— Всегда будем вас ждать, — сказал Управляющий и улыбнулся. — И ваших клиентов, — добавил он, приятно кивнув остальным. — Льстим себя надеждой, что будем наилучшим местом в Карибском море. Особенно для таких круизов, как ваш. — Если он и заметил распухший и заклеенный нос Гранта и разбитое, распухшее лицо Орлоффски, то не подал вида.
Когда они были в пути, в море, Хирург осмотрел нос Гранта. «Неплохо сделано, — сказал он с невольным восхищением профессионала, — совсем неплохо». Несмотря на это, он достал свою аптечку (она всегда была с ним, пояснил он, он без нее, как голый, особенно в круизах) и все переделал, сняв ленту, кое-что передвинув и наклеив свою ленту, пока Грант шипел и плакал от боли. Потом он тщательно прочистил носовые проходы. «Конечно, все это надо будет сделать еще раз, когда спадет опухоль». В тяжком похмелье, трясучке, выбитый из колеи, он сохранял хорошие руки, прекрасные руки, и когда он закончил, то сразу было видно, что нос он сделал гораздо лучше, чем Грант.
Поляку он вынужден был наложить четыре шва на порез под левым глазом. Инструменты у него были, и он быстро и гигиенично все сделал. Порезы над глазами Орлоффски не требовали швов, и Грант отвел Хирурга в сторону и показал, как боксеры и их тренеры делают «мостики из пластыря», о чем Хирург даже не слышал и снова изумился. Хирург изготовил их и наложил на порезы у Орлоффски, но все это время Грант и Орлоффски не только не разговаривали, но и не подходили друг к другу.
В том же духе прошел весь путь в Га-Бей. Из-за осмотра судна они вышли в море довольно поздно, около десяти часов утра, так что Негрил-Пойнт они увидели только в девять утра следующего дня. Ветер дул такой, что большую часть времени Орлоффски оставался на носу, подтягивая стаксель, а Бонхэм из кабины управлял главным и носовым парусами. Поэтому Грант пребывал у кабины. Ночной бриз с земли на этот раз не очень помог. Грант и Лаки, которые теперь почти не разлучались, ночью пытались заснуть в каюте, но в конце концов сдались и вернулись на палубу, к ним пришли Бен с Ирмой, и они сидели на свежем воздухе под мигающими звездами. Бонхэм оставался у штурвала. Кэти Файнер прикорнула в углу кабины. Разговоров почти не было. Около десяти утра, когда они обогнули Негрил-Пойнт, до дома оставалась треть пути. Почти все были счастливы. Довольно скоро, через три-четыре часа, они миновали Монтего-Бей. К шести вечера они вошли в гавань Га-Бей и спустили паруса.
Бен и Ирма в Га-Бей, можно считать, не были, они как-то провели здесь день во взятой напрокат машине, а Грант и Лаки знали его хорошо. Грант первым делом позвонил из Яхт-клуба в «Вест Мун Оувер» и заказал номера на эту же ночь, они получили их довольно легко, стоило Гранту назвать свое имя. Они мечтали только о том, чтобы побыстрее убраться от этих людей, всех до единого, и, по возможности, немного отдохнуть, отдохнуть от их «отпускного круиза».
Но если на обратном пути разговоров почти не было, то они возникли сейчас, когда Бонхэм предъявил Бену и Ирме счет за поездку. Он запросил с них по сорок долларов в день с человека. Хотя они завершили путешествие в шесть вечера и в эту ночь не будут на борту, Бонхэм выставил в счете семь дней. В итоге получилось пятьсот шестьдесят долларов.
— О боже! — вырвалось у смущенного Бена. — Вы не называли цену, но я считал, что, наверное, будет двадцать — двадцать пять долларов в сутки. За человека, конечно. Должен сказать, что это для меня многовато.
— Не забывайте, что я напоминал вам о плате за стоянку, — ровно и спокойно сказал Бонхэм.
— Но мы ведь стояли... я имею в виду, стояли там, где платили, только две ночи! — смущенно возразил Бен.
— Кроме того, — вставил смутившийся Грант, — не забывай, что Бен и Ирма моихорошие друзья.
Лицо у Бонхэма оставалось непоколебимым.
— Ета мои дела, — сказал он, — я щитаю, все справедливо. Даже больше.
С Хирургом и его девушкой он явно оговорил цену заранее и сдержал слово, но, конечно, никто не знал ее величины. В денежных делах, во всем, что касалось денег, Бонхэм всегда оставался непоколебимым и непроницаемым, как сфинкс.
