Николас засмеялся:

— Скоро приедет коляска, которая отвезет нас к яхте. Ты готов?

— В общем, да. — Майкл вздохнул. — Я надеялся самостоятельно выйти из дому, но, увы, это невозможно.

— Всему свое время. Сказал же доктор Кинлок перед отъездом в Лондон, что через несколько месяцев ты будешь в полном порядке, только шрамы прибавятся.

— Но он также сказал, что еще несколько недель я должен лежать. — Майкл забарабанил пальцами по одеялу. — А я никогда не отличался терпением.

— Что верно, то верно, но не беспокойся, если начнешь дергаться, я прибью тебя гвоздями к кровати, — ласковым тоном произнес Николас.

Майкл улыбнулся, хотя знал, что с его другом шутки плохи. И придется снова валяться в постели.

Раздался легкий стук в дверь. Это пришла Кэтрин.

— Николас, прибыли ваши коляски.

Граф перевел взгляд с нее на Майкла.

— Пойду посмотрю, как укладывают багаж, — сказал он и предусмотрительно вышел.

Гладко зачесанные волосы оттеняли прекрасные черты лица Кэтрин, с чуть выделяющимися скулами — за последнее время она похудела, в основном из-за множества связанных с Майклом хлопот и тревог.

— Ненавижу прощания, но без них, наверное, нельзя, — сказала она, избегая его взгляда.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Майкл. — Прощание — символ конца. Когда вы с Эми уезжаете в Париж?

— Завтра. А сегодня вечером дом покажется таким пустым!

Она подошла к окну и стала задумчиво смотреть вдаль.

— Как странно. Мы с вами стали добрыми друзьями только потому, что нас свел случай.

Они были не просто друзьями, а питали друг к другу чувства более сложные и противоречивые. И Кэтрин не могла этого не знать.

— Надеюсь, мы стали бы друзьями при любых обстоятельствах, — промолвил Майкл.

— Разумеется. — На шее у нее пульсировала жилка. — Просто я хотела сказать, что, если бы не война, наши пути не пересеклись бы. А теперь вы уволились из армии, и вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся.

Эта мысль причинила Майклу боль.

— Если вы с Колином вдруг захотите побывать в Уэльсе, рад буду видеть вас в Брин Мэнор. Вам понравится Клер, жена Николаса.

— Николас замечательный человек. — По ее губам скользнула улыбка. — Он даже рыбу способен очаровать. А его жена?

— Вполне земная женщина. До замужества преподавала в школе и говорит, что стала такой практичной благодаря своим тридцати ученикам.

Он болтал без умолку, в то время как все его внимание было сосредоточено на хрупкой фигурке у окна. И хотя в данный момент Майкл не испытывал страсти, он знал, что бессонными ночами до конца жизни будет вспоминать соблазнительные формы Кэтрин.

Она должна знать, что ему все известно.

— Сказать просто «спасибо» — значит ничего не сказать, — начал Майкл. — В который уже раз вы спасли мне жизнь, и я у вас в неоплатном долгу.

— А вы спасли Колина и Чарльза.

— Одолжить лошадь — это пустяк, — сдержанно произнес он.

— Если надо, любая женщина станет сиделкой, — ответила Кэтрин, передернув плечами.

— В самом деле?

Майкл протянул Кэтрин руку. Она робко подошла и пожала ее, в то время как свободной рукой он закатал ей рукав, обнажив еще свежий шрам на локтевом сгибе.

— Это тоже входит в обязанности сиделки? Элспет мне все рассказала. Почему вы молчали?

Она скривила губы:

— Потому что мне было стыдно. Ведь это я настояла на переливании, а оно могло вас убить.

— Но не убило, а, напротив, спасло, — возразил он едва слышно. — Вы дали мне кровь вашего сердца. Я никогда не получал более драгоценного подарка.

— Сделанного из эгоистических соображений.

Кэтрин сморгнула слезы, блеснувшие в ее аквамариновых глазах, отчего они стали еще больше.

— Не люблю, когда мои пациенты умирают. Это портит мою репутацию святой.

Он сжал ее руки.

— Если когда-нибудь вам понадобится помощь, обращайтесь ко мне. Сделаю все, что в моих силах.

Она отвела глаза:

— Спасибо. Буду об этом помнить.

