Фрэнк исчез.

— Ничего не понимаю! — оставив плачущую Джулию в покое, воскликнул Ларри, который все сказанное ею принял на свой счет. — Ты же сама только что бросалась мне на шею, а потом… — он не находил слов и лишь повторил, — Я просто тебя не понимаю.

Хлопнув дверью, Ларри ушел. Джулия осталась лежать на кровати, уткнувшись в подушку мокрым от слез лицом.

Мысли уносили ее все дальше из этого реального мира. Где-то за стеной страдал Фрэнк, но она не могла сейчас прийти к нему, не вызвав подозрений Ларри. Он сейчас очень нервный и чувствительный, любое неосторожное действие может выдать присутствие Фрэнка.

Джулия снова погрузилась в мир грез и мечтаний, в котором она отдавалась Фрэнку повсюду — даже в самых неподходящих для этого местах.

Ларри вернулся домой около полуночи, пришлось сделать массу неотложных дел на новом рабочем месте.

Джулия еще не легла. Она сидела в гостиной, в руках ее была толстая книжка в мягкой обложке. На Джулии была прозрачная ночная рубашка, надетая прямо на голое тело. Дрова в камине весело потрескивали, взрывались тучами искр. Джулия читала, или делала вид что читает. На ее тонко очерченном лице даже слепой мог увидеть выражение скуки.

Обычно, когда приходил Ларри, Джулия находилась наверху, в комнате Фрэнка. Ларри туда не заходил. Обстановка в ней действовала на него угнетающе. Он догадывался, что Джулия предпочитает комнату Фрэнка потому, что в доме это было единственное помещение, в котором все осталось без изменения — точно таким же, как до их приезда. «Но почему?», — задавал он себе вопрос и не находил ответа.

— Что-то ты сегодня поздно. — Джулия оторвала взгляд от книги. — Где пропадал?

Доброжелательный тон Джулии насторожил Ларри. В последние дни такое с ней случалось не часто.

— Разбирал бумаги, — ставя на пол портфель и снимая шляпу, сказал Ларри.

— А что — днем ты не успел этого сделать?

— Днем я ездил в исследовательский центр.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросила Джулия, подходя к бару с разнокалиберными пестрыми бутылками. — Виски?

Прозрачная ткань рубашки не скрывала обнаженного тела Джулии, наоборот, его мягкие очертания притягивали взгляд.

— Благодарю, — Ларри взял стакан с виски из рук Джулии.

— За что выпьем?

— Может, за счастье?

Ларри казалось, что снова все встает на свои места. «Может, — думал он, — все будет хорошо. Джулия тогда просто устала в связи с переездом, да потом еще эта рука, нервотрепка…»

— Да, конечно, за счастье! — подхватила Джулия, и глаза ее сделались грустными.

Они выпили и поставили стаканы на телевизор.

— Ну, как я тебе? — Джулия, пристально глядя на него, подняла рубашку до подбородка.

Ларри сглотнул, потому что в горле у него сразу пересохло. «Давно с ней такого не было». До сих пор, когда они оставались наедине, Джулия все чаще ссылалась на недомогание или головную боль.

— Джулия… Ты не знаешь… Ты у меня самая замечательная женщина.

Сбросив рубашку на пол, Джулия подошла к окну, дернув за шнурок, раздвигающий шторы.

— Зачем ты это делаешь, Джулия?

— Все равно никого нет. Посмотри, какая прекрасная ночь…

Ларри подошел к окну и посмотрел через плечо жены на далекие, по-зимнему яркие звезды.

Обернувшись, она обняла мужа и увлекла его с собой на диван.

В тот вечер она думала о Фрэнке. Вместо Ларри здесь с ней должен был быть Фрэнк. Предаваясь любви с Ларри, она закрывала глаза и представляла себе, как над ней склоняется Фрэнк.

Все вернулось на свои места, как только прошла ночь.

— Джулия, ты точно не хочешь пойти? — надевая выходной костюм, уже в который раз за сегодняшнее утро, спросил Ларри.

Уже почти неделя, как они живут на новом месте. Ларри хотелось пригласить Керсти посидеть где-нибудь в тихом уютном уголке, по-семейному, потолковать, выпить кофе, узнать, как у нее дела, как работа — в общем, просто встретиться со своей дочерью. Получив от Джулии категорический отказ, он вздохнул, позвонил Керсти и договорился о встрече. Сомнения снова заползли ему в душу, проникая в нее все глубже и глубже.

