Глава восьмая
Место, куда они прибыли, было чем-то вроде поселка для богатых. Две старинные виллы, полностью перестроенные и поделенные на квартиры, четыре новеньких особняка с шикарными террасными балконами, дорогими пакетными окнами и водостоками из меди, бассейн, теннисные корты. Но самая важная и, как решил Моррис, возмутительная деталь – высокая ограда с колючкой наверху по всему периметру и электронные ворота с глазками видеокамер. Как будто можно вот так запросто отгородиться от всего мира и купаться в деньгах! Да эти типы прямо-таки напрашиваются, чтобы в их укромный уголок нагрянул негр Кваме, словно зримое двухметровое воплощение душевной отверженности Морриса.
– Sono io, Morris, – позвонив в один из четырех десятков колокольцев у ворот, он пристально глядел в камеру справа, не объясняя, к кому они приехали.
Молоденькая консьержка пообещала все немедленно выяснить, тем самым давая понять, что Моррис не принадлежит к кругу избранных, кому доступ открыт в любое время дня и ночи. Недолгое, но выразительное ожидание; затем ворота с гулом отъехали в сторону. Моррис свернул за угол и только тут велел Кваме вылезать.
В холле пол был выложен плитами полированного сардинского гранита, стены покрыты новомодной штукатуркой на тончайшем плетении из реек, мебель в основном старинная, но не нарушавшая духа современности, – вероятно, оттого, что шкафы и столики были так тщательно отреставрированы, так гармонично сочетались со сверкающим полом и опрятными стенами. Они не столько взывали к истории, сколько казались взятыми со страниц глянцевого журнала интерьеров.
Такая обстановка просто не могла не восхищать. В ней не было ничего случайного – и ничего от пошлых пристрастий Паолы к шелковой обивке пастельных тонов и низким мягким кушеткам, словно для нее идеалом домашнего уюта служил бордель с претензиями на роскошь. И, разумеется, ничего похожего на привычный бедлам английских жилищ, какими они запомнились Моррису. Но даже здесь все равно чего-то недоставало. То ли дело старый семейный особняк в предместье Квинцано, куда Массимина привела его знакомиться с матерью и сестрами. Там витала в воздухе некая магия, таинственным способом превращавшая провинциальную затхлость в атмосферу культурной роскоши. Место, где живется со вкусом – вот достойная цель! Ничего, Моррису только тридцать. Времени у него хватает.
Кваме топтался за дверью. Моррис жестом пригласил его войти. Маленькая горничная-южанка не скрывала паники, но Моррис не обратил на нее внимания. Фигура негра вносила восхитительную струю мавританского стиля в суровую гармонию гранита и финишной штукатурки, словно его, как эту старинную мебель, вырезали из модного журнала. Чернокожий слуга придает властность господину.
– Я хотел бы видеть Бобо, – произнес Моррис официальным тоном. Не успела девушка сообщить, что – хозяина нет дома, как в дальнем углу холла возникла Антонелла, спустившись по винтовой лестнице со ступеньками из туфа и опорой из стальных труб изысканно-грубой обработки.
Следом за ней на лестнице появились ноги в черных брюках, принадлежавшие, как оказалось, низенькому пожилому священнику в круглых очках. Руки у него были заняты двумя объемистыми пластиковыми пакетами.
– Дон Карло, – представила гостей Антонелла, – мой зять Моррис Дакворт.
– Piace me. Очень рад. – Мужчины пожали друг другу руки. Священник улыбнулся и направился к выходу. – Не стану вас задерживать, – пояснил он с миной смирения, ставшего профессией.
– Мы разбирали старые вещи для бедняков, – зачем-то добавила Антонелла.
Но Моррис не унимался:
– Разрешите представить вам Кваме.
Священник грациозно развернулся, покоряясь неизбежному долгу. Кваме что-то пробурчал под нос, просияв во всю ширь черного лица. Но во взгляде негра, зацепившемся за Морриса, трогательное доверие смешивалось с озабоченностью.
– Он пока не слишком хорошо владеет итальянским, – объяснил Моррис, – в основном говорит по-английски. – И добавил, едва священник вышел за порог: – Это один из новых рабочих нашего упаковочного цеха. Я думал, Бобо здесь. Звонил ему в офис, но не застал.