В конце концов Бен заплатил, очень страдая от того, что должен был спорить, подписал чек прямо в баре Яхт-клуба, точно так (или Грант так подозревал), как Бонхэм заранее и рассчитал. В такси по дороге в отель Грант извинился за это. Бен только пожал плечами.
В «Вест Мун Оувер» вид у них был еще тот. Грант — с распухшим, заклеенным носом. Все они — загоревшие до черноты, с выгоревшими и торчащими во все стороны волосами, да и вообще вид у них был просоленных до мозга костей дикарей. Но Гранта здесь знали: и управляющий, и почти все остальные, — так что проблем не было. Особенно когда все узнали, что они вернулись из круиза на острова Нельсона на новой шхуне Эла Бонхэма, о чем все, безусловно, слышали. Они искупались и отмылись, немного поплавали в бассейне с пресной водой, и все были без ума от радости, что это не море и не соленая вода. Потом они переоделись для ужина, немного выпили в баре и съели великолепный ужин, в меню которого не было ничего морского, а потом две счастливые пары отправились спать.
Ровно в час тридцать ночи Бонхэм позвонил Гранту, вырвав его из шумного сна.
Пожалуй, это наихудшее, что могло с ним сейчас случиться, подумал он. В какую-то безумную секунду ночного кошмара на границе сна и бодрствования он подумал, что Бонхэм звонит, чтобы рассказать о его жене и Джиме Гройнтоне, что он их видел, что он их застукал вместе. Он яростно растер ладонью затылок и пошлепал по нему. Он уже принял решение. Этого не было. Этого не было. Он проанализировал, взвесил все обстоятельства и знал, что этого не было.
— Что? — продолжал он спрашивать в трубку. — Что? Не понимаю. Что?
— У меня неприятности, — снова сказал пьяным голосом Бонхэм. — Настоящие неприятности. Мне нужна твоя помощь. Ты можешь приехать? Я в мотеле «Мунрайз». Ты можешь приехать?
— О'кей, о'кей, еду, — сказал Грант, растирая шею. — Еду.
— Ты проснулся, точно? — спросил Бонхэм.
— Нет, если правду, то нет, — ответил Грант. — Повтори еще раз.
— Мотель «Мунрайз», — хрипло сказал Бонхэм. — Около десяти миль от «Вест Мун Оувер». У тебя есть машина?
— Да. Мы взяли напрокат, — сказал Грант. — Буду минут через двадцать.
— Приезжай, пожалуйста, — хрипло сказал Бонхэм. Грант впервые услышал от него это слово. — Пожалуйста.
— Ладно. Еду, — ответил Грант и возненавидел себя за эти слова. — Через двадцать минут. А в чем дело?
— Если ты по дороге не сообразишь сам, значит, ты вовсе не такой умный, как я думал, — сказал Бонхэм. — Какие могут быть неприятности при хорошей погоде?
Грант неожиданно проснулся окончательно. Кэти Файнер! Должно быть, это. Но что?
— Ладно, еду, — сказал он и положил трубку.
— Милая, — сказал он Лаки.
— Не буди меня, — сказала во сне Лаки. — Дай поспать. Пожалуйста. Пожалуйста, дай мне поспать. Пожалуйста, не буди. Ему хочется? Я его подержу. Но, пожалуйста, не буди меня. Обещаю, завтра я покажу ему такую любовь, какой он не видал. Я его поцелую. Но, пожалуйста, не буди меня. Сейчас. Я так долго не высыпалась. — Да она и сейчас спала. И говорила во сне.
Он, голый, снова присел на край постели и погладил ее плечо и затылок.
— Мне надо выйти. Ненадолго. Как ты, когда проснешься и не застанешь меня? Ты меня слышишь? Мне надо выйти. Я вернусь. Слышишь? Я вернусь.
— Иди, — сказала она и яростно отодвинулась. — Иди. Я знаю, что ты вернешься. Со мной все в порядке. Я буду здесь, когда ты вернешься. Что? Бонхэм?
— Да, — ответил он.
— Кэти Файнер?
— Думаю, да, — сказал он.
— Иди. Я понимаю, тебе надо идти. Я буду здесь, когда ты вернешься, — сказала она и устроилась в постели поудобнее.
Грант посидел, глядя на нее. Потом надел шорты. Было у нее? Не было? Было? Не было? Чего бы не смогли сделать Джером Керн или Коул Портер с этим рефреном? Было? Не было? Было? Не было?Было? Не было? Он начал одеваться.
