– Большинство из них в прошлом году ушло на ремонт стены, если только она не припрятала кое-что, как хитрая корова, которой, впрочем, и являет­ся, – Бургонь повысил голос. – Жена, подойди!

Сесили не посмела ослушаться – желание бунто­вать было выбито из нее сразу же после первой брач­ной ночи. Подойдя к мужу, она тут же поморщилась от боли – Бургонь схватил ее руку и заломил за спину.

– Хорошая и послушная жена не станет скрывать свои сокровища от мужа, не так ли?

Сесили попыталась сохранить на лице бесстрастное выражение, зная, как наслаждается супруг зре­лищем чужих страданий.

– Нет, милорд, – проговорила женщина и судо­рожно вздохнула, когда боль пронзила плечо. – Вы забрали почти все из моего приданого и драгоценнос­тей, оставшихся от матери, за исключением безделу­шек, не имеющих ценности.

– Принеси свою шкатулку, – потребовал муж, от­толкнув жену с такой силой, что та чуть не упала.

С трудом удержавшись на ногах, Сесили подошла к шкафу и вытащила небольшой ящик, в котором ког­да-то лежали драгоценности ее матери. Взяв ключ, висевший на шее, она открыла шкатулку и только тогда подала ее мужу. Не надеясь отыскать там что-нибудь ценное, он неохотно порылся внутри, ухмыля­ясь при виде простеньких эмалевых брошей и стек­лянных бус.

– Ба, да у деревенских шлюх украшения и то бо­гаче.

– Очень может быть, – сухо проговорила женщи­на и опустила глаза, когда Ги взглянул на нее.

– Для такой жирной коровы, как ты, и они слиш­ком хороши, – с этими словами мужчина взял краси­вую круглую брошь. – Я возьму это.

– Да, милорд, – пробормотала леди Честен, ставя шкатулку на место. Она прекрасно знала, что он от­даст это очередной шлюхе. Брошь подарил ей отец, когда Сесили была еще ребенком, и женщина берег­ла драгоценность как память, но если это поможет провести еще одну ночь в постели без мужа, то не жалко и отдать.

– У кого есть деньги, кроме Адриана Уорфилда? – размышлял Венсан и сам ответил на свой вопрос: – У церкви, у евреев, вот у кого.

– Ну и что? – рявкнул Бургонь, усаживаясь в высокое кресло. – Если только церковь наложит свои жадные лапы на золото, то уже никогда не выпустит его, а все евреи в Лондоне.

– Согласен, со святыми отцами ссориться нельзя, будет кощунством украсть сокровища церкви, – со­гласился де Лаон, усаживаясь в соседнее кресло, где обычно сидела Сесили. – Но евреи – нечто другое.

– Ты что-то задумал, да? – заинтересованно спро­сил Ги.

Женщина нисколько не сомневалась, что в голове хитрого француза созрел план: его злобный, ковар­ный и изворотливый ум являлся одним из достоинств, делавших этого человека бесценным для ее мужа. Молча разлив вино по серебряным кубкам, она под­несла их мужчинам и, взяв шитье, удалилась в даль­ний конец комнаты. Конечно, лучше бы уйти совсем, но Бургонь не позволял этого делать, желая, чтобы жена была всегда под рукой.

– Да, действительно, евреи живут в Лондоне с тех пор, как их пригласил король. Однако я слышал в королевском восточном суде кое-что, стоящее внима­ния. За последние несколько лет евреи начали разъ­езжаться по маленьким городкам, и теперь их общи­ны находятся в Норвиче, Линкольне, Оксфорде и других подобных местах, – француз на мгновение замолчал, делая глоток вина. – Может, нескольких удастся уговорить переехать и перевести свое золото в Шрусбери.

– А мне-то что с того? Шрусбери – собственность Уорфилда, а не моя, – от злости Бургонь чуть не за­выл. Для него это была больная тема – его соперник контролировал большую часть графства.

– Но часть дороги от Лондона до Шрусбери проходит по вашей земле. Когда они будут проезжать по ней, можно спокойно освободить их от золота, в свою очередь отобранного у добрых христиан.

На лице Ги появилась неприятная улыбка.

– Неужели ты думаешь, что сумеешь уговорить парочку богатых евреев согласиться на переезд?

– Я думаю, это вполне возможно, но только, если их удастся убедить, что их берет под свое покрови­тельство граф Шропшира, – Венсан протянул пустой кубок. Сесили, сидящая в дальнем конце комнаты, увидела это и быстро наполнила кубок вином.

