Он рассмеялся.

— Ты сошла с ума. Заставляешь меня чувствовать себя развратным старикашкой.

— Продолжай в том же духе. Развратничай. Сегодня — ночь исключений. Больше их не будет — пока ты женат.

— Лаки… — Он взял ее лицо в ладони и прильнул к губам. Она ответила, вложив в свой поцелуй все десять лет страстной любви. Ее язык неистово исследовал его рот: губы, зубы, небо… Лаки почувствовала, как твердеет от страсти его плоть.

— Пусть это исключение запомнится навсегда, — прошептала она.

Они продолжали целоваться. Затем его руки медленно скользнули вниз, к грудям. Он бережно гладил их через ткань рубашки, исследовал их очертания, нащупал и потеребил соски.

— Как хорошо, — пробормотала Лаки. — Ах, как хорошо!

— Можешь повторять это, сколько захочется.

— Я и собираюсь.

Он расстегнул на ней рубашку, но не снял, а просто забрался под нее руками.

— Ты сводишь меня с ума! — выдохнула Лаки. — Давай скорее разденемся и ликвидируем очаг напряженности.

— Ради Бога, я не дантист!

— Господи, Марко! Я не могу больше терпеть. Десять лет ждала!

Он превратился в вихрь. Лаки не успела опомниться, как он, сбросив все с себя, перекинул ее через плечо, швырнул на королевское ложе и овладел ею с таким неистовством, что она испугалась за его здоровье.

И вдруг этот страх за здоровье покинул ее. Больше ничто не имело значения. Она так быстро и интенсивно кончила, что чуть не умерла от наслаждения. И он тоже — с рыком страсти. Оба с головы до пят покрылись потом. Обоим стало весело.

— Больше никогда не приглашай меня к себе, — сказал Марко. — Видишь, куда это ведет?!

— Туда, где мне и хочется быть! — Лаки приподнялась на локте и впилась в него взглядом. Он сильно загорел; на груди чернели волосы. Она тихонько потеребила их пальцами.

— Знаешь, сколько я об этом мечтаю? Имеешь хоть малейшее представление?

Он с улыбкой покачал головой.

Она приблизила лицо, и ее губы с легкостью перышка запорхали по его груди, соскам, животу, добрались до пениса — тот моментально начал выказывать признаки жизни. Лаки не торопилась взять его в рот.

— А ты, Марко? Давно меня хочешь? Когда ты повсюду возил меня девочкой, ты уже вожделел к моему юному телу?

— Ты была самой большой сумасбродкой из всех, кого я знал. Занозой в заднице.

Она забрала член в рот и слегка куснула. Марко испугался.

— Эй!

— Не бойся, — с невинным видом произнесла Лаки. — Я его не откушу. С чего бы такие ужасы?

Он сел, сграбастал ее в охапку и снова начал целовать. Говоря по совести, раньше она никогда не получала удовольствия от поцелуев. С Марко все было по-другому. Кончик его языка дарил ей несказанное наслаждение, а когда он добрался до сосков, Лаки почувствовала, что возносится в рай. Слова любви рвались наружу, но она знала: нужно подождать. Он все еще женат. Черт возьми! Просто в голове не укладывается!

Она оттолкнула Марко и потянулась за сигаретой, одновременно натягивая на себя простыню.

— Ты знаешь, что здесь были близнецы Кассари?

— Да, — осторожно ответил он. — Я не хотел тебе говорить, чтобы не портить праздник.

— Если бы мне раньше сказали, я распорядилась бы вышвырнуть их на улицу.

— Конечно, и Рудольфо Краун вопил бы на весь отель, что мы плохо обращаемся с его друзьями. Полагаю, что это было случайное совпадение. Он вряд ли знал.

— Вот как?

Марко отобрал у нее сигарету, положил в пепельницу и отдернул простыню.

— Иди ко мне, детка.

Во второй раз они занимались любовью долго и с упоением, дюйм за дюймом изучая тела друг друга, узнавая удобные и неудобные позиции, прикосновения, ракурсы.

Она разглядывала его так, как никого и никогда. У него были зеленовато-серые глаза с густыми черными ресницами. Большие сильные руки. Тугое, мускулистое тело — никакой дряблости. Она обнаружила застарелый шрам на бедре и спросила, откуда он взялся. Марко начал рассказывать ей о своей жизни. Это было первый раз, когда он позволил себе разоткровенничаться, и Лаки жадно ловила каждое слово. Она узнала обо всех его поступках, о том, в каком состоянии он находился, когда мать надоумила его обратиться к Джино.