Он поднес ее руки к губам и перецеловал все пальцы.

— Посмотрим, сдержите ли вы свое обещание.

— До свидания, Майкл. Я очень рада, что наши пути пересеклись.

Она коснулась губами его щеки, повернулась и вышла из комнаты, грациозно покачивая бедрами, совсем не как святая.

Ему хотелось вернуть ее, заключить в объятия и не отпускать. Умолять бросить мужа и поселиться с ним, забыв обо всем на свете. Чтобы не совершить этого безумия, Майкл до боли сжал зубы.

Все это уже было, только с другой женщиной, которую он тоже умолял бросить мужа. Он уже исчерпал отпущенный ему жизнью запас безрассудства.

Дверь за Кэтрин закрылась. Какое-то время Майкл еще прислушивался к ее затихающим шагам, когда вдруг почувствовал стеснение в груди, предвещавшее приступ астмы. Щупальца страха проникли в каждую клеточку тела.

Он откинулся на спину, и ему стоило неимоверных усилий заставить себя медленно дышать. Вдох — выдох, вдох — выдох. Наконец воздух снова стал поступать в легкие, жжение в груди исчезло вместе со страхом.

Совершенно обессиленный, Майкл лежал, уставившись в потолок.

Последний приступ астмы у него случился давно, после смерти Кэролайн.

Майкл закрыл глаза. Все правильно. Когда-нибудь он будет гордиться своим поступком, но сейчас он не испытывал ничего, кроме страдания.

Кэтрин была самой замечательной женщиной из всех, которых он знал. Бог не допустит, чтобы они снова встретились. Майкл очень на это надеялся.

Аккуратно одетая горничная открыла дверь лондонского дома семьи Моубри.

— Миссис Моубри дома? — спросила Кэтрин. — Если да, пожалуйста, доложите о миссис и мисс Мельбурн.

Пока горничная, задержавшись на минуту, с любопытством рассматривала их потрепанную в дороге одежду, в холл быстрым шагом вошла Энн.

— Кэтрин! Какая радость! А я думала, ты все еще во Франции.

Она обняла подругу, а когда заключила в объятия Эми, Кэтрин заметила, что дочь уже догнала ростом Энн, а Энн снова стала изящной и стройной, несмотря на рождение второго сына. За год многое может произойти. Очень многое.

— Мы только что приехали.

Кэтрин сняла запыленную шляпку, ее мучила головная боль.

— Чарльз дома? А твоя свекровь?

— Их сейчас нет, — ответила Энн и, лукаво взглянув на Кэтрин, обратилась к Эми: — Хочешь пойти к Молли и Джеми? Они, наверное, в детской пьют чай.

Эми просияла:

— О да, с удовольствием. Мне столько всего надо им рассказать. И еще я очень соскучилась по Клэнси и Луи.

Горничная увела Эми, а Энн провела подругу в небольшую гостиную.

— Извини, но у тебя совершенно измученный вид. Ты больна или просто устала с дороги? — спросила она, закрыв дверь.

Кэтрин опустилась на кушетку. Теперь, когда она добралась наконец до места, ей казалось, что у нее не хватит сил ступить и шагу.

— Колин мертв.

— Боже правый! — Энн округлила глаза. — Что произошло?

Кэтрин стянула перчатки и нервно скомкала их.

— Его убили.

— О, Кэтрин, какое несчастье! И это после того, как он вышел целым и невредимым из стольких сражений!

— Его убили ночью, на улице, когда он вышел от своего приятеля.

Кэтрин сжала пальцами лоб, вспомнив, как начальник Колина пришел сообщить о случившемся. Она была в шоке, не могла поверить.

— Ему выстрелили в спину. Это… это произошло в считанные секунды. На месте убийства осталась перевязь фиолетового цвета с надписью «Да здравствует император!». Совершенно ясно, что это сделал бонапартист, и только потому, что Колин был британским офицером.

Энн молча села рядом и крепко обняла подругу. Тут Кэтрин не выдержала и разрыдалась — впервые после гибели Колина. Она долго плакала, а когда слезы иссякли, прошептала:

— Я тогда пожалела, что его не убили в битве при Ватерлоо. О такой смерти Колин мечтал. Но умереть от руки труса — это ужасно!