Способ пятый. Роберт Дезертиро съедает на завтрак килограмм пороха, на обед килограмм тротила, на ужин килограмм гексогена, а затем садится спокойненько на Вечный огонь, что горит перед памятником погибшим в годы ВОВ, и ждет, когда его разнесет в клочья.

Способ шестой. Роберт Дезертиро натирается солью, перцем, специями, выпивает уксусу, а потом поджаривает себя на гигантском вертеле. После того как Роберт хорошо прожарился, любой желающий может попробовать его на вкус.

Способ седьмой. В город приезжает зверинец, и Роберт, забравшись в клетку к тиграм или волкам, начинает дразнить их, пока они живьем не сжирают его на глазах ошалевших посетителей.

Способ восьмой. Роберт Дезертиро, словно персонаж диснеевского мультика, ложится под каток. Несколько секунд слышится хруст костей, и от Роберта остается кровавое месиво с отвратительным запахом.

Способ девятый. Перед Робертом выстраиваются тысячи хорошеньких женщин. Они снимают трусики и нагибаются, а Роберт, жадно припадая к раздвинутым ягодицам, пьет выделения каждой, словно яблочный сок. Потом, захлебнувшись, он падает замертво.

Десятый способ был связан с железной дорогой, одиннадцатый заключался в собственноручном сдирании с себя кожи, а двенадцатый был мне по душе больше других: разбогатевший Роберт Дезертиро наполняет ванну духами «Сальвадор Дали», ложится в нее в нижнем белье своей любимой и лежит в ванне, пока не задыхается от дорогого его сердцу аромата.

Тринадцатый способ придумать я не успел, потому что старуха, похоронившая за гаражами пропасть котят, протащилась мимо с помойным ведром. Она долго и подозрительно, не узнавая, смотрела на меня, а от запаха гнили, которое извергало ее ведро, действительно можно было задохнуться.

— Здрасти! — сказал я старухе, а она не ответила и продолжила путь к мусорным контейнерам. Не знаю, может быть, в ведре у нее валялись очередные трупики котят.

Я поднялся с лавочки и, обреченно взглянув на свои одинокие, черные окна, побрел прочь.

Куда идти, я не знал. Цели не было и никого, кроме нее, видеть не хотелось.

К соседнему заплеванному подъезду подкатил вишневый БМВ, и из него вышла незнакомая девушка. Молодого парня, сидевшего за рулем, она чмокнула в щеку и пожелала ему спокойной ночи. Девушка улыбалась, вся светилась от счастья, и из этого нетрудно было сделать вывод, что она безумно влюблена в своего парня. В машине громко играло радио: я опять услышал старую и очень красивую песню «Поезд на Ленинград». Совсем недавно я слушал ее в «Тойоте» бизнесмена, когда он вез меня на деревенское полузаброшенное кладбище.

На улице было по-вечернему свежо, ветер нежно перебирал листья росших перед домом деревьев, и почему-то я, проходя мимо вишневого БМВ, вдыхая воздух, пропитанный выхлопными газами и красивой мелодией, почувствовал облегчение.

Нет, тоска не исчезла, видеть ее мне не расхотелось, и я все так же желал смерти, но, глядя на эту счастливую девушку, я просто понял, что в своих страданиях никогда не буду одинок. И эта полная эгоизма мысль, что кто-то страдает и будет страдать так же, как и я, утешила меня настолько, насколько может утешить больного раком сообщение, что у его соседа — СПИД. Я подумал, что сейчас эта девушка, продолжая светиться от счастья, придет домой, заберется в свою уютную белоснежную постель и, сжимая в объятиях какого-нибудь плюшевого мишку из своего детства, с нетерпением будет ждать завтрашнего дня, когда увидит своего парня снова, — но, кто знает, может быть, он уже разлюбил ее и предпочитает не говорить об этом, зная, что не приедет к ней никогда. Возможно, он полюбил другую, а потом, разлюбив и ее, полюбит еще и еще, а несчастные, брошенные девушки все равно будут ждать его, тоскуя и думая о нем. Не исключено, что кто-то из них совершит суицид.

