Внизу раздалась барабанная дробь, и он позволил себе на какой-то момент насладиться победой. Затем он привязал покрывало к остроконечной вершине и начал спуск. Из-за усталости и опасности, которая осталась позади, он стал беспечнее, а ведь это была самая трудная часть испытания…
Спуск требовал немыслимого внимания и такого напряжения, что Гэвин даже не заметил, как небо затянули темные тучи, как поднялся ветер, а ему оставалась еще добрая половина пути. Перенося центр тяжести то на одну ногу, то на другую, он вдруг потерял равновесие. Потоки дождя обрушились на него, скала стала скользкой как лед. Когда он оступился, прижимаясь лицом к скале, внизу на арене раздался одновременный испуганный вздох толпы.
Гэвин инстинктивно вжался в скалу всем телом и ухватился за куст дикой травы, которая росла на каменистом склоне. Сухие стебли обломились под его тяжестью, и теперь ничто не могло его удержать. Ему показалось, что за те несколько мгновений, пока ему под руку не попал каменистый выступ, вся жизнь промелькнула перед его внутренним взором. Он сам себе не поверил, когда сумел нащупать ногой узкую расщелину и поставить туда и другую ногу.
Он прилепился к скале, потому что дождь лил сплошной стеной. Несмотря на сильное желание поскорее оказаться на прочной земле, Гэвин сделал паузу, чтобы отдышаться. Постояв так какое-то время, он осторожно продолжил спуск.
Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Когда он добрался до подножия скалы, солнце светило вовсю, и его промокшая одежда даже успела высохнуть. Стараясь выглядеть так, словно он вернулся с приятной прогулки, он вошел в павильон и поклонился султану.
– Ваше величество, я поднялся на вершину Печальной скалы и повязал там платок моей дамы.
– Отличная работа! – воскликнул султан и с хитрой улыбкой добавил: – Ну что ж, до завтра, капитан.
Гэвин повернулся к Алекс. Она одарила его глубоким, нежным взглядом.
– У вас все замечательно получилось, мой дорогой капитан. – Услышав ее нежный голос, он только сейчас понял, почему средневековые рыцари рисковали жизнью ради своих возлюбленных.
Он посмотрел на многогранник из слоновой кости, который спокойно ожидал следующего дня. Радость его несколько потускнела при мысли, что очередное задание едва ли будет легче.
Алекс была счастлива, когда ее провели в покои Гэвина и снова заперли в клетке. Он задерживался, принимая поздравления, и она с нетерпением ждала его возвращения. Наконец он появился, на его осунувшемся лице застыло выражение безмерной усталости и страха, но увидев ее, он просиял.
– Они вернули вас назад! Я так рад, хотя на женской половине вам, наверное, было удобнее.
Ее сердце отчаянно забилось, и она потянулась к нему сквозь решетку, не обращая внимания на боль, которую причиняли ей металлические прутья.
– Слава Богу, что все обошлось! Я постарела на десять лет, когда вы поскользнулись.
Он взял ее руки, и она почувствовала, как между ними вспыхнула искра взаимного притяжения. Не желая думать об этом, она тихо произнесла:
– Трудно поверить, что мы только что познакомились. Обстоятельства сложились так, что мы забыли о правилах приличия.
– Я согласен с вами. – Его низкий баритон звучал так ласково…
Высвободив свои руки из его ладоней, она увидела кровь.
– Вы ранены?
Он удивленно оглядел свои руки.
– Наверное, поцарапался о камни.
– Нужно обязательно промыть… В этом климате инфекция распространяется моментально. – Она прикусила губу. – В своем доме я всегда держала все необходимое: мази, бинты, таблетки, разные настои и обезболивающее. А теперь у меня ничего нет.
– Мне кажется, у меня есть с собой мазь. Чем дольше я нахожусь здесь, тем больше Сурио приносит вещей с «Хелены».
– Если бы он принес чистые, бинты для перевязки и таз с водой, я бы промыла ваши раны. – Может быть, это было глупо – предлагать ему помощь, ведь он мог прекрасно обойтись и без нее, но она хотела хоть что-то сделать для героя, пусть даже самую малость. У нее не хватало слов, чтобы выразить свои чувства.
