Я даже готов поверить, что мне, скорее всего, десятки раз наливали, так сказать, «вискин», и я охотно его пил, но всякий раз по какой-то причине утром не мог этого вспомнить; впрочем, это абсурдная мысль – придет же такое в голову… Все, проехали. Пожалуй, вообще вырежу этот кусок из рукописи. Решено: удалю его завтра с утра, когда буду редактировать написанное сегодня вечером.

Что и говорить, «сбор материала» – это потрясающая штука. Теперь, изучив множество книг о виски, я знаю, что шотландский самогон зовется питрик[26], то есть «торфяной душок».

Питрик. Старинное слово, почти вышедшее из употребления, но это термин для обозначения цели моих поисков. На самом деле оно мне даже нравится. Как и многие другие писатели, а также немалое количество читателей, я, можно сказать, коллекционирую слова, и «питрик» кажется мне достойным экземпляром для коллекции.

Но вот сам питрик никак себя не обнаруживает. По крайней мере пока. Я навел справки, обронил пару намеков, но все безрезультатно. Вообще-то, я и не надеялся, что подпольное вискикурение будет развито на Айле просто потому, что там много легальных дистиллерий (на самом деле любой специалист в данной области может обеспечить себе спокойное и безбедное существование, работая официально). Да и вообще Айла всегда выглядела довольно цивилизованным местом в сравнении с некоторыми другими регионами, которые обычно ассоциируются у меня с производством виски. Иногда кажется, что Айла – это вообще часть центрального пояса Шотландии, особенно по контрасту с Внутренними и особенно Внешними Гебридскими островами.

А с другой стороны, если работника дистиллерии захватывает технически совершенный, с его точки зрения, производственный процесс, то он, возможно, не захочет прощаться с ним и после работы, чтобы просто валяться перед теликом; не исключено, что попробует организовать небольшую вискикурню где-нибудь в лесу, просто чтобы проверить, можно ли самостоятельно получать чистый продукт, применяя свои навыки в ином масштабе. В конце концов, на острове полно скалистых участков и нехоженых мест. Я в одиночестве съездил на Оа (Oa) – округлый полуостров, который торчит, как опухоль, в юго-восточной части тела Айлы, указывая в сторону Ирландии, – увидел там в фантастически изрезанной прибрежной полосе заманчивые скалы, крутые склоны, морские утесы, размывы и пещеры в обрамлении покрытых желтоватой пеной валунов. Спрятать там вискикурню – проще простого. Поверьте, ухабистая односторонняя дорога способна как нельзя лучше отогнать налогового инспектора, берегущего амортизаторы и тормоза служебной машины.

И хотя я побывал на этом – далеко не огромном – острове уже четыре раза, там все равно остались дороги, по которым я не ездил, и масса холмов и озер-лохов, к которым даже не приближался. Да, в этих холмах бродят и трудятся пастухи, лесники, егеря, но тем не менее…

В общем, если здесь и творятся темные дела, никто – и, наверное, это мудро – о них не распространяется, особенно в разговоре с туповатым и самонадеянным писателишкой из Файфа, который шляется по дистиллериям. Неважно, что я пишу книгу, что собираю для нее материал, – для местных я просто турист. Впрочем, здесь и туристом побыть приятно.

Был момент, когда мы почувствовали всю прелесть этих древних полузаброшенных мест. Вернувшись с Джуры, мы с Энн и Оливером выгрузились с парома, съехали с шоссе и добрались до небольшого лоха под названием Финлагган (Finlaggan) у низких холмов неподалеку от Баллигранта (Ballygrant). Там, на небольшом островке, куда прежде вела осушенная насыпь, недавно уступившая место новеньким деревянным мосткам, когда-то располагался политический и духовный центр этой Королевы Островов.

