Когда он наклонился, чтобы поцеловать Керсти, она через его плечо увидела, что какой-то бородач в кепке и рваной накидке наблюдает за ними из-за угла соседнего дома. Было в нем что-то неприятное.

Керсти ничего не сказала Стиву об увиденном, решив, что это ей показалось, что не надо было так много пить и что ничего другого после страшной истории, услышанной от Стива, она уже не смогла бы увидеть.

Попрощавшись со Стивом, Керсти с улыбкой поднялась к себе в комнату. Со стен на нее глядели волосатые маски, сверкая стеклянными глазами.

Успев забыть о бородатом незнакомце, Керсти, вертя в руке полотенце, отправилась в ванную принять душ. Ей пришлось пройти по длинному коридору, по обе стороны которого тянулся ряд дверей, ведущих в другие, точно такие же комнаты, как у нее.

Включив воду и встав под прохладные струи воды, Керсти смыла с себя последние пары алкоголя, все еще дававшие о себе знать тяжестью в голове.

Постояв так минут пять, она завернула кран и босой ногой ступила на маленький квадратный коврик, лежавший на белом кафельном полу. Вода капнула, издав громкий булькающий звук. Керсти, посмотрев на кран, завернула его плотнее. Тщательно вытершись махровым полотенцем, Керсти набросила на себя халат, подпоясалась и пошла к себе в комнату.

В этот вечер Ларри напился, как никогда. Когда гости разошлись, его пришлось буквально втаскивать в спальню. После того, как Джулия проделала это, сил на то, чтобы его раздеть, у нее просто не хватило. Так он и остался на кровати в одежде.

Вообще-то Ларри не пил, но раза два в год позволял себе расслабиться. На своей свадьбе он тоже перебрал и был в аналогичном состоянии.

Джулия с неприязнью смотрела на пьяно посапывающего мужа и воспоминания снова нахлынули на нее сбивающим дыхание водопадом.

Волны наслаждения набегали, унося ее в неведомую даль. Джулия стонала и билась, как раненное животное, с ее губ срывались какие-то слова, слова рождающиеся из стона и продолжающие его; и были эти слова уже не словами, а неистовым криком наслаждения, вырывавшемся из глотки Джулии:

— Еще! Еще! Еще! Еще!

Потом она долго лежала без сил, с ног до головы в горячем поту, не открывая глаз. Фрэнк подумал, что она заснула. Наконец она открыла омытые страстью глаза и, тихо сказав, что получила наслаждение, поцеловала его в грудь.

Свесив ноги с кровати, Джулия с нескрываемым презрением смотрела на Ларри, ворочавшегося в хмельном сне. Чтобы не включать везде свет, она зажгла свечу и тихо выскользнула из спальни; пройдя по коридору, она вошла в комнату Фрэнка.

— Фрэнк, — тихо позвала она. — Фрэнк…

— Ты сделаешь? — вместо ответа отозвался Фрэнк.

— Да, сделаю, — тихо сказала Джулия. Она побледнела, когда слабый свет свечи выхватил фигуру, бывшую Фрэнком, выглядывающую из-за платяного шкафа.

Перед мысленным взором Фрэнка предстал медленно со скрипом вращающийся вокруг своей оси квадратный столб, с вершины которого на ржавых цепях свисали острые металлические крюки с клочьями человеческих внутренностей. Неясный свет выхватывал из темноты уши, прибитые к дереву столба, вытекшие из орбит глаза и обвисший силуэт ужасного существа, сплошь утыканного гвоздями. С трудом отогнав от себя кошмарное видение, Фрэнк произнес прерывающимся шепотом:

— Помоги мне…

Вытянув руки перед собой, Керсти шла, обволакиваемая плотным мертвенно-сизым светом. Где-то впереди плакал ребенок, которого отняли от материнской груди. Плач становился все громче и ближе с каждым новым шагом Керсти. Туман растекался по полу, клубясь около стены. Поворот, цель где-то совсем близко. Еще поворот. Кирпичная стена с цементом, вылезающим из швов кладки. Керсти огляделась. Дубовая дверь на бронзовых петлях. Ухватившись за кольцо, Керсти потянула ее на себя. Дверь поддалась с трудом, со скрипом поворачиваясь на старых штырях. Летает пух. Много пуха. Маленькие перышки-пушинки. Плач совсем близко. «Перья, — забилось в мозгу Керсти. — Маленькие перышки. А где же ребенок? Бедные птички». Склеп. Гроб, подвешенный к потолку. Качающийся гроб. Кач — Кач. И тучи пуха, взлетающие в воздух. Повсюду пух. От него некуда деться. Он лезет в нос, забирается под ночную рубашку и… сугробом оседает на гроб. В гробу тоже пух. Кач. Пух слетает чтобы снова опуститься. Кач. Под пухом саван. Белый саван. Белый, как пух саван. Керсти подошла к гробу и толкнула его. «Кач» — отозвался гроб. Она еще раз толкнула и ухватилась за край савана. Кто там? О, Боже! По телу Керсти прошла мелкая дрожь и горло сжалось, не пуская крик наружу. «Иди к папочке!»

— Папа!!! — с этим криком Керсти проснулась вся в холодном поту.

— Боже мой, — пролепетала она, вспоминая ночной кошмар, — Папа!

Предчувствуя недоброе, Керсти сняла телефонную трубку и дрожащей рукой набрала номер.

— Алло, — услышала она сонный голос отца.

Она помолчала, успокаиваясь.

— Слушаю вас, — снова отозвался Ларри, — Кто говорит?

— Па? Это я, — тихо проговорила Керсти.

— Керсти? С тобой все в порядке?

— Это я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

— Со мной все, как никогда хорошо, а что такое?

— Знаешь, мне сон приснился. Не очень хороший…

— Ну-ну, сон — ведь это только сон. Спи спокойно. Я люблю тебя, дочь.

— Я тоже люблю тебя, па.

— Вот и хорошо, пока, Керсти, — и Ларри положил трубку на рычаг, немного удивленный этим звонком.

— Кто это был? — подала голос Джулия.

— Да, ерунда, кошмар приснился.

— Кому?

— Керсти, — Ларри почесал взъерошенную со сна голову. «Черт, — выругался он про себя. — Кажется, я вчера здорово перебрал. Голова раскалывается. А ведь еще на работу идти…» — и он полез в аптечку за аспирином.

Полдень застал Джулию в баре. Народу было мало. Завсегдатаи обычно собирались часам к пяти — шести, а в такое время бар частенько пустовал.

Джулия сидела за столиком и размышляла над тем, что с ней случилось. Все ей казалось диким и нереальным.

Фрэнк. В голове не укладывается. Как, почему он стал таким. Но это точно он. Голос его, манера говорить. Этот кулон с пожирающим себя львом. Фрэнк, Фрэнк!

— Что, не очень весело одной? — нарушил ее уединение лысоватый мужчина лет сорока, говоривший с немецким акцентом.

Джулия ответила не сразу, крутя в пальцах пустой бокал из-под пива.

— Да, не особенно, — согласилась она.

Мужчина перенес с соседнего столика свою кружку и поставил ее рядом с бокалом Джулии.

— Меня зовут Отто Бауэр. Я из Германии. В командировке по заданию корпорации. Я подумал, может, мы, ну… — он помедлил, — может нам выпить вместе?

— Почему бы нет, — подумав, сказала Джулия.

— Я принесу пиво. Вы не против?

Джулия промолчала. А лысый Бауэр уже спешил к стойке. Она думала о чем-то своем.

Через какое-то время Бауэр появился, неся в обеих руках кружки с шапками свежего пива. Пил он много, и, пока они шли до ее дома, успел посетить все туалеты по дороге.

— Знаете, я совсем не часто… вот так… — смущенно пробормотал Бауэр.

— Ничего все когда-то бывает в первый раз, — пожала плечами Джулия.

— Наверно, так, — согласился немец, смешно коверкая слова.

— Может, вы хотите выпить? — спросила Джулия, когда они вошли в холл.

— Нет-нет, — запротестовал было он, но помявшись, сказал: — Вообще-то, не отказался бы.

Она принесла ему виски, он выпил порцию одним глотком и произнес банальную фразу, скорее потому, что в подобной ситуации такое говорят все мужчины.

— Вы знаете, у меня такое чувство, что мы знакомы много лет…

Набравшись смелости, он подошел и хотел расстегнуть на ней блузку. Джулия отстранилась.

— В чем дело? — недовольно спросил он. — Ты ведь для этого меня привела, не так ли?

Джулия промолчала.

— Почему бы тебе не раздеться? — произнес он пьяным голосом, делая более решительную попытку.