Насмотревшись на Хизер Козар, я включил телевизор, но ничего интересного там не было.
Тогда я переоделся, взял в руки лопату и отправился к Емеле.
7
Он был дома, а с ним вся его компания.
Емеля сделал вид, что обрадовался мне и на лопату ему плевать.
— Заходи, Роберто! — насмотрелся мексиканских сериалов и опять принялся за свое. Хорошо хоть, что Луисом Альберто не назвал.
Я протянул ему лопату.
— Вот, возвращаю в целости и сохранности. Извини, раньше не мог.
— Да ладно ты извиняться из-за этого дерьма… Проходи.
Я стал снимать обувь, а в коридор заглянул Коля. Он увидел лопату.
Поздоровавшись, он спросил:
— Клад, что ли, искал, Роберт?
— Нет, он на кладбище был, — ответил за меня Емеля, — могилы раскапывал.
Емеля, наверное, решил, что удачно прикололся, а на самом дел угодил прямо в точку.
Они прыснули — вероятно, только что накурились.
— А что смешного? — добавил потом Емеля. — Поймали же в прошлом году в нашем городе некрофила — раскапывал могилы и трахал мертвых.
— Читал я об этом, — сказал Коля. — В газетах было написано. Он, придурок этот, только свежие могилы раскапывал и выслеживал, где похоронят молоденькую девушку. Ну, не уродину, конечно, посимпатичнее выбирал… Велосипед у него был, на котором он и колесил по кладбищам… Еще несколько раз он в морг забирался и там делал свое гнусное дело… Ты, Роберт, читал про него?
— Нет, — ответил я. — Не довелось.
— Может, это про тебя было написано?
Они снова прыснули.
— Нет, не про меня, — сказал я, а когда снял с головы шляпу, Коля констатировал:
— Фантомас вернулся.
Мы прошли в комнату, где за журнальным столиком, заставленным пивными бутылками, сидели еще двое обкурившихся балбесов — приятели Емели, оба ему и Коле под стать. Я поздоровался за руку и с ними.
Емеля, проявляя гостеприимство, зубами отковырнул с бутылки пробку, протянул мне:
— Держи, Роберт. Наше пиво. «Толстяк. Забористое».
— Скорее уж «Запористое», — сказал один из парней.
— А если точнее — «Антизапористое», — добавил второй, после чего дружно, вчетвером, они принялись ржать. Несмотря на то, что была открыта форточка, комната была наполнена сладковатым дымом марихуаны, в простонародье — анаши.
В дальнем углу комнаты за дымом мерцал экран включенного телевизора, под столом негромко играл магнитофон — Земфира, кумир наркоманов и придурков, вроде тех, что окружали меня сейчас, исполняла вполне приличную песенку про Лондон. Ее никто не слушал, телевизор никто не смотрел, на меня перестали обращать внимание, и я спокойненько стал потягивать пиво.
— Ну и что было дальше-то? — спросил у Емели один из балбесов. Звали его вроде бы Сергеем, точно не помню, но кличку забыть трудно — Цокотуха. Мухин у него фамилия.
Видимо, притащившись с лопатой, я помешал Емеле досказать какую-то историю. Теперь все ждали ее продолжения.
— Дальше было вот что: привел меня Коля к этим телкам, а телка всего одна — вторая почему-то не пришла. В квартире натуральный бомжатник — грязь, тараканы, и лахудра эта, подруга Колина, одета не пойми в какой сарафан, красный, весь в каких-то пятнах, у самой на роже — прыщи и синяк и шепелявит вдобавок. Ну, думаю, хорошо, что вторая не пришла. Наверное, не лучше была…
— Нет, лучше, — засмеялся Коля. — У второй прыщей нет. Одни фурункулы. Вот такие!
— Иди ты, знаешь куда? В жопу! В жизни с тобой никуда не пойду. Мне говорил, девочки — высший класс. Я, дурень, и поверил.
— Я же прикалывался!
— Спасибо за такие идиотские приколы.
— А что? Я тебя сразу предупредил, что родители у Марины, конечно, не Ротшильды, а…
— Ну, и как ты меня предупредил? Что ты мне сказал про родителей? Повтори!
— Что папа в посольстве работает, — давясь от смеха, сказал Коля, — а мама возглавляет крупную фирму. Вот умора! Жаль, что ты их не увидел. Емель… Синюшники, каких свет не видывал. Такие черти, видеть надо. Все из дома пропили. Кафель на кухне отодрали и продали. Компакт в туалете открутили и продали. Все розетки и выключатели повытаскивали и продали. Даже обои со стен пытались отодрать, чтобы продать.
— А кому обои-то драные хотели продать?
