Жена Тульчина, тетя Фая, фронтовая подруга Бориса Андреевича, умерла год назад. Правда, смерть любимой женщины ничего не изменила в распорядке жизни человека с аккордеоном, раньше они пили вместе с тем же размахом.

– Не обижают? – спросил Галю Тульчин. – Если что – шепни только, я разберусь! Пока я здесь, ты под защитой.

– Конечно, обязательно, – отрешенно согласилась она.

– Подрастешь – поймешь, – ответил аккордеонист. – Они же… они…

Он сокрушенно махнул рукой, точно отгоняя какие-то неприятные видения.

– На пивко не подбросишь? – вдруг спросил сосед, пряча глаза.

Галя автоматически достала из материнского портмоне трешку и протянула аккордеонисту. Тульчин взял купюру и смущенно спрятал в карман клетчатой рубашки.

«Мы начали прогулку с арбатского двора» – насмешливо пропела Гали и подмигнула своему отражению в зеркале. «Ласточка», – вспоминает она. – Странно, что не это слово стало ее агентурным псевдонимом. «Гвоздика»! «Далила»! Никакой фантазии у этих кукловодов».

Гали критически рассматривает себя. Да-а…. Образ светской львицы нуждается в некоторой доработке. Марго, должно быть, еще спит.

– Ладно, Марго, – беззлобно говорит мадам Легаре, – у нас до вечера еще уйма времени!

Она взяла со столика одну из книг и, закрыв глаза, наугад открыла ее. Она любила это забавное гадание. «Во время сна человек держит вокруг себя нить часов, порядок лет и миров. Он инстинктивно справляется с ними, просыпаясь, в одну секунду угадывает пункт земного шара, который он занимает, и время, протекшее до его пробуждения. Но они могут перепутаться в нем, порядок их может быть нарушен».

– Спасибо, господин Марсель Пруст, – улыбнулась Гали. – Можно жить дальше!

Она неторопливо шла в левое крыло замка, пересекая анфиладу комнат, с удовольствием отмечая, с каким вкусом расставлена старинная мебель, выгодно приобретенная совсем недавно. Взгляд ее скользил по большому гобелену со сценой средневековой охоты.

Всадники преследуют мощного оленя, уходящего от погони. Лица охотников надменно веселы, молодые люди привстали на стременах, в азарте кровавой забавы. «Это я», – иногда говорит мадам Легаре гостям, махнув тонкой смуглой рукой в сторону зверя, уходящего от погони.

Да, на самом деле, богатая и независимая мадам Легаре – в действительности все та же шестнадцатилетняя арбатская девчонка, не имеющая привязанности ни к чему, одинокая перед гигантским загадочным миром, полным опасностей. Правда, кое-какие привязанности с течением лет появились.

– Иди ко мне, маленький, иди ко мне, моя прелесть, – Гали раскидывает руки, точно собирается обнять ребенка, бегущего навстречу, потом опускается на колени.

Карликовый пудель меховым персиковым шариком буквально подкатился к ней, выскочив из-за массивной двустворчатой дубовой двери.

– Леон, малыш, – нежно сказала она, взяв его на руки, – ты проснулся так рано, чтобы сказать мне «доброе утро»? Знаю, миленький, какое нежное у тебя сердце.

Пудель, подстриженный искусным парикмахером, походил на игрушечного льва. Гали поправила шелковый зеленый бант на шейке любимца, пудель затявкал, завилял хвостом, и стал лизать руки и лицо хозяйки.

Гали была по-настоящему счастлива.

– А пойдем-ка, посмотрим, что там делают остальные?

Она успела сделать лишь несколько шагов, как из соседней комнаты вылетела еще парочка абрикосовых игрушечных львят.

– Назад, назад, – ласково сказала Гали, – Ники! Бася! Вы с ума сошли, дети, здесь сквозняк!

Год назад заболел и вскоре умер Леон Первый – шестилетний очаровательный пес, необыкновенно трогательный и умный. Гали могла часами рассказывать этому добрейшему существу о своей жизни, о печалях и мелких радостях, которых в последние годы, правда, становилось все меньше.