Он принес из спальни тазик с водой, несколько чистых бинтов и маленькую баночку целебного бальзама. Сев на подушку, он протянул ей руку через решетку. Легкими движениями она смыла грязь и кровь, затем наложила мазь на поврежденную кожу. Едва заметные старые шрамы говорили о том, что это руки мужчины, не гнушавшегося физического труда, но вместе с тем они были красивой формы, сильные и надежные. Руки, которым можно доверять.
Гэвин, похоже, задремал, прислонившись к клетке, но когда она перевязала одну руку и взяла другую, он пробормотал:
– Это так приятно, когда за тобой ухаживают.
– Отсюда я делаю вывод, что обычно капитан Эллиот ухаживал за другими, а за ним никто.
Он пожал плечами.
– Сурио хорошо заботится обо мне.
Хотя это была истинная правда, почему-то его слова прозвучали очень печально. И она опять пожалела о том, что жена Гэвина умерла. С его теплотой и заботой он был бы таким прекрасным мужем и отцом. И жену заслужил чистую и любящую. Вместо этого все, что он имел на сегодня, была она, поруганная рабыня. Но по крайней мере она могла сделать все, чтобы раны на его руках не загноились.
Она нахмурилась, когда заметила ссадины на его лбу и скуле. Намочив тряпку, она потянулась к нему и осторожно очистила раны. Ее сердце забилось сильнее от этой неожиданной близости.
Но то, что она испытывала сейчас, нельзя было назвать влечением. Влечение – это что-то из той, другой жизни, жизни, когда Александра была свободна. Этому чувству не было места в ее настоящем и будущем. Закончив обрабатывать рану и наложив целебный бальзам, она отвела взгляд от его лица.
– Теперь все, что вам нужно, капитан, это хорошая ванна и спокойный сон.
– Значит, я могу помечтать о завтрашнем задании? – Он скорчил гримасу. – Я бы хотел, чтобы это было что-то знакомое: ныряние, шахматы или плавание. В этом я мог бы преуспеть.
– Сегодня вы стали героем. Не сомневаюсь, что и завтра все будет хорошо, – улыбнулась она, стараясь придать своим словам уверенность.
Он с трудом поднялся, усталость давала себя знать.
– Надеюсь, что Бог хочет вашей свободы, так будем же уповать на его помощь.
Когда он затворил дверь своей спальни, она подумала, что Бог, наверное, очень занят и поэтому послал ей Гэвина Эллиота. Она улыбнулась, представив, как смутится храбрый капитан, если она скажет ему об этом.
Алекс взяла томик Байрона, решив перечитать поэму «Шильонский узник». История жизни человека, осужденного на долгие годы заключения, с отчаянием наблюдавшего смерть своих братьев, вызывала у нее дрожь. Байрон изобразил все потрясающе достоверно, вот только с концом она не могла согласиться. Заключенный говорит: «Мои крепкие цепи и я стали друзьями…» Она представить себе не могла, что такое возможно. Как и братья заключенного, она предпочла бы смерть.
Когда она была молоденькой девушкой, она обожала Байрона и не раз прятала подальше томик его стихов, потому что подозревала, что мать не одобрит ее увлечения. Сейчас, когда она сама стала матерью, она начала понимать Кэтрин – Байрон порой мог быть очень откровенным, но она не замечала этого, когда была молодой. Романтические сюжеты не оставили ее равнодушной. Он был страстным приверженцем высокой романтики, и его герои, мятежные и храбрые, совершали великие дела и любили до гроба.
Высокий, красивый, непредсказуемый Эдмунд Уоррен казался ей слепком с байроновских героев. Она, возможно, и не приняла бы его предложения, будь он блондином, лишенным романтического облика. Ее вкус сформировался под влиянием ее отца, кавалерийского офицера. Именно с ним она сравнивала всех знакомых мужчин. Выйдя замуж, она долго не могла понять, как можно разглядеть за внешностью мужчины его душу.
Жаль, что, встретив доброго, порядочного человека, влюбиться в него она так и не смогла. Теперь, когда она думала о плотских утехах, все ее нутро восставало. Она была слишком взрослой, слишком ранимой для нового романа. Нельзя сказать, что ее замужество было ужасным, нет, конечно, но оно не оправдало ее надежд. Она жаждала глубокой, радостной любви, такой, что связывала ее мать и отчима. Вместо этого замужество стало для нее западней, похожей на золоченую клетку, в которой ее держали сейчас.