Ничего подобного он, разумеется, не делал.
Антонелла в нерешительности застыла среди роскошной мебели. Одета она была с традиционной простотой – одна из немногих знакомых Моррису итальянок, которые совершенно не умели себя подать. Мгновенная интуиция, предмет его всегдашней гордости, подсказала, что шикарная обстановка – скорее всего, плод увлечений Бобо. Сама она наверняка предпочитала иллюстрированным журналам по домоводству литературу вроде «Чудес святого Антония».
– Но Бобо ведь целыми днями сидит у себя в офисе, – озадаченно возразила невестка.
– Ну, наверное, выскочил куда-нибудь на минутку, – заколебался Моррис, словно прикидывая, как лучше распорядиться драгоценным временем. – Пожалуй, отвезу парня к нему. – Кваме, – сказал он по-английски, – это жена твоего босса, синьора Позенато.
Огромный негр, почтительно склонившись, взял Антонеллу за руку. Шок ее был очевиден, как и отвращение к запаху, исходившему от африканца, – характерной смеси мускуса и псины. В то же время она явно исполнилась решимости преодолеть недостойные эмоции. Губы неуверенно сложились в улыбку, на щеках появились милые ямочки, но уголки рта слегка подрагивали. Пожав черную лапу, она машинально потерла ладони. Кваме меж тем продолжал кивать головой, как китайский болванчик; вид у него был довольно нелепый.
– Bene, – осадил его Моррис, выразительно глянув.
Тут Антонелла наконец вымолвила долгожданное:
– Бобо мне не говорил, что вы собираетесь нанять новых рабочих. С чего бы это?
– Davvero, не говорил?
Она помотала головой; тугой узел волос качнулся над крепкой шеей. Крестик под вырезом платья лежал в глубокой и уютной ложбинке. Сложением Антонелла больше напоминала Массимину, чем Паолу. Все в ней было солидно и основательно. Но телесное изобилие невестки скорее связывалось с материнской заботой. К пышной груди хотелось припасть, как к надежному источнику пищи и тепла – это сулило куда больше удовольствий, чем секс.
Какого черта он сглупил с Паолой? Неужто человек только затем рождается на свет, чтобы раз за разом убеждаться в муках, что вся его жизнь – непрерывная череда ошибок, и это его единственное предназначение?
– Видишь ли, я пробил огромный заказ от сети британских супермаркетов. Чтобы справиться, мы закупаем вино на стороне, и нам нужны рабочие на упаковку. Придется завести ночную смену.
Теперь Антонелла заинтересовалась не на шутку. Озабоченность в ее голосе была уже не показной:
– Но папа всегда придерживался совсем другой политики, и мама тоже. Вино марки Тревизан с виноградника Тревизанов, а больше никаких добавок.
Моррису ничего не стоило изобразить удивление. Он склонил голову набок, вопросительно нахмурив ясный лоб, затем извлек из-под стеклянной столешницы стул довольно аскетичных форм и уселся. Теперь остается не перегнуть палку. Он от души забавлялся ситуацией.
– О Господи! Надеюсь, я не нарушил семейных приличий?..
Негр, как он заметил, заговорщически ухмылялся, словно понимал больше, чем ему положено. Моррис послал ему суровый взгляд. Антонелла тоже взяла стул и присела напротив.
Моррис был сама невинность.
– Извини, конечно, но вот чего я так и не сумел понять в итальянском бизнесе, – это о чем можно говорить вслух, а о чем нельзя. Один, так сказать, допуск на публике, другой в корзине для бумаг в офисе, третий в конторских книгах, четвертый – в компьютере с паролем… Притом, разумеется, все кругом всё отлично знают, но называть вещи своими именами дозволяется лишь избранным, и то в строго определенные моменты. Меня ваши условности просто утомляют.
Глаза невестки – превратились в блюдца. В конце концов, этот бизнес принадлежал ее семье, а не Бобо.
– Я вот что думаю: раз уж нам не обойтись без сырья со стороны, – а большинство виноделов именно так и поступает, в компьютере даже есть списки поставщиков, – так организуем ночную смену, поставим автоматическую линию. Если итальянцы не желают выходить по ночам, дадим работу беднякам, которые за нее готовы жизнь положить.