— Даже если он и сбежал, какое это имеет отношение к тебе? — раздался трубный голос проткнутого проволокой.

— Я могу привести вас к нему. И вы сможете забрать его с собой.

Чудовища переглянулись.

— Приведи нас к нему. А потом может быть… МОЖЕТ БЫТЬ… мы тебя отпустим. Но если ты нас обманешь!..

Палату прорезал свист цепи с острым крюком на конце, который пронесся в сантиметре от Керсти и вонзился в противоположную стену.

— Если ты нас обманешь, мы разорвем твою душу на куски.

Искрясь голубоватым светом, шкатулка приняла исходное положение и осталась на одеяле.

Керсти еле доползла до постели, почти теряя сознание.

Перед ней поплыли картины страшного суда.

Керсти подвешена за ноги к перекладине. К ней подходит священник в власянице с раскаленными добела щипцами: «Ты не попадешь в Обитель, не истязав свою плоть».

Рубашка сползла с Керсти, закрыв ей лицо, она уже больше ничего не видела, только голос, мешая языки, пронзал перепонки:

— Глава мертвых! Imperet tibi Dominus per vivum et devotum serpentem!

— Блуждающий орел…

Прикосновение раскаленных щипцов обожгло Керсти…

— Папа! — закричала она. И очнулась.

Проведя ладонью по лицу и окончательно приходя в себя, Керсти соскочила с кровати и подбежала к окну.

Джулия сидела в гостиной, безвольно откинувшись на спинку дивана. Не сводя глаз с хрустального шара, она пыталась разобраться в своих мыслях.

«Это конец, — думала она, — Все кончено… А может, не все?.. Ларри, бедный Ларри. А такой ли бедный? В сущности, я никогда не любила его. Мне было хорошо с ним, но любовь… Фрэнк — это дело другое. Наедине с ним я была лишь один раз, и вся моя жизнь перевернулась вверх дном. Я даже рассказала ему, что раньше была танцовщицей в стриптиз-баре, о чем никогда не говорила Ларри. Он думает, что я гостила у каких-то родственников в Германии… пусть думает».

Джулия вспомнила слова хореографа, ставившего ей пластику: «Все мужчины смотрят на тебя, на твое тело, на плавный изгиб твоей фигуры», — и усмехнулась. Он давно уже в могиле, убитый оскорбленным мужем, заподозрившим свою жену в неверности.

«Как его звали? Кажется, Генрих. Да, да, Генрих Збышек. Он еще стыдился своей польской фамилии и просил называть его просто Генри».

По хрустальному шару, лежащему в двух позолоченных ладонях, пробежала дымка, его полированная поверхность заволоклась пеленой, он перестал отбрасывать серебристые блики света.

Джулия провела рукой по глазам, но пелена не исчезала. Сквозь нее отчетливо проступили контуры человеческого лица: серого и обезображенного до неузнаваемости. Это был Генри.

— Господи, — промолвила Джулия, неотрывно смотря на шар.

Генри явно пытался что-то сказать, но металлическая проволока, протыкающая его губы, крепко стягивала их. Видение исчезло. По шару вновь пошли полосы ряби. Открывшаяся картинка изумила Джулию. Ссохшаяся, покрытая трещинами земля, лишенная растительности, уходила к изгибающемуся вверх горизонту. Над горизонтом в зените стоял вытянутый граненный ромб, отбрасывающий тусклые лучи света. Справа вдалеке трудились люди, возводя какое-то сложное ячеистое строение.

Картина сдвинулась вперед, увеличивая изображение, стало лучше видно людей, копошащихся среди каменных глыб. Если не считать набедренных повязок, люди были совершенно обнажены. Скованные шесты у них на плечах связывали людей попарно. Одна нога у каждого была плотно охвачена обручем, связанным цепью с железным шаром. Тела их покрывали раны и синяки от побоев. Один из узников поскользнулся на качнувшемся камне и, роняя соседа по бревну, упал, ударившись об острый скалистый выступ.

В воздухе появилась сеть разрывов и возник еще один человек в длинном черном одеянии с плетью в руках. Он размахнулся и огрел упавшего. Плеть опустилась на спину, вырывая куски мяса. Поскользнувшийся поспешил подняться, однако новый удар бросил его на колени. Кровь брызнула во все стороны. Человек с плетью обернулся.

— О, Боже! — Джулия зажала рот рукой.

