— Мамочки! — прошептала Женя.

Она мгновенно вскарабкалась на самый верх и принялась быстро, без всякого порядка, срывать яблоки. Ей показалось, что она уже давным-давно сидит на дереве, солнце высоко, ушатка пуста.

Она, может быть, заплакала бы, если бы не раздался вдруг неподалёку голос:

— Бригадир! Эй, кто тут бригадир!.. Принимай коня!

Соскользнув с дерева, Женя побежала на голос. В стороне под грушей стоял тот самый столетний старик, что разговаривал с ней на рассвете. Он и теперь был в тулупе и в бараньей шапке.

— А лошадь, дедушка, где? — спросила Женя.

— Скажи пожалуйста, опять стрекоза! — удивился старик. — Откуда ты такая взялась?

— Дедушка, мне некогда! — нетерпеливо перебила его Женя.

— Ну, прямо начальник, — сказал дед. — И торопится, и торопится!.. Иди, принимай коня.

Она пошла вслед за ним. Телега стояла на тропинке. Лошадь отмахивалась от слепней — хвост её ходил, как маятник у ходиков. Один слепень сидел на хребте, его было не достать хвостом, по коже коня пробегала рябь. Старик снял слепня, раздавил его каменными пальцами, потом вытер их о полушубок.

— Распрячь умеешь? — спросил он.

— Умею. Я сейчас кучера назначу. Можете идти, дедушка.

Она повернулась, но дед остановил её за руку:

— Постой. Как коня зовут, знаешь?

— Нет.

— А называешься бригадир. Как же ты с ним разговаривать будешь?

Не изменяя тона, он сказал:

— Коська, поди сюда.

Скрипнула телега, лошадь подошла к старику и положила свою длинную морду ему на плечо.

— Останешься, Коська, тут. Будешь яблоки возить во вторую бригаду. Эту девчонку слушайся, она тебя в полдень покормит.

— Дедушка, — засмеялась Женя, — он же не может понимать слова!

— Обязательно понимает, — сказал дед. — Это конь особенный.

Когда старик ушёл, Женя, с уважением глядя на Коську, привязала его вожжами к дереву и побежала к своей яблоне. Она хотела было посмотреть, как работают её друзья, но решила, что до тех пор, пока сама не почувствует, что дело у неё идёт на лад, она не имеет права командовать ребятами.

Наконец-то ушатка полна почти доверху! Огромная развесистая яблоня изрядно обобрана. Как будто была ёлка, увешанная игрушками, а сейчас её оголили.

Немножко болят ноги оттого, что приходится стоять на тонких ветвях… Ну и что ж, что болят!.. Вот, например, эти два яблока, которые висят плотно прижатые друг к дружке, она сейчас сорвёт и положит в корзинку… Они будут потом лежать в новом беленьком ящике в соломе. Ящик погрузят в вагон. Свистнет паровоз, машинист помашет из окошка паровоза рукой. Лежат два яблочка, сорванные Жениной рукой, а под ними грохочут колёса вагона. Поехали, поехали, поехали… На станциях выходит дежурный в красной шапке, даёт отправление. Сидят телефонистки на вокзальном коммутаторе, втыкают штепсели, разъединяют, соединяют. «Поезд номер такой-то принимайте на первую платформу». Принимайте Женины яблоки. Может быть, добежит вагон до Лужского района, в село Озёрное. Женя даже улыбнулась от радости. Вот выгружают ящики, пришла машина из сельпо; дядя Костя, заведующий сельпо, в брезентовом плаще, бегает с накладной в руках: у него всегда в руках какие-нибудь бумажки, которые он называет накладными… Наконец-то яблочки добрались до полки в магазине. Клава, продавщица в толстом пуховом платке, повязанном крест-накрест на груди, перебирает фрукты большими красными руками. В сельпо много народу. Может быть, туда забежала после школы Женина подружка Катька — купить сто граммов конфет «дюшес»; без них ей трудно засесть за уроки. Ну и удивилась же она, увидев такие чудесные маленькие крымские яблочки!.. А может, и сама учительница Софья Петровна попросила взвесить полкило. «Кушайте на здоровье, Софья Петровна, — это я, Женя Малыгина, сорвала для вас. Помните, вы поставили мне тройку за чтение в четверти, я тогда очень плакала у доски, но я на вас не обижаюсь…»

Всё!.. Кажется, не осталось на ветках ни одного. Теперь можно бежать к ребятам.

