Случайно наткнувшись на его могилу, я удивился словам, которые вместе с фотографией украшали дешевый памятник: «Смерть вырывает лучших…» По-моему, что-то из Высоцкого и, хотя о покойниках нельзя говорить плохо, все-таки этих слов он не заслуживал. Для кого он был лучшим? Для своей девчонки, над которой издевался? Или для своих родителей, которым причинил столько горя? Думаю, никто, кроме несчастной подружки, не любил его. Все только ненавидели и побаивались Андрея.

Торжественное громыхание тарелок приближалось.

Эля не понимала, чего ради я, оставив одну могилу, прицепился к другой.

Я подумал, что, может быть, стоит предложить Эле заняться сексом на цветнике перед памятником. Полусгнивший Андрей внимательно слушал бы в своем трухлявом гробу, как Эля волнующе стонет, а потом я выбросил бы свой яд прямо на его фотографию и памятник, и надпись: «Смерть вырывает лучших…» Я не стал этого делать и, не удержавшись от кощунства, просто помочился на жалкую ограду, и моча, стекая по ней, впиталась в землю, а потом мы поехали домой.

Мне не хотелось оставаться одному, но Эле нужно было куда-то по своим делам, и она, пообещав, что приедет вечером, и высадив меня у подъезда, укатила на своем мрачном автомобиле. Ни Емели, ни его приятелей у подъезда не наблюдалось.

Паук был дома, сидел в своей паутине, а я первым делом заглянул в комнату, потом на кухню и уже после этого к нему в ванную.

— Ее нет, — сообщил я пауку. — Не приходила и, может быть, не придет никогда. Неудивительно, потому что она для меня мертва.

Я залез в ванну, включил воду и стал смотреть на ее белье, размышляя, одеть его или нет для того, чтобы сладко поонанировать. Мои размышления прервал условный стук в дверь.

Пришла тетя и, как в прошлый раз, в руках у нее были тяжеленные сумки с провизией для любимого племянничка дезертира.

— Опять лысый, — заявила она вместо приветствия. — Черт страшный. — Тетя была в своем репертуаре.

— А чего ты хотела? Чтобы у меня за пару дней коса отросла?

Она ничего не ответила и принялась выгружать из сумок свои свертки и запихивать их в холодильник.

— Совсем, что ли, ничего не ешь? Все на месте лежит.

— Ем, — сказал я.

— Или аппетита нет от твоих любовных переживаний?

— Есть аппетит, — соврал я.

— Дурак ты, разум потерял совсем. Знаю, как выбить блажь из твоей лысой башки.

— И как же? — полюбопытствовал я, думая, сказать тете или нет о том, что приходил голубоглазый брюнет, бизнесмен с мобильником на дне кармана, и уверял меня, что моей возлюбленной нет в живых, — дескать, автомобиль колесом проехал ей прямо по голове и теперь она лежит на кладбище. (Потом я представил себе такую картину: я — бизнесмен, торчу у себя в офисе, и обстановка приводит в шок каждого клиента. Вместо стола и шикарного кожаного кресла посреди кабинета стоит ванна, в которой воды чуть-чуть, на дне, и голый бизнесмен с бритой башкой лежит в этой ванне, сжимая в руке телефонную трубку и показывая посетителям огромные клыки. Над ванной — огромная, словно рыболовная сеть, паутина, и в ней торчит огромный паук, на которого возложены обязанности секретарши).

— Очень просто, — сказала тетя, и картинка в моем мозгу исчезла. Я подумал, что ей ничего не нужно говорить о визите голубоглазого бизнесмена. Может быть, она уже и так все знает и, возможно, именно ей, тете, принадлежит идея лжезахоронения. Теперь же она хочет просто подстраховаться и для этого придумала какой-то новый план. И уж тем более не стоило рассказывать ей, что я раскопал могилу и роб был совсем пуст.

Я внимательно взглянул на тетю, и она, не выдержав моего змеиного взгляда, отвернулась. Потом тихо произнесла:

— Ты меня слушаешь, что ли?

— Очень внимательно.

— Не заметно.

— Так что же за способ выбивания блажи? Может, опять отправимся в церковь и будем торчать в длиннющей очереди, пока в рот не засунут ложку с кагором после противных старушенций.

— Нет, у меня есть знакомый психиатр, очень хороший специалист. Он тебя посмотрит, поговорит с тобой и даст какие-то советы, выпишет, может быть, какие-нибудь витаминки, и…

— Нет уж, спасибо, — отказался ваш покорный слуга от тетиного предложения. — Я здоров, и витаминки мне не требуются. И от того, что ты называешь блажью, вылечиться нельзя. Это — любовь. Настоящее чувство.

