Сергей не стал заново заклеивать скотчем ящик, а лишь слегка его прикрыл. Серый человек сунул руку в ящик, потом снял его со штабеля и открыл как следует, чтобы удобнее было печенье перекладывать.
Перекладывал, перекладывал, а потом обернулся к напряженно ждущему Капитонову:
– Здесь ничего нет.
– Как это ничего, а печенье? – не выдержав серьезности момента, вмешалась я.
Корней незаметно толкнул меня в спину: мол, не выступай, не зли слуг закона. На себя бы посмотрел!
– Кто-то успел раньше нас? – мрачно продолжил Капитонов.
– Если только информация верна, – заметил его спутник.
– Вернее не бывает, – отозвался капитан.
Конечно, если она исходит от человека, который собственноручно заветный пакетик в ящик и подложил.
Но почему Капитонов так уверен? Не потому ли, что получил откуда-то приказ: ищи и найди?
– Кто-то вскрывал ящик? – спросил капитан.
– Вы думаете, в нем недостача? – удивилась я. – С каких это пор милиция интересуется печеньем?
– Не притворяйтесь! – чуть ли не взвизгнул Капитонов. – Вы прекрасно знаете, что в этом ящике было.
– Вы имеете в виду, кроме печенья? – нарочито упавшим голосом спросила я.
– Именно, кроме печенья!
– Вы хотите сказать, что это могла быть взрывчатка?!
– При чем здесь взрывчатка?
– Но теперь, когда всюду террористы, они ведь могут взрывчатку засунуть куда угодно. Может, у них террористок-смертниц уже не хватает.
– Вы слишком многое себе позволяете, – холодно заметил штатский.
– Простите, – спохватилась я.
Он прав, что-то я слишком разболталась.
Глава четвёртая
К счастью, в это время у нее появился Димка.
Сначала она его не узнала, когда он позвонил у ворот и Наташа вышла к нему. Не так-то часто у нее бывали гости.
Несколько лет назад муж подарил Наташе ротвейлера, которого она назвала Кингом. Смешной неуклюжий щенок превратился в сильного, опасного зверя. Опасного не для Наташи. Она его выкормила. Маленьким он серьезно заболел – выходила, и теперь ее охранял защитник, о котором можно было только мечтать.
И поскольку Димка позвонил у ворот под вечер, когда уже сгущались сумерки, Наташа вышла к нему, держа Кинга на поводке.
– Наташа, это я, – глухо проговорил он, и Наташа ахнула, вглядываясь: Димкин баритон было ни с чем не спутать, но сам он так не походил на себя, что она все же спросила с заминкой:
– Димка, это ты?
– Я, конечно, кто же еще?! – как-то нервно хохотнул гость.
Когда еще у Наташи был муж, Димка пару раз приходил к ним домой. Он первый заметил Наташино превращение в красивую женщину. И первый оценил.
– Красивая у тебя жена, – говорил Димка.
– Плохую не держал бы, – в том же тоне отвечал ее муж.
Когда Димка пропал – по словам Наташиного мужа, сбежал, – она испытала сожаление. Какой женщине не приятно знать, что рядом есть человек, который смотрит на тебя с немым обожанием.
Она попыталась осторожно выведать у мужа, что случилось с Димкой, на что тот недобро усмехнулся:
– Если ребята твоего Димку поймают, наверняка яйца ему оторвут.
Прежде он не говорил с Наташей в подобном тоне, а главное, в таких выражениях, и ей стало неприятно, словно муж ударил ее по лицу.
– Почему же, интересно, он мой? – только и смогла пробормотать она.
– Но он же тебя любит!
– Меня? – Наташа растерялась. – Но ведь не я его?
– Кто вас знает…
Она ничего не понимала: за что? Все время, пока они жили вместе, Наташа ни разу не взглянула на другого мужчину, не изменила супругу даже в мыслях. И Димку воспринимала только как приятеля мужа, не больше. И вот теперь муж упрекает ее неизвестно почему. Права, оказывается, была Люська.
– Лучше быть шлюхой, чем курицей, – говорила она. – Если шлюха пенделей получает, она знает за что. Ей не обидно. А вот курица получает то же, но незаслуженно. Если человека часто обижать, он потеряет уважение к себе. Наказание должно быть соразмерно вине. А если тебя все время наказывают ни за что…
Правда, когда она так говорила, не все женщины с ней соглашались.
