Я наклонился через стол, приблизив лицо к лицу вьетнамца. Кровь стучала у меня в висках. Тран Ван Лю и есть Пехотинец. Никак иначе! И он знает ответы на интересующие меня вопросы. Является ли он также соучастником убийств?

– Скажите, зачем вы погубили сержанта Эллиса Купера? И других? За что им пришлось умереть? Просто слепая месть кому попало? Ответьте мне, что же, черт возьми, произошло в долине Ан Лао. Ответьте, и я уйду.

Он покачал головой:

– Я сказал вам достаточно. Поезжайте домой, детектив. Вам не надо знать ничего больше. Да, я «Пехотинец». Все остальные ответы, которых вы добиваетесь, окажутся слишком тяжелы для людей вашей страны. Оставьте это криминальное дело, детектив. Бросьте его.

Я не тронулся с места, не сделал ни малейшего движения.

Тран Ван Лю бесстрастно взирал на меня некоторое время, потом улыбнулся. Ожидал ли он именно этого? Моего упрямства? Тупости? Непонятливости? Может, как раз за эти качества он на меня и вышел? Консультировался ли по этому поводу с Кайлом Крейгом? Как много ему известно? Вся картина или просто еще несколько фрагментов головоломки?

– Меня очень занимает ваш нынешний многотрудный путь. Не могу понять людей вроде вас. Вы хотите знать, почему и зачем в мире творится зло. Хотите все поправить, всюду навести ажур – хотя бы в тех редких случаях, когда это возможно.

– Вам ведь приходилось и раньше иметь дело с жестокими негодяями. Гэри Сонеджи, Джеффри Шейфер... Кайл Крейг, разумеется. Ваша страна породила так много убийц – Банди, Дамер[46], все прочие. Скажите, почему такое происходит в столь цивилизованной стране? В столь благословенной части мира?

Я покачал головой. Я и сам этого не знал. Но Лю ждал ответа. Задавал ли он тот же вопрос и Кайлу?

– Мне всегда казалось, что это как-то связано с завышенными ожиданиями, – вслух начал размышлять я. – Многие американцы рассчитывают быть счастливыми, быть любимыми. Когда надежды не оправдываются, некоторые из нас впадают в ярость. Особенно если это происходит с нами в детстве. Если вместо любви мы получаем злобу и жестокое обращение. Чего я не понимаю, так это почему столь многие американцы обижают своих детей.

Лю сидел, впившись в меня тяжелым, неприятным взглядом. Я чувствовал, как глаза его испытующе прощупывают меня. Он представлял собой новый для меня тип душегуба – палач-распорядитель, вершитель судеб. Философичный, как будто даже не чуждый совести. Воитель-философ? Насколько он осведомлен? Неужели мое расследование на этом и закончится?

– Зачем кто-то срежиссировал убийство Эллиса Купера? – спросил я наконец. – Это простой вопрос. Согласны вы дать на него ответ?

Он нахмурился:

– Хорошо. Я отвечу. Купер лгал вам и вашему другу Сэмпсону. У него не было другого выбора, как только солгать. Сержант Купер был в долине Ан Лао, хотя в его послужном списке это не значится. Я видел, как он казнил двенадцатилетнюю девочку. Тонкую, красивую, невинную. Он убил девочку, предварительно изнасиловав. У меня нет причин говорить неправду. Сержант Купер был насильником и убийцей. Все они творили бесчинства; все были злодеями: Купер, Тейт, Хьюстон, Этра. А также Харрис, Гриффин и Старки – «Слепые мышата». Эти были из худших, из самых кровожадных. Вот почему я их выбрал. Я назначил им затравить остальных. Да, детектив, я был тем самым человеком. Но я и без того осужден на смерть. Вы уже ничего не сможете мне сделать. Полковник Старки так и не узнал, почему здесь, в Штатах, надлежало совершаться этим убийствам, – продолжал он. – Моя личность была ему неизвестна. Старки был всего лишь наемным убийцей. Он не задавал вопросов. Он просто хотел денег.

Я верю в символику и ритуалы, и я верю в возмездие. Виновные должны понести наказание, соразмерное их преступлениям. Теперь наши непогребенные мертвецы отомщены, и их души могут наконец обрести покой. Ваши солдаты, бесчинствуя, оставляли свои визитные карточки – то же самое делал и я. У меня здесь была масса времени все обдумать, масса времени выстроить свой план. Я жаждал возмездия и не хотел, чтобы кара была простой и легкой. Как говорят у вас, американцев, я желал расплаты. Я получил желаемое, детектив. Теперь я умиротворен.

Все, все оказалось не таким, каким мнилось вначале. Эллис Купер не был до конца откровенен. Он заверял нас с Сэмпсоном, что на нем нет никакой вины. Но я верил Тран Ван Лю. То, что он рассказывал, и как вел повествование было абсолютно убедительно. Он был свидетелем жестокостей, творимых в его стране и, вероятно, даже творил их сам. Как там сказал Бернс? Сеять страх и разрушение. Воздействовать с помощью террора.

– Была одна расхожая поговорка среди военных в долине Ан Лао. Хотите ее услышать? – спросил он.

– Да. Мне необходимо понять как можно больше. Вот что мною движет.

– Фраза была такая: «Все, что движется, есть вьетконговец».

– Не все наши солдаты так себя вели.

– Да, не так уж и многие на самом деле, но они были. Они заявлялись в селения и убивали всякого, кто попадался под руку. «Все, что движется». Их целью было застращать партизан, и они старались вовсю. Они оставляли визитные карточки вроде тех соломенных кукол. И так – в одном селении за другим. Они разрушили целую страну, целую культуру.

Лю помолчал с минуту, возможно, давая мне возможность подумать над услышанным.

– Они любили раскрашивать лица и тела убитых. Излюбленными цветами были красный, белый и синий. Это они тоже считали очень забавным. Убийцы никогда не хоронили трупы, просто оставляли как есть, и близкие потом находили их в таком виде. Вот так и я нашел своих родичей, с лицами, перемазанными синей краской. Их духи и по сей день преследуют.

Я был вынужден прервать его:

– Почему вы никому не сообщали о творимых бесчинствах? Почему сразу же не обратились к армейскому начальству?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

– Я обращался, детектив. Я пошел к Оуэну Хэндлеру, своему непосредственному командиру. Я рассказал ему, что делается в Ан Лао. Ему это и без меня было известно. И его командиру тоже. Они все всё знали. Несколько посланных туда диверсионных групп вышли из подчинения. Поэтому он был вынужден направить им вслед других спецназовских головорезов – навести порядок.

– А как насчет невинных жертв здесь? Как насчет женщин, которых Старки и его команда убивали, дабы подставить Купера и других?

– В вашей армии имеется хороший термин на этот случай – «побочный ущерб».

– Еще один вопрос, – попросил я, в то время как все, сказанное Лю, перевариваясь, бурлило в моей голове.

– Задавайте. А потом я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Чтобы больше не приезжали.

– Но ведь не вы убили полковника Хэндлера, правда?

– Нет. Какой мне смысл избавлять его от мучений? Я хотел, чтобы полковник Хэндлер продолжал жить, терзаемый своим малодушием, страхом и стыдом. А теперь идите. Мы закончили.

– Кто убил Хэндлера?

– Как знать? Возможно, существует и четвертая слепая мышь?

Я поднялся, чтобы идти, и к камере подошли охранники. Было заметно, что они боятся Лю, и мне снова подумалось: что же он натворил здесь недавно? Лю был человеком, внушающим неосознанный страх, тяжелым и трудным для понимания. Воистину потусторонним «призраком». Он замыслил и разработал акцию возмездия в виде целой серии жестоких убийств.

– Да, вот еще что, – сказал он под конец и улыбнулся. Улыбка получилась страшная, отталкивающая, наводящая ужас – не улыбка, а гримаса. В ней не было ни капли радости или веселья. – Вам передает привет Кайл Крейг. Мы с ним часто беседуем. Иногда даже о вас. Кайл считает, что вам надо остановить нас, пока не поздно. Что пора усмирить нас обоих. – Лю засмеялся и продолжал смеяться, выходя под конвоем из камеры. – Вам, правда, лучше унять нас, детектив.

– Берегитесь Кайла, – отозвался я, тоже давая ему что-то вроде совета. – Кайл никому не друг.