— Значит, не пойдешь со мной?

— Нет.

— Это очень хороший специалист.

— Ну и что ж? Когда меня забирали в армию, в военкомате тоже был хороший специалист. На каждого призывника он смотрел подозрительным взглядом и сам был похож на психа ненормального. Этот придурок спросил у меня, как расшифровывается РСФСР, и я, шутки ради, ответил, что не знаю. Тогда он покачал головой, сказал мне: «Российская Федеративная Республика, дурья башка», а потом написал в карточке «годен». Если он признал меня годным к строевой службе, значит, я здоров.

— Он ничего не знал о твоей проблеме.

— У меня нет никаких проблем.

— Упрям ты, как баран. Договариваться с психиатром или нет? Очень хороший специалист. Он может и на дом приехать.

— Не стоит беспокоить, хотя…

— Что?

— Пусть приедет и побеседует с пауком. Может быть, у него какие-то проблемы. Последнее время он замкнулся в себе и целыми днями молчит.

— Шутишь?

— Да.

— Сатана в тебя вселился. Болезнь это.

— Нет, — сказал я. — Это любовь.

Тетя в сердцах плюнула на пол и ушла, не попрощавшись и хлопнув дверью. Ушла кормить своего Хрюшу и безымянных кур.

Я обратно развалился в ванне и минут сорок слушал одну и ту же песню в исполнении Джорджа Майкла. Когда песня заканчивалась, меломан, который живет на третьем или четвертом этаже, перематывал ленту и ставил песню сначала. Б. Моисеева и остальных своих любимых исполнителей сегодня он почему-то игнорировал.

Я не возражал и, когда в сотый раз начинался припев, выключал воду и подпевал:

— «Наверно, я сошел с ума…»

Часов в семь приехала Эля, и в этот-то вечер все и началось. Вместо того, чтобы сразу раздеться, завалиться на тахту и заняться одновременным оральным сексом, мы решили посмотреть какой-нибудь фильм. Сперва хотели поставить кассету с ужастиком и долго перебирали в стопке зловещие названия. «Фантазм», «Лепрекон», «Восставшие из ада», «Ночь страха», «Телемертвецы», «Отрубленные головы», «Невеста Дьявола», «Байки из склепа», «Дом с привидениями» и другие, подобные им.

Все эти фильмы Эля видела, и тогда я предложил посмотреть комедию. «Хорошо», — сказала Эля, и я поставил кассету, которая валялась на полу за подставкой для телевизора. «Не может быть» — старая и очень смешная комедия, и исполнители замечательные: Вицин, Куравлев, покойный Савелий Краморов… Очень хорошие раньше снимали комедии, и артисты были хорошие, таланты, не то что сейчас, и жаль, что нет в живых всех этих бедолаг: Миронова, Никулина, Моргунова и добродушного Папанова. Честно, очень жаль…

Я нажал «плей», но после того как прошли титры, мне не стало веселее, потому что вместо комедии началась какая-то эротика, быстро перешедшая в порнуху, и сперва я не мог сообразить, что это такое, а потом понял, увидел: это она, моя возлюбленная, и голубоглазый брюнет, ее кавалер. Видимо, они установили включенную видеокамеру напротив тахты и принялись спокойненько заниматься на ней любовью, записывая все это на пленку.

Меня в холодный пот бросило, когда я увидел, что они вытворяют на тахте, той самой, на которой сейчас мы устроились с Элей. Такое разнообразие поз и ласк не в каждой крутой порнушке встретишь. Был даже момент, где она, моя сладкая, лизала его противный, волосатый зад, и все это крупным планом. Наверное, все это они снимали только для себя, и мне стало ясно, что искал бизнесмен, когда приходил сообщить, что она умерла. Он искал эту кассету и не нашел ее, потому что она валялась на полу.

Мне стало тошно до невозможности, в глазах даже потемнело, но вместе с тем я почувствовал и возбуждение. Пусть она занималась развратом с другим, но ведь это была именно она, и именно ее родное тело я видел сейчас на экране. Маленькие розовые соски, пухлый лобок с узкой полоской светлых волос, родинка на левой щеке и даже шрам на коленке… Все это было сейчас передо мной. Крупным планом ее раздвинутые ноги, и между ними голова бизнесмена. Потом ее раздвинутые ягодицы, и снова его голова, его мерзкий язык, слизывающий ее выделения, словно яблочный сок… А вот и его волосатый зад, украшенный огромной шишкой геморроя, и ее нежный, как у кошки, язычок…