– А что, если это звено износилось и сломалось? – предположила Ребекка.

– Нижнее звено, прикрытое двумя другими звеньями, сломается в самую последнюю очередь. – Кеннет повертел в руках оставшиеся звенья. – И потом, это кольцо без сердца теряет всякое значение.

Кеннет был прав, но Ребекка все еще не хотела этого признавать.

– Кому понадобилось убивать мою мать? Все любили ее.

– Значит, не все. Я много думал над этим. Возможно, ваша мать решила порвать с Хэмптоном, и он пришел в ярость.

– Дядя Джордж не мог этого сделать, – возразила Ребекка. – Мне кажется, мама любила его за добрый и мягкий нрав. Он никогда бы не совершил убийство из-за несчастной любви.

– Мне кажется, леди Ситон пробуждала в мужчинах сильные чувства. Прошло тридцать лет, как она покинула Боудена, а он до сих пор не может забыть ее. И готов пожертвовать состоянием, чтобы только выяснить причину ее гибели. Мой предшественник Морли был влюблен в вашу мать, несмотря на то что годился ей в сыновья, и я его хорошо понимаю, а ведь мне приходится судить о ней только по портрету, висящему в кабинете вашего отца. Одному Богу известно, что чувствовал мужчина, любовь которого она отвергла.

Ребекка потерла виски, чувствуя, что на нее накатывает приступ головной боли.

– Мне иногда казалось, что именно она явилась причиной одиночества лорда Фрейзера. Мистер Тернер, сэр Томас Лоуренс да и многие другие художники часто говорили, что они никогда не женится, пока не найдут такую же красавицу, как Элен. Я могу назвать еще с дюжину мужчин, которые были влюблены в нее, но не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из них оказался способен на убийство.

Кеннет пожал плечами.

– Мне как армейскому офицеру часто приходилось судить своих солдат, и я знаю, что многие преступления совершаются или из-за любви, или в корыстных целях. В случае с вашей матерью я склонен видеть, скорее, любовь, так как единственным человеком, который желал бы ей смерти в корыстных целях, являетесь вы, как наследница ее состояния.

– Неужели вы думаете, что я могла убить свою мать! – закричала Ребекка, потрясенная до глубины души.

– Разумеется, нет, – сухо ответил Кеннет. – Теперь вам понятно, почему я говорю о любви, а не о корысти? Хотя не исключена возможность, что в основе преступления лежат обе эти причины: например, какая-нибудь из любовниц вашего отца захотела устранить соперницу, чтобы полностью завладеть сэром Энтони. Вы не помните, с кем у него была тогда связь?

Ребекка покачала головой.

– Я никогда не интересовалась такими вещами. Хотя, как мне кажется, его любовницами всегда были его же натурщицы. Я также сильно подозреваю, что скорее они соблазняли его, чем наоборот.

– Он увлекался их красотой, а они влюблялись в него за то, что он видит их неземными красавицами, – задумчиво заметил Кеннет. – Между художником и натурой существует интересная взаимосвязь, вам так не кажется?

При других обстоятельствах Ребекка с удовольствием пустилась бы в рассуждения на эту тему, но сейчас она только сухо заметила:

– Не знаю, какую философскую подоплеку вы сюда вкладываете, но если вам так хочется узнать, что за любовница была в то время у отца, вам лучше полистать его дневник и посмотреть, какие клиентки заказывали ему тогда свои портреты.

– Тот дневник остался в Рэйвенсбеке. Ваш отец в спешке забыл о нем. – Кеннет задумался. – А не знает ли Лавиния, с кем у него была связь тогда?

– Можете спросить ее. Лично у меня не возникает такого желания. – Ребекка какое-то мгновение поколебалась, затем добавила: – Несмотря на репутацию распутной женщины, Лавиния в то время не спала с моим отцом. Как-то раз она сказала мне, что считает ниже своего достоинства спать с женатыми мужчинами.

– Интересная женщина эта Лавиния.

– Но она не убийца, – поспешила сказать Ребекка, заметив странное выражение на лице Кеннета. – У вас навязчивая идея подозревать всех в убийстве. Почему бы вам не оставить мою мать в покое?

– Ей сейчас покойно, – как можно мягче сказал Кеннет, – но вот ее убийца гуляет на свободе. Неужели вы с этим смиритесь?

Ребекка тяжело вздохнула.

– Конечно же, я хочу, чтобы справедливость восторжествовала, если она на самом деле была убита, во что я слабо верю.

– Именно во имя справедливости я и принял предложение Боудена. Не отрицаю, что я таким путем хотел спасти себя от банкротства, но мне казалось, будет справедливым, если убийцу найдут и заставят понести заслуженное наказание.

– Кажется, вы не слишком преуспели в этом деле, – заметила Ребекка, пряча глаза от Кеннета.

– Совершенно верно. Хотя, по правде сказать, до сегодняшнего вечера я и сам не верил в то, что это убийство. – Кеннет поднялся и подбросил в камин угля. – Меня заинтересовало ваше упоминание об одном случае, заставившем вас с отцом поверить в самоубийство леди Ситон. Что это за случай?

Ребекка тяжело вздохнула.

– В конце зимы, незадолго до своей смерти, мама впала в состояние комы. Мы вызвали врача, и он сказал, что она приняла значительную дозу опия. Когда она пришла в себя, то не могла вспомнить, что с ней случилось, и ссылалась на то, что неправильно сделала настойку из опия. Она всячески старалась убедить нас в случайности этого недоразумения, но мы с отцом не поверили.

Ребекка вспомнила, как они с отцом договорились никому не рассказывать об этом случае. Они вообще старались поменьше говорить при посторонних о здоровье матери.

– Интересно, – задумчиво произнес Кеннет. – Как и в случае с падением с обрыва, передозировка снотворного может быть случайностью, но может быть и попыткой убийства или самоубийства.

Все внутри Ребекки сжалось от такого предположения.

– Но если кто-то пытался убить ее с помощью опия, то этот человек должен жить в нашем доме, – сказала она.

– В вашем доме бывают самые разные люди, – сказал Кеннет. – Для человека, хорошо осведомленного, где в вашем доме хранятся лекарства, сделать подмену – сущий пустяк. Как мне известно, многие из друзей вашего отца ежегодно ездят в Озерный край. Убийца, которому не удалось осуществить свою попытку зимой, мог возобновить старания летом.