Черт возьми, подумал я, это же несправедливо и подло, потому что, как утверждал Экзюпери, мы в ответе за тех, кого приручили. Конечно, можно возразить, что такова человеческая природа и все такое, и ничего нельзя с этим поделать, но я вдруг подумал, что, если подойти к этому вопросу с научной точки зрения, выход есть. Существуют же приборы, целенаправленное излучение которых воздействует на психику человека, превращая его в послушное орудие — убийцу или какого-нибудь там роботоподобного дегенерата, — то есть, что будут ему внушать, то он и будет делать. В какой-то газете однажды я вычитал, что без подобного зомбирования Путин вряд ли победил бы на президентских выборах (дескать, мощнейшие приборы были включены в подвалах ФСБ по всей стране, внушая людям, за кого именно им нужно голосовать), но, если я был бы ответственным за эти пси-излучатели, я приказал бы настроить их на частоту, внушающую каждому человеку, что влюбиться можно лишь единожды и на всю жизнь.

И тогда на земле наступил бы настоящий рай. Представьте, сколько каждый день происходит несчастий из-за того, что кто-то кого-то разлюбил и полюбил другого человека: измены, разводы, скандалы, убийства на почве ревности и суицид. Кроме того, от несчастной любви люди совершают другие необдуманные поступки и еще становятся наркоманами или алкоголиками. Когда же первопричина всех этих бед будет устранена, человечество начнет быстро выздоравливать, а Роберту Лекарю можно будет вручать Нобелевскую премию, при вручении которой он, расшаркавшись, торжественно произнесет: «Дамы и господа, любите друг друга и будьте счастливы. Конец Света откладывается».

БМВ, мягко урча мощным двигателем, укатил в неизвестность, слова из песни «Поезд на Ленинград» еще какое-то время порхали в воздухе, а затем, очевидно, упали на асфальт. Девушка скрылась в подъезде.

Когда я завернул за угол дома, увидел Емелю с приятелями, и один из них, губастый Коля, орал, обращаясь неизвестно к кому:

— Дальний выключи! Дальний! — остальные из компании громко ржали, и нетрудно было догадаться, что они только что обкурились и налопались своего любимого «антизапористого» пива «Толстяк».

Когда я подошел, мне стало ясно, что Коля по обыкновению прикалывается, и его слова предназначались кошке, которая шла со стороны гаражей и глаза которой сверкали в темноте, словно две автомобильные фары.

Все эти потенциальные мертвецы, которые не сегодня завтра отправятся на кладбище в дешевых гробах, страшно обрадовались мне.

— Приветствуем, Роберт! — заорал Коля.

— О, Робертыч! — сказал Емеля.

Остальные придурки поздоровались тоже, а потом принялись ржать еще громче, потому что в темноте я на что-то наступил и чуть не упал.

— Ты вовремя, Роберт, — сказал сквозь смех Коля. — Мы как раз собрались прикольнуться. Посвети, Емель…

Емеля, пьяно улыбаясь и икая, вытащил электрический фонарь, включил его и направил луч мне под ноги: на асфальте валялась пожилая алкашка в грязной спортивной кофточке и желтой юбке.

— Тише, — сказал кто-то из компании, а Коля, присев возле алкашки на корточки и выгружая из карманов какие-то предметы, огрызнулся:

— Иди ты в жопу! Все равно она ничего не услышит!

Потом Коля принялся священнодействовать: ножницами остриг длинные волосы на голове жертвы, а затем опаской стал ее брить. На несколько глубоких порезов Коля смачно плюнул. Опаска была в крови. Парни все это время так и покатывались со смеху. Емеля стал икать чаще.

Закончив бритье, Коля сказал мне:

— Видишь, Роберт? Лысина — точь-в-точь, как у тебя… Из вас получится неплохая пара.

После этого Коля маркером написал на окровавленной голове несчастной женщины: «Прием бутылок с 8 до 22 без перерыва на обед». На лице он нарисовал ей пышные усы и бороду.

— Может, хватит глумиться, придурки? — возмущенно спросил я.

— Да ты чего, Роберт? — удивился Коля. — Приколы еще только начинаются. Погоди, и ты со смеху умрешь… Мадам, — галантно обратился он к бесчувственному телу алкашки, — позвольте снять с вас вашу шикарную юбочку?

«Мадам», пьяно бормотавшая во сне о пятнадцати рублях долгу, не возражала.