Ему вдруг стало почти весело. Он посмотрел на девушку и неожиданно заметил, что у нее зарозовели скулы.

…а еще у нее наверняка краснеет лоб, и щеки, когда… и нежная смуглая кожа, под которой выступают тонкие косточки ключиц, тоже краснеет — наверняка… а грудь…

Лекс на секунду закрыл глаза и сжал зубы, отгоняя наваждение. Что такое, право…

Однако и Марсия хороша. Чего растерялась-то, как девчонка? Что за перемены настроения? Вошла, как госпожа, а потом… Зачем нужно это висящее в воздухе чувство каменеющей неловкости, которое…

— Я очень рада, что ты уцелел, — негромко сказала Марсия. — Я очень беспокоилась за тебя. Очень, — еще раз повторила она.

— Спасибо, — произнес Лекс. Он все равно не мог преодолеть неловкость.

Все с самого начала пошло не так, с того момента, как она вошла сюда… да что же делать? что сказать? что?..

Внезапно Марсия рефлекторно поднесла ладонь к уху — видимо, заработал коммуникатор. Лицо девушки моментально изменилось, стало серьезным и непроницаемым.

Лекс почувствовал злость и облегчение одновременно.

— Мне надо идти, — сказала Марсия, ее черные глаза смотрели строго, держа на дистанции, которую преодолеть — Лекс это прекрасно понял — дано не каждому. — И тебе, кажется, тоже. Встретимся внизу. И… возьми это.

Она протянула Лексу ладонь, на которой что-то лежало.

Он подошел к ней, протянул руку, коснулся ее пальцев.

…странно, я не помню тепла ее руки… а оно есть, это тепло, нежное, не обжигающее, но и не очень-то спокойное… да и как тут успокоиться, когда такие глаза…

— Он настроен на мою личную волну, — почему-то чуть хрипловатым шепотом сказала Марсия. — Это для тебя…

Она резко повернулась, и через несколько секунд лифт уже унес ее куда-то в пропасть. Остался лишь легкий запах ее незнакомых духов и свежести тела, а неловкость куда-то подевалась.

Некоторое время Лекс смотрел невидящими глазами в пустоту, потом перевел дух и прислушался к себе: радости не было, радость пока не пришла, но… Предвкушение. И это уже…

Он глянул на свою ладонь. Там лежала присоска миниатюрного одноканального коммуникатора.

Лекс чуть помедлил, потом прикрепил коммуникатор рядом с тем, что дал ему Ниелло, и тронул сенсор.

— Я просто хочу тебя услышать, — сказал он, ужасаясь себе: что за ребячество, право…

— Я тоже, — услышал он легкий шепот у себя в мозгу. — Я… я тебя люблю.

В голове зазвенело от внезапно наступившей тишины: канал связи заблокировался.

Хм.

…а я?

Не надо торопиться.

Лекс опоздал на минуту двадцать секунд: гнусная система прозрачности не хотела поддаваться грубым рукам Охотника, а светить на весь остров из душа голой задницей ему не захотелось.

Ниелло посмотрел на него достаточно выразительно.

— Виноват, господин центурион.

Ниелло слегка кивнул:

— Вольно, триарий. У нас есть еще время.

Ну, вольно так вольно.

— А куда мы… куда мы направимся на этот раз?

— Официальный прием. Правда, малый. Есть придется на золоте, но будут все свои.

— Чьи это — свои?

Ниелло слегка усмехнулся.

— Не забывай, что теперь ты — носитель знака Изначальных. Аристократ чистой воды. Кстати, «тыкаю» я тебе последние несколько минут. Когда будет официально объявлено о признании тебя Потомком Изначальных, наши отношения изменятся.

— То есть? — не понял Лекс.

— Ты станешь господином, а я — слугой, как и положено, — пояснил Ниелло.

— Э-э… — протянул Лекс. — Я как-то…

— Ничего страшного, — спокойно сказал Ниелло. — Привыкнешь. Тем более что, кажется, меня определят к тебе начальником охраны.

— Да ладно, — сказал Лекс. — Какой еще охраны?

— Личной, личной охраны. Не волнуйся, это не обременительно. Ты никого, кроме меня, и не заметишь. Кроме того, ведь необходимо объяснить тебе все тонкости дворцовых дел.

