повторяя, что желал бы видеть будущее Коры в моих руках. Кора не должна погибнуть, когда я уйду в небытие. В глубине души я не мог отделаться от мысли, что мой отъезд есть не что иное, как дезертирство, предательство и Джорджа, и его дела. Но ведь никто не торопился дать мне официальный статус, а на птичьих правах для меня не было будущего в Коре.

Я понимал, что предаю также и Мохаммеда, – я мог бы помочь ему приобрести новую профессию, стать известным и уважаемым в здешних местах. Как-то вечером, сидя в хижине Мохаммеда, я поговорил с человеком, который прекрасно понимал мою ситуацию. Он придерживался мнения, что мне лучше остаться, а если все-таки придется уехать из Коры, то обязательно нужно вернуться. Я покидал и трех детенышей, в чье развитие и благополучие мог бы внести свой вклад. Жаль, но входить в дикую жизнь им придется без меня.

Ночью, когда я отправился к своему небольшому лагерю, где стояла моя только что законченная, но пустая хижина, прайд львов почему-то последовал за мной – хищники бежали гуськом по дороге за машиной. Оставив Кампи-иа-Симба и Джорджа, они в течение нескольких ночей держались возле моей ограды, иногда устремляя взор туда, где я предавался размышлениям при свече. И я, как и Джордж, черпал силу в их присутствии – силу, смешанную с печалью. Не надо объяснять, как тяжело мне далось окончательное решение, но я дольше не мог жить без уверенности в будущем. Я пришел к выводу, что, даже если я останусь, мне все равно ничего не удастся добиться.

И вот настало утро расставания. Я уверил себя, что лучше покинуть Кору раз и навсегда, тем более что Джордж понимает мои доводы, чем остаться и тешить себя несбыточными надеждами.

Мне трудно описать прощание с Джорджем – столько накипело у меня на сердце, да, как видно, и у него тоже. Расставание было мучительным – у обоих глаза были полны слез. Боль была тем сильнее, что расставались два так нуждавшихся друг в друге единомышленника; но, право же, примириться со своим положением постороннего наблюдателя я никак не мог.

Покинув Кору в январе 1989 года, я провел два месяца в Англии, а затем вернулся на юг Африки, где засел за эту книгу. Первоначальный вариант был закончен 31 июля, и я задумал на две недели вернуться в Кору, чтобы собрать документальные сведения о жизни Джорджа (до меня этой задачи никто не ставил) и вспомнить, как мы нашли друг друга и стали работать вместе. Я так волновался при мысли об этом – ведь мы встретимся вновь, и Джордж прочтет первый вариант книги, которую – я был уверен – воспримет как награду за свою жизнь и свой труд. Мне очень хотелось, чтобы содержание ему понравилось, – я даже никому не показывал написанное, чтобы он прочел первым.

Но – человек предполагает, а Бог располагает. 20 августа, через год и один день после того, как я впервые приехал в Кору, Джордж был убит бандой сомалийцев при мужественной попытке защитить своего работника и посетителя лагеря. Насильственная жестокая смерть человека, посвятившего жизнь львам…

Известие о его смерти подкосило меня. Терзавшие меня ярость, чувство беспомощности и неведомой прежде скорби опустошали душу. Хотя я был вдали от Джорджа семь месяцев, но, сидя над страницами этой книги, ощущал его невидимое присутствие.

Работа над книгой облегчала боль оттого, что пришлось покинуть Кампи-иа-Симба, но тем не менее я был угнетен и ничего не видел впереди, и только после смерти Джорджа из скорби родилось прозрение. Опыт и вдохновение, почерпнутые мной у этого замечательного человека, побудили меня возобновить мой собственный проект по изучению львов на северо-востоке Тули. Я задумал вернуться к своим любимцам и продолжить работу, направленную на сохранение африканского льва и дикой природы в целом.

Пока я писал книгу, друзья сообщили мне, что ситуация в Коре начала улучшаться, и это вселило в меня оптимизм. Силы безопасности по-прежнему защищали заповедник от сомалийцев и их скота. Доктор Ричард Лики, новый директор национальных парков, засучив рукава, занялся наболевшей проблемой браконьерской охоты за слоновой костью. В марте из Кампи-иа-Симба пришло сообщение, что в заповеднике планируется создать постоянный полицейский лагерь. За месяц до этого Джордж в добром здравии отметил свое 83-летие. Тогда же Гроу и Одноглазая принесли приплод, по три детеныша каждая. Стало быть, число членов прайда уважаемой Гроу возросло до четырнадцати. Подрастали Батиан, Фьюрейя и Рафики, принося Джорджу постоянную радость. Когда я услышал эти новости, во мне возродились надежды, что ждать присвоения Коре статуса национального парка осталось недолго.

Гибель Джорджа и самый характер ее развеяли эти мечты, и я, как и тысячи людей по всему миру, был поражен и возмущен случившимся. Джордж почитал жизнь священной и, работая с живыми существами, поддерживал и оберегал ее. Он был человеком, исполненным тепла и жажды отдавать; ему всегда приходилось бороться за свои верования и убеждения. Он и ушел, как жил, мужественно стремясь защитить жизнь.

Когда я получил известие о его смерти, меня стали терзать мысли, насколько больше я мог бы сделать, чтобы помочь ему. Я лелеял надежду, что эта книга позитивно скажется на будущем Джорджа и Коры. Я обдуманно написал о положении в заповеднике, обозначил насущные проблемы и пути их разрешения. Я полагал, что, пролив свет на происходящее, мог бы оказать воздействие на правительство и власти, добиваясь от них создания стабильной ситуации в регионе, которая дала бы возможность квалифицированному специалисту осуществить свое горячее желание работать вместе с Джорджем и продолжить дело после него. Я всей душой чувствовал, что эти проблемы не относятся к разряду неразрешимых, и у меня не укладывалось в голове, почему дело Джорджа должно уйти в небытие вместе с ним.

Джордж Адамсон оставил мне ценное наследство. Оно – в существе его работы, изложенном на этих страницах. Свою книгу Дикие звери белого господина Джордж закончил так: Сегодня ночью я довел свой рассказ до конца. Если мне посчастливится и кто-нибудь прочтет его, он может быть уверен, что он написан с единственной целью – принести пользу моим друзьям-львам. Эти слова Джорджа я хотел бы отнести и к своей книге.