Леона кремировали в Париже, урна с прахом верного друга хранилась в одной из комнат замка, в особой нише. Гали не стыдилась своей привязанности. Она слишком рано повзрослела и не помнила любимых игрушек, кроме целлулоидного пупса, за право владеть которым она дралась с сестрой Изольдой. Но карликовые пудели, казалось, что-то изменили даже в ее прошлом. Они были сказкой, которой Гале Бережковской не хватило когда-то… В небольшом, но особенно уютном зале для собачек была построена роскошная копия замка, с гостиной и столовой и даже с изысканным парком, составленным из карликовых деревьев в горшочках.

Совершив утренний визит в Собачий замок, мадам Гали по очереди поцеловала пудельков. Они повизгивали от восторга.

Через некоторое время хозяйка ушла, плотно закрыв дверь. Приняв ванну, Гали слегка вытерлась льняным полотенцем и на голое тело надела махровый белый халат. Сегодняшний день, столь знаменательный, не отменял установленного порядка. Распоряжения повару были отданы заранее, да этот человек, кстати сказать, понимал мадам Гали с полунамека и зачастую сам угадывал ее желания.

– Вы – гений, Ян, – говорила ему мадам Гали, называя длинного и худого господина Жана на славянский манер. – Какое меню на завтра? Может быть, подойдет карп хризантема? Салат из копченых свиных ушек? И не забудь про фунчозу!

В этом году мадам Гали предпочитала китайскую кухню всем прочим. Повар, должно быть, колдовал сейчас в святая святых замка – на огромной кухне. Он спал, как монах, всего четыре или пять часов, что не вызывало у мадам Гали удивления.

Она воспринимала это как должное. А как же иначе? Завтрак должен быть подан вовремя.

Мадам Гали наскоро оделась и вышла в парк. Широкие низкорослые дубы, мощные стены кирпичной кладки, прозелень, тишина и вековое спокойствие. Эта часть владений напоминала ей Донской монастырь в Москве, а стало быть – юность, помноженную на бедность и неслыханные возможности, внезапно открывшиеся перед Галей Бережковской, простой московской девчонкой.

Она с усмешкой вспомнила, как сама принялась после оформления купчей руководить реставрацией замка. Она была уверена, что немало мрачных тайн похоронено в этих стенах, запущенных, но величественных. Но, к ее разочарованию, никаких скелетов в подземных лабиринтах обнаружено не было. Вот, разве что извилистый ход, уводящий слишком глубоко и направленный в сторону гор, мог быть связан с сетью дальних пещер. Но в какой-то момент крайне практичная мадам Гали переменилась в мыслях и занялась сугубо модернизацией старого замка – теннисный корт, отрытый и закрытый бассейны, солярий, это было важнее стихийной любви к археологии.

А подвалы были использованы по назначению – бочки с вином, шеренги темных бутылок, запасы провианта как навязчивое напоминание о не слишком сытом детстве.

– Подвалы, – усмехнулась Гали, – лабиринты московские.

Она вспомнила школьные годы, арбатские «подвалы» и крепкие фигуры своих корешей, имена и лица которых сохранила ее память, казалось, навечно.

Мадам Легаре миновала парк и направилась к мосту. Мощные стены, сложенные из белого камня, увиты виноградной лозой и плющом, точно гигантская рыбацкая сеть вместе с водорослями наброшена на это роскошное древнее строение. Мадам обладает внушительным состоянием, ей принадлежат доходные дома в Париже, два антикварных магазина. А ко всему прочему, она – хозяйка светского салона в столице Франции. На званых вечерах у мадам встречаются банкиры, политики, иностранные дипломаты, сотрудники дружественных и враждующих разведок… «Туда лишь не пускали совесть», – как сказал когда-то один из ее любимых поэтов.

Снегирь в тот день был настроен необыкновенно серьезно, несмотря на шутливый тон.

– Хватит тебе старье носить, – первым делом произнес он, неожиданно приобняв Галю за талию. – Хочу видеть тебя в шикарном наряде!

– Да брось, – отмахнулась она, шутливо отстраняясь.

– Я тебя как куколку одену, лаковые туфельки куплю, – насмешливо пропел Снегирь. – Пойдем-пойдем. Там один мой кореш всю нашу компанию угощает…