На нее смотрел чудовищный монстр из комиксов. Верхняя половина его лица была нормальной, а нижняя представляла собой машину для резки бумаги.

— Ты будешь здесь! — проскрипели ножи, и поверхность хрустального шара, став сначала матовой, вернулась в обычное состояние.

Джулия сидела, поджав под себя ноги, и не могла думать больше ни о чем, кроме смерти:

«Да, конец близок… Керсти заявит в полицию. Во что бы то ни стало надо выпутаться из этой истории. Ведь это я, Джулия, убила трех людей. А Фрэнк? Он что — невиновен? Виновен, но убила их я. Хотя нет, не трех, а двух. Но это дела не меняет, все равно… электрический стул. А ведь я еще так молода… Самый возраст, чтобы жить… жить… жить! Полиция не поверит, что он заставлял меня, если его не будет, никто не сможет доказать этого. Но Фрэнк… Любимый Фрэнк… Я люблю тебя, даже сейчас. За будущее, в котором мы, возможно, будем вместе. Надо убрать эту девчонку — Керсти и… Ларри. Да, и Ларри. А потом уехать. Уехать отсюда навсегда. Уехать вместе с Фрэнком. Но смогу ли я убить Ларри? — она представила его себе — в шляпе и в светлом плаще. Он как бы покачал головой, и видение исчезло. — Смогу ли я? — вновь задала себе вопрос Джулия. — Надо! Иначе… смерть от электрического тока. Что такое смерть? Что будет с ней, Джулией, после смерти? — Она вспомнила деревянный столб, крутящийся на своей оси, из рассказа Фрэнка. И это… внезапное откровение в хрустальном шаре. Хлоп! Из-под кожаного с зазубринками бича хлынула кровь, клочья раздираемой плоти упали на камни, — Джулия внутренне содрогнулась. — Горизонт, загибающийся кверху? Не это ли имел в виду Артур Мейген в своем трактате о полости Земли? Только он утверждал, что мы живем на внутренней поверхности… а что, если мы будем там? После смерти. Может быть это просто выдумка? Больной мозг Джулии сам все это придумал? Нет никаких кенобитов с чудовищными лицами, нет ада… только рай. «Если будешь кушать манную кашку — будешь блаженна на небесах», — твердила в детстве Джулии ее набожная мать. Как глупа она была со своей слепой верой в католического Бога. Где она сейчас? У кенобитов? Лучше пусть после смерти ничего не будет, только покой. Словно отзываясь на ее мысли, шар подернулся пеленой, выхватив откуда-то изнутри взмах белоснежного крыла на голубом фоне, и снова стал хрустальным.

— Господи, прости меня, — пролепетала Джулия и неровной походкой пошла в комнату Фрэнка.

У двери она остановилась и снова попыталась стать сама собой, стараясь не думать о смерти. «Нужно жить в данный момент. Жить вместе с Фрэнком», — решила она и открыла дверь.

Фрэнк ходил по комнате, заложив руки за спину.

— Надо стучаться, моя прелесть! — оскалился он.

Не ответив, Джулия закурила и присела на подлокотник кресла.

— Ну… кажется, все. Эта девчонка… — произнесла Джулия и посмотрела на Фрэнка.

— Не думай! — оборвал он. — Она сначала захочет предупредить Ларри.

Внизу раздался телефонный звонок.

— He подходи! — остановил Джулию Фрэнк, схватив за руку.

Она опустилась в глубокое кожаное кресло, вздрагивая от каждой трели аппарата.

— Это, наверно, она или полиция, — обреченно произнесла Джулия, стряхнув пепел на подлокотник.

— Это не играет никакой роли, черт возьми!

— Тебе что — все равно?

— Мне важнее новая кожа, — выпалил Фрэнк, всаживая нож глубоко в дверцу шкафа.

— Может, нам лучше уехать? — спросила Джулия теребя на груди черные бусы.

— Вот как! — Фрэнк рванул рубаху, вырывая пуговицы, обнажая голое мясо у себя на груди, — Посмотри на меня!

Джулия бросила на него беглый взгляд и сделала сильную затяжку.

— Но мы не можем оставаться здесь.

Телефон еще раз прозвенел и замолчал.

— Мой брат скоро вернется…

Как будто в подтверждение его слов внизу раздался звук вставляемого в скважину ключа и скрип открывающейся двери.

Джулия поспешила вниз, оставив Фрэнка в одиночестве.