Среди необозримых глубин страха и одиночества Энни Уитмен ощутила невидимую опору. Что-то удерживало ее, не давало соскользнуть за край бесконечности. Она отчаянно цеплялась за эту опору и из последних сил прислушивалась к слабому голосу, пробивающемуся к ней сквозь бескрайние волны бездны. Всю ночь рука Джессики охраняла ее от влекущего вниз кромешного мрака. Голос Джессики успокаивал ее.

И вдруг рука исчезла. Голос умолк. Где она, где спасение?

Рики заметил первый.

— Джессика! — воскликнул он.

— Что?

— Посмотри на ее руку. Мне кажется, она шевельнулась!

Действительно, пальцы снова слабо дрогнули.

— Где… ты? — прошелестел еле слышный голос. — Прошу… Джес…

От радости у Джессики чуть не разорвалось сердце, и горячая волна надежды залила ее всю с ног до головы. Она осторожно взяла руку Энни и ощутила слабый ответ.

— Она хочет сжать мою руку! — радостно воскликнула Джессика.

— Это правда? — прерывисто произнес тихий голос.

— Что, Энни?

— Восемь болельщиц?

— Да-да, конечно, — вскричала Джессика, — совершенно точно! Восемь болельщиц. Восемь, считая тебя, Энни. А в четверг у нас уже начало тренировок. Осталось только два дня.

Элизабет вышла из комнаты и отправилась на дежурный пост.

— Нельзя ли вызвать доктора Хэмонда? — с волнением спросила она. — Энни Уитмен пришла в сознание.

Когда Элизабет вернулась в палату, она увидела, что Энни, сжав бледными губами согнутую соломинку, пьет воду, а Рики держит перед ней наполненный стакан. Усталость Джессики бесследно исчезла, словно по какому-то волшебству.

— А потом будет игра с командой из Пендэлтона. Знаешь, пендэлтонские «Тигры» всегда привозят с собой суперклассную команду болельщиц. Но мы им утрем нос, вот увидишь!

— Ты так думаешь? — с трудом произнесла Энни, улыбаясь своему капитану.

— Я уверена, — заявила Джессика. — Ведь у нас теперь целых два специалиста по сальто назад. Мы думаем разработать новую программу для тебя и Марии.

Энни взглянула на Элизабет. Затем перевела взгляд на Джессику и Рики.

— Сколько времени вы здесь сидите? — робко спросила она. — А я давно здесь?

— Какая разница, — ответил Рики. — Гораздо важнее, долго ли ты здесь еще пробудешь.

Энни потянулась к нему дрожащей рукой. Он подошел ближе и взял ее за руку. Второй рукой Энни дотронулась до Джессики.

— Спасибо вам обоим, — произнесла она слабым голосом. — Вы спасли мне жизнь.

Джессика улыбнулась во весь рот. Несмотря на долгие, изнуряющие часы бессонной ночи, которую она провела у постели Энни, она была полна воодушевления и неистощимой энергии.

Вскоре появился доктор Хэмонд, дружелюбный и бодрый. Он сразу поднял шторы, и солнечный свет хлынул в комнату золотым потоком.

— Так-так, — произнес он, подходя к пациентке и проверяя ее пульс. — Что же здесь произошло?

— Вы мой врач? — спросила Энни, глядя на него снизу вверх.

— Как выяснилось, вовсе не я, — улыбнулся доктор Хэмонд. — Я только ассистент. Вот они, ваши врачи, все трое.

— Почему? — удивилась Энни. Доктор шутливо развел руками.

— А как же вы ухитрились так быстро поправиться?

— Еще не совсем, — улыбнулась Энни.

Доктор тоже улыбнулся в ответ.

— Значит, скоро поправитесь совсем. Только помните, у вас такие заботливые друзья, не огорчайте их больше.

— Не беспокойтесь, — смущенно сказала Энни. — Я никогда этого не забуду.

— Как вы себя чувствуете?

— Не знаю. Слабость. И есть хочется.

— Есть, вы говорите? Ну, это совсем хорошо. Сейчас вам принесут завтрак, — весело сказал доктор.

Но Энни уже не слушала его. Мигая и щурясь, она смотрела на открывшуюся дверь, не в силах понять, кто там стоит в тени коридора.

— Мам? — неуверенно произнесла она.

Миссис Уитмен стремительно ворвалась в комнату и бросилась к дочери, раскрыв объятия.

— Да, дорогая, это я! Слава Богу, ты вернулась к нам!

Мона Уитмен присела на край постели, смеясь и плача от счастья, и слезы струились по ее щекам.

Энни бросила взгляд в проем распахнутой двери. Но там больше никого не было. Затем перевела глаза на мать, на ее элегантный голубой костюм, гладкие белые руки, сжимавшие ей запястья, на ее прекрасное лицо. Мать и дочь неотрывно глядели друг на друга, словно встретились впервые в жизни. Наконец Энни прервала молчание.

— А где… ну, сама знаешь… — спросила она и снова взглянула на пустой проем.

— Джонни больше не придет, родная, — ответила миссис Уитмен, глядя на дочь ясными спокойными глазами, и погладила ее по щеке.

— Не придет? — повторила Энни, и лицо ее просияло.

— Забудь о нем, — ответила мать. — Мы теперь всегда будем вдвоем — ты и я.

— У вас что-то случилось, мам?

— Ах, дорогая, на меня как будто крыша свалилась! Когда я узнала… когда это произошло… Я ведь даже понятия не имела, что такое возможно! Я вдруг поняла, насколько мы далеки друг от друга. Прости свою маму, девочка! Я надеюсь, ты сможешь простить свою слепую, эгоистичную мать!

И вдруг Энни приподнялась с подушки и села, обхватив обеими руками шею матери. Только теперь, чувствуя, что сильные мамины руки держат ее, она поняла, как дорога жизнь.

— Прости, мама, — заплакала она. — Я люблю тебя!

— Я знаю, дорогая, — отозвалась миссис Уитмен, осторожно укладывая дочь на подушку. — Я тоже очень люблю тебя.

— Как я могла такое натворить, мам? — вдруг спросила она.

— Ты бы не стала, если бы я была рядом, — вздохнула Мона Уитмен.

Заметив, что Энни пора отдохнуть, доктор Хэмонд подошел к постели.

— Думаю, на сегодня нам достаточно волнений, — сказал он. — Моей пациентке надо позавтракать, и после того, я надеюсь, она поспит.

— Пожалуйста, доктор, — умоляющим тоном прервала его Энни. — Еще минуточку, Джессика… Рики!

Джессика и Рики подошли к ней.

— Послушайте, я хочу опять поблагодарить вас, что вы вытащили меня… оттуда. Я только теперь начала понимать, что наделала. И мне хочется, чтобы вы знали: я смогу теперь обойтись и без команды болельщиц. Элизабет говорила мне, что не стоит придавать этому слишком большое значение. Это верно, Лиз! У меня просто не было ничего более важного, а теперь есть! — Она улыбнулась, счастливо глядя на мать.