Стефан обратился однажды к Лене:
— Я бы на вашем месте не стал читать такие книги: они развращают человеческую душу. Всё, что там написано, неверно.
— А что же верно?
— Жизнь на земле сотворил бог. Если бы вы верили в это, то всякое явление природы было бы очень просто и красиво объяснено.
— Хорошо, — сказала Лена. — Начнём с простокваши. Почему молоко превращается в простоквашу?
— Это обидный вопрос, — сказал семинарист. — Нельзя, рассуждая о боге, брать простоквашу.
— Значит, у вас в богословии не проходят молочнокислые бациллы. И это очень жаль, — сказала Лена. — Возьмём другое. Углеводороды у вас проходят?
— Нет, — ответил Стефан. — Это слишком светский предмет.
— А белки́? — спросила Лена. — Не может же быть, чтобы у вас ничего не говорили про белки!
— Лена, — горестно воскликнул семинарист, — вы требуете невозможного! Простокваша, белки — богословие выше этого!
На другой день, после очередного урока естествознания, Лена пришла домой радостная и возбуждённая. Она дождалась в кухне прихода семинаристов и, едва они показались, спросила их:
— Раз так, скажите мне, пожалуйста: отчего в кипячёной воде появляются бактерии?
Семинаристы переглянулись, поговорили шёпотом по-польски, и Стефан быстро поднялся наверх к ксёндзу. Через десять минут он вернулся и сказал:
— Бактерии, так же как моллюски, черви и членистоногие, были созданы богом на шестой день творения. Они появляются сами по себе там, где этого хочет всемогущий.
— Хорошо, — сказала Лена. — Всё в порядке.
Она взяла кастрюлю, налила в неё воды и поставила на огонь. Когда вода закипела, Лена перелила её в две бутылки.
— Значит, так, — сказала Лена. — Тут кипяток, и тут кипяток.
Семинаристы смотрели на неё, как на фокусника.
Она заткнула одно горлышко толстой пробкой из ваты, а вторую бутылку оставила открытой.
Потом Лена сказала:
— Вы возьмёте сосуды к себе в комнату. Вы дадите мне честное слово, что поставите их на окно и ничего не будете бросать туда. Они будут стоять у вас неделю… Теперь каждый в отдельности пусть даст честное слово.
Семинаристы растерянно поклялись. Бутылки они взяли с собой.
Целую неделю Лена не разговаривала с ними об этом. Юноши же, очевидно, решили воздействовать на её закоснелую душу каким-нибудь особо сильным средством.
Они пригласили её посетить вместе с ними костёл.
Случилось это под вечер, на улице стемнело, службы в этот день в костёле не было.
Переступив порог пустынного, полутёмного здания и глядя на притихших, торжественных семинаристов, Лена и сама ощутила какую-то скованность — она стала говорить шёпотом.
Свет в костёле шёл из-за карнизов — лампочек не было видно, — свет разливался по стенам, не достигая пола.
У колонн, справа и слева от входа, стояли, раскинув на кресте белые каменные руки, два босых Христа. Ступни их, грудь и ладони были прибиты к кресту гвоздями; из-под гвоздей сочилось по три капли крови. И гвозди и кровь были нарисованы художником очень похоже.
Семинаристы сперва опустились на колени перед одной статуей, поцеловали холодные каменные ноги, затем то же самое проделали и перед второй статуей.
Ноги эти, должно быть, целовало множество людей, подумала Лена, потому что ступни и весь белый камень до колен были захватаны руками прихожан и засалены их поцелуями.
Она прошла вперёд; семинаристы тихо следовали за ней.
Остановившись перед одним из простенков, Лена рассматривала огромную мраморную доску, сплошь увешанную серебряными бляшками. Бляшки эти были похожи на какие-то неведомые ордена. Но, всмотревшись, Лена заметила, что на каждом таком ордене выдавлена была какая-нибудь часть человеческого тела: глаз, ухо, рот, рука, колено…
— Что это? — шёпотом спросила Лена.
Семинаристы, тоже шёпотом, перебивая и дополняя друг друга, объяснили: если верующий человек заболевает — у него, например, болит ухо или глаз, — то он молит божью матерь, чтобы она излечила его от недуга. Выздоровев, он, в благодарность ей, заказывает такую бляшку, на которой изображается исцелённая часть его тела. Бляшку прибивают к мраморной доске в костёле.
— У нас даже в поликлиниках этого не делают, — сказала Лена.
Семинаристы возмущённо переглянулись. Костёл не произвёл на неё должного впечатления.
Через несколько дней она оставила в кухне, в пустой кастрюле Стефана, записку:
«Завтра чтоб вы были здесь в семь часов вечера по московскому времени. Будет продолжение опыта с водой».
Из школы она пришла с ящичком, который несла перед собой бережно, как цветы. В семь часов семинаристы принесли в кухню бутылки. Лена подозрительно посмотрела сначала на семинаристов, потом на бутылки, но ничего не сказала.
Она вынула из ящика микроскоп.
— Пока я буду подготовлять, можете посмотреть на свои пальцы, — строго сказала она.
Семинаристы стали рассматривать в микроскоп свои пальцы. Юноши были, в сущности, наивны и просты, и им было интересно смотреть в микроскоп.
Лена приготовила два стёклышка. На одном была капля из открытой бутылки, на другом — из закрытой.
Семинаристы по очереди посмотрели в микроскоп.
Капля, взятая из открытой бутылки, кишела живыми существами. На другом стёклышке не было ничего.
— Миленькие! — сказала бактериям Лена; она очень волновалась. — Смотрите, какие миленькие!
И тут она сразу стала очень серьёзной:
— Луи Пастер был гений. Повторяйте за мной, потому что вы проиграли. Луи Пастер был гений. Он открыл, что даже бактерии не могут самозарождаться. Повторите!..
Ксёндз стоял с портфелем на пороге кухни. Он вежливо улыбался.
— Панове семинаристы! — сказал ксёндз, не переставая улыбаться. — Прошу вас на минутку к себе. Простите, пожалуйста, мадемуазель Лена.
Двое юношей поплелись за священнослужителем. Лена осталась в кухне ждать их. Чтобы не было скучно, она рассматривала в микроскоп всё, что попадало под руку.
Семинаристы не пришли.
Ночью, сквозь сон, Лена слышала, как под окнами фыркала и топталась лошадь.
А утром под дверью она нашла записку: «До свидания, Лена. Приносим свои извинения».
Больше она их никогда не встречала.
Ксёндз отправил семинаристов в далёкий маленький городок: он думал, что там не будет девочки Лены и семинаристы по-прежнему станут верить, что моллюски, черви и членистоногие были созданы богом на шестой день творения.