— Не знаю, — продолжал ранее начатый разговор Ларри, — может, не стоило возвращаться… В Бруклине же было не хуже, чем здесь.

Сделав маленький глоток, Керсти поставила чашку с кофе на блюдце.

— Послушай, если ты любишь ее, значит в ней должно быть что-то такое, что стоит любить.

— Ты же понимаешь, все не так просто в жизни, — Ларри помешал кофе. — Она закрывается в комнате Фрэнка, не хочет выходить из дома.

— Правда? — Керсти взяла чашку с кофе и отпила из нее, не спуская с отца своего внимательного взгляда.

— Да, — ответил Ларри грустно, — такое впечатление, что она там сидит и чего-то ждет.

— Чего-то или кого-то?

— Не знаю, — повертев в руках ложечку, он повторил задумчиво, — не знаю. Это абсолютно вне моего понимания. Послушай, — Ларри мягко прикоснулся к плечу Керсти. — Не могла бы ты… не хотела бы…

— Нет, — поняла Керсти.

— Ну заехала бы как-нибудь, помогла бы мне. Почему сразу нет? Может, ей просто нужно с кем-то поговорить?

Ларри опустил ложечку в чашку, позволяя червю сомнения глодать свои внутренности.

— Ты не можешь любить его! — грозно произнес Фрэнк, глядя на Джулию немигающими глазами.

— Я не люблю, — попыталась защититься Джулия.

— Тогда, — Фрэнк вытер о полу своей рубашки лезвие складного ножа, — в чем вред от того, что я тебе предлагаю?

— Я сказала: НЕТ! — истерически взвизгнула Джулия.

— Тогда найди мне кого-нибудь другого.

— Но я…

— Этих твоих кошек и собак мне хватает ненадолго… Мне нужен человек. Найди мне его, пока полиция еще ничего не заподозрила и не стала искать. Давай! — Фрэнк подтолкнул Джулию кончиком ножа к двери и подумал: «Грязная потаскуха…»

— Я иногда страдаю от одиночества… — вздохнул Гарольд Хаслингер в смущении.

Он действительно был одинок уже почти двадцать лет. С тех пор, как умерла во время родов его жена, он так и не смог найти подругу жизни. По вечерам, в тесной убогой квартире смотрел телевизор, проверял тетради своих нерадивых учеников. Соседи считали его убежденным холостяком, но он-то знал, что это не так.

— Все бывает, — с грустью ответила ему Джулия, думая о Фрэнке.

Ей было жаль этого маленького, чем-то похожего на китайца, человека в больших роговых очках, но отступать было поздно.

Перила у деревянной лестницы, по которой они поднимались, казались отполированными временем.

— Все бывает, — повторила она, открывая дверь и пропуская его в комнату.

— Что это? — Гарольд удивленно разглядывал убранство комнаты. — Это какая-то игра? — повернувшись к Джулии, спросил он.

— Проходите же, — подтолкнула она своего гостя, — «И будьте, как дома», — мысленно продолжила она.

Гарольд вошел, нерешительно остановился у порога. Скользнув взглядом по большому платяному шкафу, он увидел стоящего за ним Фрэнка. Скалясь безгубым ртом, Фрэнк держал в руке остро наточенную бритву.

Лицо Гарольда внезапно посерело, улыбка исчезла, какое-то время он не мог вымолвить ни слова.

Так они и стояли друг против друга — Фрэнк и его жертва.

— Господи, Боже мой! — придя в себя пролепетал гость и дернулся в сторону, делая попытку убежать.

Джулия, наносившая в это время удар, промахнулась, и молоток, скользнув по шее острым краем, вырвал кусок мяса, открывая идущие к голове артерии. Заорав по-сумасшедшему, Гарольд бросился на Джулию.

Фрэнк остановил его, поймав сзади за подтяжки, и притянул к себе.

— Уходи! — сухожилия ходили по его скулам, когда Фрэнк повернулся к Джулии. — Я справлюсь сам.

Джулия привалилась к стене, не в силах переступить порог.

— Прошу вас! — голосил Гарольд, делая еще одну отчаянную попытку вырваться. — Не дайте ему убить меня!