— Откуда я знаю? Алкашня всегда сбыт находит. Говно и то продадут. Раз приперся я к этой Марине и, пока мы в комнате были, туда-сюда, значит, выхожу, кроссовок в коридоре нет. И мамаши дома нет, хотя перед тем клянчила у меня денег на похмелье и сказала, что не отпустит меня, пока я ей не отстегну. Дескать, дочку трахаешь — плати… Ну, я, значит, в подъезд ломанулся, босиком, как был, потом на улицу, и догнал все-таки мамашу. Мои кроссовки куда-то пропивать тащила, и, прикиньте, пацаны, еле отобрал их, отдавать ни в какую не хотела, орала на всю улицу, что ее грабят. Такая, блин, семейка…
— А что дальше-то? — снова спросил Цокотуха у Емели.
— Дальше… — ответил тот. — Дальше этот ублюдок, — показывает он на Колю, — закрылся с этой шлюшкой…
— Закроешься, — перебил его Коля. — Там на дверях все шпингалеты давно пропиты. Просто прикрыл дверь, и все…
— Мне от этого не легче. Звал к телкам, а вышло… Ну, значит…
— Погоди, дай я расскажу, — сказал Коля. — Значит, уединился я с этой прыщастой Мариной. Трахнул, не снимая с нее сарафана, а потом выхожу на кухню, и что вижу? Емеля загнул ее глупенького братца, которому лет тринадцать, и шпарит.
— Куда шпарит? — не понял Цокотуха.
— В задницу! Я чуть, пацаны, не обалдел. А Марина, когда увидела это, давай ржать во всю пасть.
Емеля довольно заулыбался.
— А что еще оставалось делать? Дрочить?
— Мог бы после меня Марину шпигануть. Она не отказала бы.
— Мне и с ее братцем неплохо было. Сперва он, правда, ломался, но потом, когда я пообещал ему нос откусить, сразу штаны скинул. И подмахивал.
— Понравилось? — прищурившись, спросил Коля.
— Даа-а… — протянул Емеля, и все они стали громко ржать. Очень это им показалось смешным.
8
Мне захотелось встать и уйти, но я почему-то не вставал и никуда не уходил, продолжая попивать свое «Антизапористое» пиво с толстым бородачом на этикетке. С первых же глотков в животе у меня стало пучить.
Наржавшись, Коля сказал:
— Слушайте анекдот, пацаны. Новый русский собрался к другу на день рождения. Заныривает на аукцион и покупает картину Пикассо за мулик баксов. Потом достает сотовый телефон и звонит жене: «Дорогая, одевайся. Открытку я купил, сейчас пойдем подарок выбирать…»
— Старье, — презрительно скривил губы Емеля.
— Расскажи что-нибудь новенькое.
— Пожалуйста. Наркоман пыхнул как следует, а в это время звонок в дверь. «Кто там?» — спрашивает наркоман. «Я», — отвечают ему. «Я?» — переспрашивает наркоман в непонятках.
— И это новенькое? — удивился Коля. — Этот анекдот я еще в детском саду слышал. Кто его тебе рассказал? Твоя бабушка?
— Моя жопа, — ответил Емеля. — Может, ты, Роберт, расскажешь?
— Нет, — отказался я. — На ум ничего не приходит.
— Ну… — Емеля, словно заговорщик, понизил голос. — Необязательно анекдот. Можно что-нибудь другое.
— Что именно? — спросил я, хотя понял, что именно хотел бы Емеля услышать. Рассказ о том, как я, насмотревшись на ужасы войны, стал дезертиром. Как я скрывался где-то три года, словно крыса…
«Ну уж нет, — подумал я. — Черта с два вы, придурки, от меня услышите. Кому-нибудь другому — да, с удовольствием излил бы душу, но только не вам. Обкурились и хотите приколов, знаю я вас. Коля начнет комментировать каждое мое слово, а остальные будут ржать. Даже могу себе представить, как это будет происходить. Допустим, я скажу: „Бухнули мы восемь ведер питьевой воды в ванну и стали разогревать ее чугунные стенки паяльными лампами…“, а Коля тут же добавит, что могли бы и зажигалкой обойтись, или что-нибудь подобное. Жалкие людишки! Может, вам рассказать в подробностях, как я надеваю на себя нижнее белье любимой женщины, вспоминая ее сладкое тело, или как спасаю паука, своего приятеля? Или же вы хотите услышать историю о том, как я подглядывал за парочкой в лесу и завидовал парню, который нежно облизывал раздвинутые ягодицы своей подруги, или о том, как я онанировал в гробу, а звезды подсматривали? А как насчет того, чтобы узнать, какие фокусы мы только что проделывали с Хизер Козар? Смогли бы вы проделать все это со своими подружками-лахудрами? Как насчет того, чтобы кончиком языка вылизывать липкие складочки влагалища или пытаться втиснуть его в тугое колечко анального отверстия?