– Если вам понравилась моя мысль, я отправлюсь в Лондон и разузнаю, смогу ли найти ягненка для заклания, продолжал француз, дьявольски усмеха­ясь. – Будет особенно приятно представиться дове­ренным лицом Адриана Уорфилда. А потом его мож­но обвинить в грабеже. Естественно, такое обвинение не украсит его незапятнанную репутацию святого.

Бургонь разразился громовым хохотом. Куда де­валось дурное настроение!

– А что, мне по душе твое предложение. Королю, конечно, не понравится, что я ограбил нескольких евреев, но он никогда не узнает правды, – чтобы слу­хи о его преступлениях не дошли до Стивена, Ги ре­шил вместе с золотом взять и жизни несчастных. – Поезжай в Лондон, используй свой сладкоречивый язычок и убеди ростовщиков переехать в Шрусбери.

Сесили поджала губы, с силой вонзая иголку в шитье. Пусть это всего-навсего евреи, но она не мог­ла не испытывать жалости к любому, имевшему не­осторожность попасть в лапы к ее мужу.

Мериэль удивленно подняла голову при звуке клю­ча, поворачивающегося в замке, ведь Марджери уже принесла обед и не должна прийти до ужина. Ее не­ожиданным посетителем оказался лорд Адриан. При виде мужчины в душе девушки поднялась целая буря чувств, но не было ни страха, ни радости, скорее, нетерпеливое ожидание, потому что, кажется, в ее жизни и должна произойти перемена.

Граф вошел и закрыл за собой дверь. Де Вер уви­дела, что, несмотря на висевший на боку меч, он по­ходил на монаха и находился в добродушном настро­ении, а в глазах не сверкали бешенство и необузданная ярость. Мелькнула мысль об изумительной красоте, которой Бог наградил Люцифера и Адриана, но де­вушка быстро отогнала ее.

– Добрый день, Мериэль, – ласково сказал Адри­ан. – Тебе хорошо прислуживали в мое отсутствие?

Девушка хмыкнула.

– Когда это тюремщик интересовался удобствами заключенного?

Де Лэнси поежился.

– Я не тюремщик.

Темные брови девушки удивленно взметнулись.

– Тогда кто?

– Возможно, я – твоя судьба.

– Вы льстите себе, милорд, – во время разговора де Вер оставалась сидеть, вцепившись в веретено.

– Кто заставил тебя работать? – спросил граф, недовольно глядя на прялку.

– Никто. Я хотела быть полезной. Все ваши слуги знают, что вы не любите бездельников, поэтому лег­ко удалось уговорить принести мне пряжу.

Губы мужчины сжались, и Мериэль поспешно до­бавила:

– Это моя вина, милорд, поэтому не наказывайте никого из своих людей.

– Хорошо, но, наверное, мне следовало отдать более точные распоряжения, – говоря это, граф смот­рел так пристально, что девушка начала ощущать смутное беспокойство. Может, это ее вина, что лорд рассердился? Мериэль постаралась взять себя в руки, ожидая вопроса, примет ли она его предложение, но Адриан удивил ее.

– Хочешь покататься?

Не веря своим ушам, девушка спросила:

– Вы имеете в виду, выехать за стены замка?

– Конечно, – Адриан улыбнулся. – Я слышал о рыцарях, катающихся во дворе своих замков, но мне не хотелось бы этого делать, так как я считаю такое поведение недостойным мужчины.

Мериэль рассмеялась, обрадованная возможностью хоть ненадолго вырваться из комнаты и немного развлечься. Отложив прялку, девушка последовала за хозяином замка вниз по лестнице, прошла через ог­ромный зал, вышла во двор к конюшням, радуясь, как ребенок, сценкам жизни и новым лицам. Она обрати­ла внимание, что все, начиная от рыцаря и заканчивая конюхом, обращались к своему хозяину уважительно и почтительно, но без страха. Люди с улыб­кой приветствовали лорда и его гостью. Этим они были похожи на слуг Эвонли в отношении Алана – то есть графа любили больше, чем она могла себе представить.

Мериэль изучали с любопытством, однако к это­му вполне понятному чувству примешивалась еще и враждебность со стороны нескольких служанок. То, что люди предполагают об их отношениях с графом, смущало, однако де Вер высоко держала голову. Она не по своей воле находится здесь и не несет никакой ответственности за то, что лорд забыл о своих парт­нершах.