— Кстати, — сказал Лекс, — а кто вообще определил вас моим нянькой, господин центурион?

— Госпожа Марсия, — ответил Ниелло после секундной заминки. — Личным приказом.

— А она может?..

— Может. Но немногое.

— Ага, — сказал Лекс, решив поговорить об этом попозже. — Да, вот еще важный вопрос. Что с моей службой в Охотниках?

— Никто тебя из рядов не увольнял, — спокойно сказал Ниелло. — Ты теперь — действующий офицер, по-прежнему приписанный к крейсеру «Сиванар Эфит-Лутс», который, кстати, скоро должен появиться в этой звездной системе, и находишься в служебной командировке, что подтверждается соответствующими документами.

— Да? — с сомнением произнес Лекс, невольно глянув на офицерские звездочки на рукавах своей формы.

— Никакая ты не опереточная фигура, фратер-венатор, успокойся. Смеяться никто не будет.

У Лекса на этот счет имелись определенные сомнения, но спорить он не стал.

Ниелло посмотрел на свой хронометр.

— Пора. Держись спокойно и естественно, фратер-венатор. Охотник не должен терять лицо. Ни при каких обстоятельствах. Ты это знаешь. И даже лучше меня.

Огромный зал был расцвечен яркими огнями. Непривычного вида, но явно старинные здоровенные светильники свисали с потолка, и блики играли на хрустале и золоте, бриллиантах и неведомых драгоценных камнях…

Поначалу у Лекса захватило дух от вычурной, какой-то подчеркнуто торжественной обстановки Зала Присутствий (ну и названьице!), а потом он почувствовал невыносимую скуку (плохо быть лишним), которая, правда, тоже быстро прошла, уступив место любопытству: масса расписного народу вызывала неподдельный интерес.

Впрочем, как успел объяснить ему Ниелло, здесь присутствовали не самые сливки общества: основная часть бомонда тусовалась во Дворце, где Цезарь принимал церийцев. Но все равно, и здесь хватало красивых полуголых (да уж, подумал Лекс, женщины это умеют — одеться так, чтобы казаться раздетой напрочь: банальность, но правда) дам разных возрастов, важных ухарей, обвешанных орденами и прочими железками, гвардейцев в дворцово-парадной форме и прочего антуража.

Лекс вспомнил сцены из исторических кинофильмов. Нет, здесь все было по-другому. Присмотревшись, он понял, что различаются не только предметы интерьера и костюмы, но и манера поведения людей: тут все вели себя очень естественно, оставаясь важными донельзя. Никакого пафоса, но впечатляет. И за стол с такими почему-то не страшно сесть.

Лекс боялся, что обещанная Ниелло церемония признания его Наследником Изначальных будет долгой и для него самого неловкой, однако все обошлось тем, что Лекса вывели на всеобщее обозрение, поставив его на некое подобие подиума, потом прозвенела какая-то короткая мелодия, вышел суховатый пожилой крендель в сопровождении разнаряженных гвардейцев, нараспев огласил волю Цезаря, вручил новоиспеченному Наследнику небольшой перстень (Лекс решил рассмотреть его попозже), еще раз звякнула музыка и все пошли жрать.

Всем спасибо, все свободны.

Правда, все-таки пришлось задержаться — новоиспеченному Наследнику Изначальных представили некоторых важных на Цезарии людей. Лекс стоял и улыбался, благосклонно, но уважительно кивая, как ему успел подсказать центурион.

Как Ниелло и предупреждал, к Лексу он сразу стал относиться иначе.

— Господин, — почтительно произнес центурион, когда от них отошел суперкомендант тропической зоны с супругой, а главный смотритель океанариума Дентиса еще не приблизился. — Соблаговолите указать, какое вино подавать гостям.

— Что?.. — не понял Лекс.

— Видите ли, традиция предписывает, чтобы объявленный Наследник сам определял марку вина, подаваемого на малом приеме в его честь.

— Так, — сказал Лекс, улыбаясь океанариумисту. — Ну и что мне прикажете «указывать»? Что я знаю, кроме «Менапийской особой горькой»? Вот у нас, на Земле, я любил водку, особенно… эх. Чего уж там.

Ниелло понимающе кивнул.

— Прикажете распорядиться?..

Лекс внимательно посмотрел на него.

— Послушайте, господин центурион…