Это было еще в те времена, когда Шотландия якобы была едина, но все равно делилась на разные земли – этакие небольшие примитивные автономии, где правили вожди или кланы. Наиболее обособленным, практически независимым было Королевство Островов. В тот период социальная, политическая, экономическая и военная сплоченность обеспечивалась за счет доступа к морю и с моря. На хорошем судне можно было приплыть на любой берег со своими людьми и орудиями, но вот для того, чтобы преодолевать леса, скалы и болота, приходилось либо прорубать новую тропу, либо пользоваться той, которую враги знали намного лучше. Так что море, вместе с многочисленными озерами и заливами Шотландии, открывало широкую дорогу тем, у кого был талант морехода.

Финлагган какое-то время оставался центром небольшой морской империи. Можно стоять там в старой часовне или на руинах домов и укреплений, в тишине глядя по сторонам, наблюдать, как ветер гнет деревья, а мимо проплывают лебеди, задумчиво рассматривать старые могильные камни и пытаться представить тех, кто обрел под ними вечный покой.

Надгробья, хранящие образы давно умерших, защищены от непогоды плексигласовыми колпаками на толстых металлических ножках. Это зрелище напоминает низкие, довольно сюрреалистические кофейные столики или, как ни удивительно, произведения искусства.

Дома мы по телевизору смотрим, как развивается война. Все еще никаких ядерных ракет, никаких биологических атак, никакого химического оружия. Однако уродливые мутации, яды и проявления агрессии заметны, хотя и не там, где все их ищут. Гэри Янг, прославленный корреспондент «Гардиан», недавно переехал в Штаты и теперь рассказывает, как война повлияла на жителей США. По его словам, некий адвокат пришел в торговый центр в футболке с надписью «Give Peace a Chance»[27] на груди и с пацификом на спине. И охранник поставил ему ультиматум: либо снять футболку, либо немедленно покинуть здание. Адвокат заявил, что его свобода слова гарантирована Конституцией США (у меня много претензий к современной Америке, но я всегда восхищался тем, как серьезно и искренне американцы относятся к своим правам и требуют их обеспечения). Однако теперь многое изменилось. Охранник позвал копа, и тот, не задумываясь, арестовал адвоката.

Прощай, «свободных страна»…[28]

Так вот. Гленфи́ннан (Glenfinnan). В Шотландии достаточно мест, претендующих на звание комариной столицы, и Гленфиннан в их числе. А еще тут часто идут дожди. Когда мой приятель Лэс приехал учительствовать в Форт-Уильям (Fort William), в первые полтора месяца его пребывания ежедневно лил дождь. Нет, конечно, до библейского потопа дело не доходило (или, по крайней мере, доходило не каждую неделю), но раз в сутки на город непременно обрушивался хотя бы один ливень. А в большинстве случаев – намного чаще. Даже человеку, который вырос в Гриноке (Greenock), показалось, что это перебор.

Думаю, нужно объяснить тем, кто не очень хорошо разбирается в рейтинге шотландских регионов с дрянной погодой, что Гринок в западной Шотландии считается дождливым местом (запад Шотландии известен по всей стране как место, где выпадает довольно много осадков; наверное, не будет ошибкой сказать, что и вся Шотландия воспринимается как регион более дождливый, чем остальная Британия, а сама Британия явно не может бороться за первенство в списке ассоциаций, связанных в голове простого туриста со словами «пустыня» и «засуха»).

По сути, Гринок – это шотландский Манчестер. Вся страна шутит по поводу частоты тамошних дождей.

Такое место есть в каждой стране. К примеру, в Норвегии это Берген. Когда я попал туда в 1975-м, путешествуя автостопом по Европе, мне довелось услышать первый – и на долгое время единственный – норвежский анекдот. Житель Осло решает провести отпуск в Бергене. Две недели без остановки льет дождь. Отпуск заканчивается, мужчина на вокзале ждет поезда, отряхивает зонтик, поправляет галстук, а потом видит маленького мальчика и спрашивает:

– Скажи-ка, мальчик, в Бергене когда-нибудь кончается дождь?

На что мальчик отвечает: