Угораздило же ее. Обидно, что ничего не получится. Ей придется играть роль радушной хозяйки, с завистью наблюдать за влюбленными голубками. Карина может быть спокойна – Саша твердо решила не мешать счастью подруги. Хотя совершенно объективное отражение в зеркале не могло скрыть, что она гораздо красивее, эффектнее Звягинцевой. Что толку? Пускать в ход свое обаяние Саша не собирается. Так будет честно и правильно.

Саша вздохнула. Пока ее удел – терпеть ухаживания учителя физкультуры. Настырный, уверенный в себе, он уже несколько месяцев добивался ее внимания. Сейчас это казалось унизительным. Раньше Саша только посмеивалась и делала вид, что ничего не замечает. Девчонки с курса подшучивали над ее незадачливым ухажером, но Саша не обижалась. Девчонки делали это не со зла. Им было даже жаль ее, уставшую от внимания мужчины, к которому она была совершенно равнодушна. Она знала, что рано или поздно не выдержит и скажет что-то резкое. Пусть это закончится для нее неприятностями, зато она покончит с похотливыми взглядами и намеками. Почему за ней ухаживает коротышка с хорошо наметившейся лысиной на макушке? Она не давала повода. Ему ведь уже за сорок! Неужели в таком возрасте можно надеяться на ответное чувство?

Вот Юра Будинцев – другое дело. Он хоть и не под два метра ростом, но молод, красив и вообще – само обаяние. Везет Карине. Только что он в ней нашел? Сколько раз Саша слышала о своей подруге: «ни кожи, ни рожи», но, как показывал опыт, такие девчонки очень часто заполучали самых классных парней в институте. Самые эксклюзивные экземпляры попадали на крючок к вылитым крокодилам с кривыми ножками. Лескова уже не раз думала о том, что берут такие девы не внешностью, а тем, на что сама Саша пока не отважилась. В ее жизни еще не было серьезного романа. Горячие поцелуи, крепкие объятия, уговоры и просьбы возбужденных, сгорающих от желания юношей – ей так нравилось распалить и не дать, что вскоре за ней закрепилась слава «девицы-динамо».

Такая репутация в медицинском институте считалась позорной. Однако до поры до времени Шура не напрягалась по этому поводу. Она с детства знала, что всем не угодить, а ей самой нет никакого резона потерять девственность по пьянке в общаге, на чьей-то не слишком чистой постели, чтобы потом подробности интима витали по этажам. Всегда найдутся те, кто обо всех все знает и видел. Добрая половина девчонок из ее группы не была столь щепетильной и получила первый сексуальный опыт именно на скрипучих кроватях общаги, в маленьких комнатах, имеющих глаза и уши. Нет, это не для нее. У нее все будет не так. И пусть придется подождать. Сашка пока не видела причин, чтобы спешить.

Александра не знала, как она выдержала эти похороны. Невероятное количество скорбящей молодежи, отрешенное посеревшее лицо Дмитрия Ильича, его рыдающая жена. Горе изменило ее до неузнаваемости. Саша даже не сразу поняла, что именно эта женщина в черном платке – Светлана. В их последнюю встречу она выглядела иначе. Это была пышная крашеная блондинка с наглым прищуром прозрачных зеленых глаз. Грациозные движения и подчеркнутая уверенность в себе делали ее привлекательной. О таких женщинах обычно говорят – нельзя не заметить, но теперь это описание не имело к ней никакого отношения. Исхудалая, посеревшая, волосы давно не крашены, а глаза – они погасли.

Сжимая четыре красные розы, Саша никак не могла отважиться подойти к гробу, оставить цветы и попрощаться с Илюшей. Она понимала, что после этого нужно высказать соболезнования Дмитрию, Светлане, а это еще тяжелее, чем молча проститься с их сыном. Наконец Саша собрала нервы в кулак. В конце концов, она – психолог, она справится с собственными эмоциями, иначе – грош ей цена.

Несколько шагов дались Александре с трудом. Казалось, притяжение земли действует сильнее обычного. Ватные, тяжелые ноги едва ступали. У гроба никак не могла заставить себя посмотреть на Илью. Взгляд скользил по цветам, устилавшим белое покрывало. А потом она все-таки увидела неестественно желтое, застывшее лицо юноши. Казалось, она смотрит на него чужими глазами, это было похоже на фильм. Даже вздрогнула и тут же подумала, что в нем нет ни единой черты от отца. Как же он похож на свою мать. Аккуратно, бережно положив цветы поверх остальных, Александра задержалась у гроба. Она не замечала недоуменных взглядов. Она не могла отвести взгляд от лица умершего: решила обязательно найти в покойном что-то от его отца. Тщетно. Говорят, у него были Димины глаза… Она никогда не сможет в этом убедиться. Одно очевидно, это был красивый мальчик. И еще она знает, что он хотел стать врачом, как его отец.

– Прими соболезнования… – Вот она уже обнимает Прохорова. Он смотрит на нее непонимающими испуганными глазами. Кажется, он далек от происходящего. Узнает ли? – Держись, Димочка…

– Спасибо, – едва слышно, одними губами ответил Дмитрий Ильич.

На мгновение взгляд его стал жестким. Саша внутренне сжалась: в этом долгом тяжелом взгляде она почувствовала обвинение. Лескова понимала, что сейчас для него все недруги просто потому, что никто не поймет его боли. У всех, кто подходит и пытается утешить, нет такой глубокой раны в душе. Они могут говорить что угодно, но слова так и останутся словами. Александре захотелось провалиться сквозь землю, не знать, не чувствовать, не быть. Еще немного, и она не сможет сдвинуться с места. Она уже сама поверила в то, что виновата. Господи, помоги! Во рту пересохло, а ведь нужно повернуться и выразить соболезнования Светлане.

– Все слова – пустое, – осипшим голосом сказала Лескова, обращаясь к ней, – крепитесь. Крепитесь, Светлана Николаевна.

Прохорова ничего ей не ответила. Она уже не вытирала бегущие слезы, сопливый нос. Застонав, снова закачалась из стороны в сторону, закрыла лицо руками. Саша положила руку ей на плечо. Вздрогнув, женщина замерла. Потом резко дернула плечом, сбрасывая руку. Лица так и не открыла.

– Соболезную… – чувствуя неловкость, прошептала Александра и на негнущихся ногах направилась в толпу.

От подступивших слез все слилось в размытую серо-зеленую картину. Серость пасмурного дня, яркая свежая июньская трава. Какая несправедливость: природа оживает, а этот мальчик больше никогда не увидит цветущих кустов шиповника, не услышит пения птиц, не почувствует капли дождя на щеках. Для него все кончилось. Глядя на обезумевших от горя родителей Ильи, Саша подумала, что и для них – тоже. Их нет. Эти двое уже никогда не свяжут себя таким емким местоимением «мы». Есть он и она. Тот, кто связывал их, кто был смыслом их жизни, больше не нуждается в их заботе, любви, внимании. Он на пути в вечность и скоро предстанет перед самым справедливым и самым суровым судом. Наверняка ему нечего стыдиться, нечего бояться. Он просто не успел совершить то, за что другим придется держать ответ. В сдержанном шепоте, прорывающемся сквозь напряженную тишину, Саша только и слышала, какой прекрасный, воспитанный, умный, порядочный мальчик был Илюша. Слова сливались в бесконечный поток, поток – в волну, разрушающую волну, потому что того, о ком говорили, больше не было серди живых.

– Какая несправедливость, – вздохнул кто-то слева, – такой молодой. Пожить не успел. Пьянчуг, прости господи, которые и себя, и других мучают, плюют на свет, не забрать, а такого умницу…

Саша не стала больше слушать. Трагизм происходящего не укладывался у нее в голове. Если она чувствовала себя настолько подавленно, что творится в душе у Дмитрия и Светланы? Врагу не пожелаешь. Словно в ответ на мысли Саши, Прохорова запричитала, завыла. Мороз по коже, и вот уже несколько голосов слились в один страшный гул. Нельзя разобрать слов, никто не пытался их разобрать. У Саши сжалось сердце. Она уже жалела о том, что не послушалась матери: не стоило ей приходить сюда. Никому не легче от ее сочувствия. Дмитрию все равно, а Светлана… Она ее ненавидит и даже не попыталась скрыть этого даже в такой момент. Зачем же так? Ведь Саша не была ей соперницей. Не была в том смысле, в котором молодая девушка может конкурировать с опытной женщиной. Это было так давно, но Саше казалось, что время на миг вернулось вспять. Это было разрушительно и очень больно.