— Мама оказалась права. Мы много лет не виделись, но он принял меня, как родного сына. Это необыкновенный человек. Ты должна гордиться таким отцом.

До сих пор Лаки еще ни с кем не обсуждала Джино. Это было слишком личное.

— Гм… Расскажи мне о том, как ты был маленьким, когда Джино жил с вами. Какой он тогда был? А она? Почему они не поженились?

— Эй! Я-то думал, что тебя интересую я сам.

Лаки соскочила с постели.

— Давай-ка оставим разговоры на потом и пойдем примем душ. Посмотрим, что из этого выйдет.

Он простонал:

— Ничего не выйдет. Мне сорок пять лет, я уже порядком поизносился. Мне бы убраться подобру-поздорову да выспаться.

Лаки спала с десятками мужчин, и ни разу ей не захотелось, чтобы любовник остался на всю ночь. Поэтому теперь она не знала, как себя вести. Единственное, что она знала — его ни под каким видом нельзя отпускать.

— Можешь спать здесь. Потом позавтракаешь на халяву, — пошутила она. Но Марко уже подбирал свою одежду.

Господи! На каком они свете? Что теперь будет? Почему этот чертов ублюдок ничего не говорит?

Она вдруг показалась себе страшно незащищенной — голая и с этими дурацкими косичками. Марко натягивал брюки.

— Пойду приму душ, — сказала она, надеясь, что он ее удержит. Но он зевнул.

— Здравая мысль.

Чувствуя себя брошенной, она пошла в ванную, стала под душ. Неужели, когда она выйдет, Марко уже не будет? И потом они встретятся, как будто ничего не случилось?

Боже милосердный! С ней никогда еще не было ничего подобного! Одно дело — много лет мечтать о нем, и совсем другое — получить наконец.

Он вошел в ванную — хоть и без особой тщательности, но одетый.

Рядом с ней на полочке стоял гель для душа. Притворившись, будто она не видит Марко, Лаки молниеносным движением схватила бутылку и облила его. А затем стала деловито втирать гель в груди.

— Ух ты! — воскликнул он. — Я видел подобную сцену в одном порнофильме.

— У твоей жены силиконовые груди? — с милой улыбкой полюбопытствовала Лаки.

Он расхохотался.

— Ничего себе! Массируешь себе груди — и думаешь о Елене! Пожалуй, я еще многого о тебе не знаю.

— Дурак!

Он подал ей полотенце.

— Интересно, сколько раз за ночь ты проделываешь это с ней? — спросила Лаки и возненавидела себя за дрожь в голосе.

— Остынь, — Марко уже не смеялся. — С твоим послужным списком я бы не стал задавать подобные вопросы.

Она осатанела.

— Моим послужным списком? Что ты хочешь этим сказать?

— То, что ты перетрахала уйму парней.

— Я свободна. Почему бы и нет? Бьюсь об заклад, ты не держал его на привязи, когда был холост.

— Это другое дело.

— Что именно?

— Я мужчина.

— Господи! Вот теперь ты действительно заговорил, как сорокапятилетний. Значит, по-твоему, мужчина может трахаться направо и налево, а женщина — нет?

— Таковы правила.

— Что еще за дерьмовые правила? — заорала Лаки. — Кто их выдумал, мать вашу? Мужчины — вот кто!

— Успокойся, беби. Не хватало еще нам из-за этого поссориться.

— Ничего не имею против ссоры. Ты должен понимать, с кем имеешь дело!

— Я тебя прекрасно понимаю.

Лаки немного утихомирилась.

— Нет, не понимаешь. Послушай. Мне нравятся симпатичные мужчины. Если мне не подворачивается ничего более интересного, я ложусь с ними в постель, потому что мне доставляет удовольствие заниматься сексом. Я не нимфоманка и не шлюха — я схожусь с мужчинами на моих условиях. И, как правило, не вижу их больше одного раза. Вот так. — Она сделала драматическую паузу. — А теперь ты мне скажи, Марко: со сколькими девушками ты ложился просто от нечего делать, в порядке развлечения или потому, что тебе нравились их бедра, груди или длинные ноги? Ответь честно: сколько их было?