Прихрамывая на ходу — ноги затекли, — Женя заглянула в ушатки, стоящие под ближайшими деревьями. Ничего. Прилично. Правда, у них сорт юнатан, каждое яблоко раза в четыре больше крымского… Вот приятно будет рассказать отцу, как потрудилась на славу её бригада! Пожалуй, можно собирать ребят на погрузку. Но вдруг Женя замерла: дерево, на котором должен был находиться Коля Ситкин, пустовало. Оно было похоже на недостриженную голову человека — в нескольких местах беспорядочно обобраны яблоки.

Женя даже охнула от возмущения. Она хорошо знала, где искать этого треклятого Кольку Стоило влезть на дерево на самом берегу реки и раздвинуть ветви, как Колька сразу же нашёлся: вон он сидит, согнувшись над водой, у поворота.

Она не стала искать тропинки с высокого сыпучего берега, а прямо скатилась вниз. От толчка — как она ни тормозила пятками о землю — они оба чуть не свалились в воду.

— Ой! — вскрикнул Коля. — Кого это принесло?

— Меня принесло, — сказала Женя, отряхиваясь.

— А я рыбу ловлю, — сообщил Коля. — Сейчас клюёт здо́рово.

И он посмотрел очень осторожно, краешком глаза, на Женю.

— Покажи, что поймал, — попросила она.

Суетясь от радости и предвкушения возможного подвоха, он ухватился за колышек, вбитый у самой воды, и потащил за нитку — она была привязана к колышку под водой.

— Гляди. Во…

На нитке, пропущенной через жабры в рот, болталось десятка полтора бычков. Одна рыба побольше, плоская, как тарань, смотрела на Женю выпуклым глазом.

Женя с силой дёрнула нитку к себе, вырвала её вместе с колышком и, размахнувшись так, что связка рыб шлёпнула Колю по плечу, швырнула её далеко в реку.

— Ты что? — прошептал Коля, и глаза его сузились от злого удивления.

Ни слова не говоря, она повернулась к нему спиной и полезла вверх, в гору. Ей казалось, что сейчас сзади раздастся сопенье Коли, он нагонит её, ухватит за косички и потянет вниз. Нестерпимо хотелось оглянуться, чтобы предупредить нападение, но самолюбие не позволило ей сделать это.

Она услышала громкий всплеск воды позади себя, обернулась, держась за сухую траву, и увидела, как Коля прямо в штанах и рубахе плывёт к тому месту, куда она швырнула его улов.

Теченье было быстрое, Колю сносило; он загребал руками изо всех сил.

— Вернись! — испуганно закричала Женя. — Сейчас же вернись!..

Он медленно и упорно продвигался вперёд.

Она сбежала вниз и начала снимать платье. В этот момент Коля посмотрел на берег, увидел её, мечущуюся у воды, и крикнул:

— Имей в виду… полезешь в речку, я тебя спасать не буду!..

Он нахлебался воды, пока произносил эту длинную фразу, но, к счастью, был уже у цели.

Держа нитку в зубах, Коля плыл обратно. По дороге он схватил яблоко, вертевшееся вокруг длинной щепки, хотел прихватить и щепку на всякий случай, но побоялся, что с таким разнообразным грузом будет трудно плыть.

Чем ближе к берегу он подплывал, тем больше злилась Женя. И когда Коля, отфыркиваясь, промокший до нитки, вылез из воды, Женя надела своё платье и снова полезла в гору.

Теперь он пыхтел неподалёку сзади и бормотал, поспевая за ней:

— Хозяйка какая нашлась!.. Восемнадцать бычков швыряет!.. Что я, для себя ловлю, что ли?.. Я хотел нашей бригаде ухи наварить… Знаешь, как сейчас клевало? Может, раз в жизни так берёт!

Женя не отвечала. Он хотел, чтобы она сказала хоть одно слово, к которому можно было бы прицепиться, спорить, доказывать, не сдаваться.

И только когда они взобрались на высокий берег, Женя сказала:

— Сейчас погрузим ушатки, повезёшь на весы во вторую бригаду.

Он радостно улыбнулся, но встретил холодный, яростный взгляд Жени.

— Рыбак! Малявка! — прошептала она. — Прогульщик на мою голову!..

— Я же хотел как лучше, — сказал Коля. — Я думал, костёр разведём, уху сварим, песни будем играть…