– …Значит, ты сама в этом виновата! – считала майорша Лика. – Не позволяй себя обижать.
– А если любишь? – спросил тогда кто-то.
– Тогда тем более не позволяй! – продолжала настаивать Лика. – Разве сможет мужчина отвечать на любовь женщины, если она позволяет ему делать с собой все, что ему заблагорассудится?!
– И вообще, почему именно шлюха? А порядочная женщина разве не может просто увлечься другим мужчиной?
– Кажется, кто-то из героинь Александра Дюма говорил: «Я скучала – вот почему это началось. Он мне прискучил – вот почему это кончилось». От скуки все, милые леди, – заключила тогда Лика.
В их споре Наташа не участвовала. Она понимала, что Люська под словом «курица» подразумевала именно ее, но не обиделась. Пусть. Все равно она останется при своем мнении: мужу изменять нельзя. По крайней мере пока ты в законном браке.
Сейчас вспомнив об этом, она горько усмехнулась. Святоша! Думала, что супруг ее верность оценит, а он не только принял все как должное, но и наверняка тоже считал ее курицей. Ему было скучно от того, что жена не доставляла ему никаких хлопот, делала все как нужно, то есть была предсказуемой. И потому в один прекрасный день он пришел и сказал:
– Прости, я встретил другую женщину.
Между прочим, Наташа была ему благодарна. За то, что не тянул с объяснением. Не делал так, как другие мужья: сначала мотают нервы, не приходят ночевать, скандалят, цепляются к мелочам, чтобы жена чувствовала себя виноватой, и только потом объясняют, что не могли иначе.
Ее муж сначала объяснился с ней, а уж потом разрушил их семью. Сам подал на развод. Оставил Наташе все до последней тряпки – машину, квартиру, счет в банке – и вообще уехал из города.
И тут же, будто по заказу, она осталась одна. То есть пока Наташа была замужем, многие мужчины поглядывали на нее, но как только получила развод, оказалось, что рядом с ней никого нет. Вот тебе и красавица – южная, никому не нужная! Вообще-то она была не с юга, но сути это не меняло.
Правда, у Наташи остался детский сад.
Первое время она ходила на работу и думала, что никто из ее работников ничего не знает. Но их городок был слишком мал для того, чтобы в нем можно было что-то утаить. Теперь Наташа все чаще стала замечать участливые и откровенно жалостливые взгляды: бедная, ее бросил муж!
Были и такие, кто злорадствовал: «Она столько лет жила безбедно, копейки не считала. Не знала нужды. Всегда при муже. Как за каменной стеной! Жареный петух не клевал!»
Случайно услышала о себе:
– А чего ей? Ни детей, ни плетей.
Как будто отсутствие детей делает боль менее чувствительной.
Что все-таки болело: душа, сердце? Кажется, совсем недавно она объясняла самой себе: мужа она не любит, как и он ее. Между ними только привычка. Однако когда он ее оставил, Наташе показалось, что жизнь кончилась.
Захотелось все бросить, забиться куда-нибудь в темный угол и никого не видеть и не слышать. Но она заставила себя выбросить эту дурь из головы. Каждое утро стала делать зарядку, обливалась холодной водой, стоя посреди двора, в тайной надежде, что заболеет и умрет. И тогда тот, кто ее обездолил, придет на ее могилу и поймет, какую женщину он потерял.
Но от зарядки и обливаний Наташа стала выглядеть еще лучше, потому что сквозь ее грустную бледность нахально пробивался здоровый румянец, походка приобрела особую упругость и легкость. Теперь ей уже не хотелось сутулиться или прятать глаза. Она прямо смотрела перед собой и на людей, так что жалость из их глаз постепенно исчезла.
Дома по вечерам Наташа включала бодрую веселую музыку и танцевала, готовила себе что-то вкусненькое и почти не грустила…
Ну да, можно говорить самой себе, что жизнь удалась и вовсе не обязательно иметь мужа и детей, ей и одной хорошо, но порой из глубины души что-то прорывалось. Такое жалостливое, такое одинокое, что хочешь не хочешь, а заревешь.