– И к кому же мы их пошлем? – фыркнула Кесслер. – Мы контактировали только с одной группой партиалов, и они пытались убить детей, вошедших с ними в контакт. Мы сами хотели убить партиала, вышедшего на нас. Если у нас и есть мирное решение в будущем, я, черт подери, не знаю, как претворить его в жизнь!

Вновь те же доводы, осознал Маркус, которыми они перебрасывались в гостиной Зочи. То же хождение по кругу, те же очевидные возражения, те же бесконечные колкости. «Неужели старшие так же растеряны, как и все остальные? Или эта задача действительно не имеет решения?»

– С медицинской точки зрения, – подключился доктор Скоузен, – боюсь, я должен выступить – против собственной воли – за… – он снова замолчал, – за доставку свежего образца. Нового партиала или в самом крайнем случае их феромона. У нас осталось еще чуть-чуть от той партии, которая применялась для Арвен Сато, и у нас есть сканы и формулы строения и функций феромона, но ничто не заменит свежий образец. В прошлый раз мы решили эту проблему, обратившись к источнику – к партиалам, и я верю, что если мы намерены решить ее сейчас, то должны действовать по той же схеме. Не важно: силой или дипломатий – добыть образец необходимо.

Шепот пробежал по залу, словно шелест листьев. «Это не “мы” решили проблему, – подумал Маркус, – а Кира, и как раз Скоузен был одним из главных ее оппонентов». А теперь ратует за те же методы, даже не упоминая ее заслуг'?

– Вы понимаете, что мы рискуем развязать еще одну войну с партиалами? – мрачно спросила Кесслер.

– Мы уже рискнули, – заметил Товар. – Медведя, как говорится, уже ткнули палкой, а он все еще не сожрал нас.

– «Пронесло» – не синоним слова «безопасность», – парировала Кесслер. – Если есть какой-то способ синтезировать это лекарство, не прибегая к военным действиям, мы должны найти его. Если мы будем и дальше провоцировать партиалов…

– Да мы уже напровоцировались! – вскричал Вульф. – Вы читали отчеты: лодки вдоль Северного берега – партиалы патрулируют наши берега…

Сенатор Хобб оборвал его, но зал уже вовсю шептался.

– Мы не в том месте, чтобы обсуждать такие сообщения, – проворчал Хобб.

Маркус чувствовал, будто получил удар в живот: партиалы в проливе! Они избегали людей двенадцать лет – конечно, совершали быстрые разведывательные набеги тут и там, как Герои, но всегда скрытно, люди даже не знали о них. А теперь открыто патрулируют границу Он поймал себя на том, что сидит с отвисшей челюстью, и поспешно закрыл рот.

– Люди должны знать, – заявил Вульф. – Они в любом случае скоро узнали бы – когда лодки подойдут поближе, каждый фермер на северном побережье заметит. Насколько нам известно, небольшие группы уже высадились; охрану побережья непроницаемой не назовешь.

– Значит, наша холодная война разогревается, – пробормотал внезапно постаревший Скоузен. Он выглядел посеревшим и каким-то хрупким, словно труп на обочине дороги. Он помолчал, сглотнул и тяжело сел на стул.

– Если позволите, – услышал свой голос Маркус, осознавая, что говорит стоя. Повертел папку в руках, не зная, что с ней делать, потом закрыл и вытянул перед собой, как будто прикрываясь ею. Он оглядел Сенат, раздумывая над словами Герои: неужели правда, что один из сенаторов, или один из их помощников – агент партиалов? Осмелится ли он высказаться? А может ли он не высказаться?

– Если позволите, – повторил он. – Меня зовут Маркус Валенсио…

– Мы знаем, кто вы, – перебил его Товар.

Маркус нервно кивнул.

– Думаю, территория партиалов известна мне лучше, чем любому в этом зале…

– Именно поэтому мы и знаем, кто вы, – снова перебил Товар, нетерпеливо замахав рукой. – Хватит представляться, переходите к делу.

Маркус, внезапно пожалевший, что вскочил, нервно сглотнул – кто-то, разумеется, должен был высказаться, но он совсем не чувствовал себя подготовленным к такой речи. Он даже не знал толком, что сказать. Парень осмотрел зал, обежав взглядом лица многочисленных специалистов и политиков, раздумывая, кто же из них предатель, если таковой вообще есть. Вспомнив Герои и ее поиски Нандиты, Маркус понял: что бы он ни сказал, он – единственный, кто знает достаточно, чтобы иметь право взять слово. Единственный, кто слышал предупреждение Герои. «Осталось только решить, как рассказать об этом, чтобы самому не выглядеть предателем».

– Я лишь хочу сказать, – наконец выговорил Маркус, – что те партиалы, с которыми мы столкнулись, проводили собственные эксперименты. У них есть срок действия – они все могут умереть, – и они ищут свое лекарство так же отчаянно, как мы – свое. Может быть, даже отчаянней, учитывая, что им вымирание грозит раньше.

– Мы знаем про срок действия, – перебила Кесслер. – Это лучшая новость за двенадцать лет.

– Не считая лекарства от РМ, конечно, – поспешно добавил Хобб.

– Вряд ли нам стоит радоваться, – возразил Маркус. – Из-за этого их срока действия мы попадаем с горячей сковородки прямо… в расплавленное земное ядро. Если вымрут они, вымрем и мы – нам нужен их феромон, чтобы лечиться самим.

– Поэтому мы и пытаемся синтезировать его, – заметил Вульф.

– Да не сумеем мы его синтезировать! – горько проговорил Маркус, поднимая папку. – Я могу два часа рассказывать вам тут обо всем, что мы перепробовали и почему это не сработало, а вы – только не обижайтесь – не поймете даже половины, но все это не важно, потому что ничего не сработало. Почему – не имеет значения. – Он бросил папку на стол за спиной и вновь повернулся к сенаторам. Увидев старейшин, молча внимающих ему, Маркус разволновался, почувствовав головокружение, и выдавил улыбку, чтобы скрыть волнение:

– Не спешите радоваться, у меня есть и плохая новость.

Товар поджал губы:

– Не знаю, как вы собираетесь побить рекорд первой, но жду второй с нетерпением.

Внимание, наэлектризовавшее весь зал, навалилось на Маркуса еле выносимой тяжестью, и он подавил желание сострить еще раз. Он всегда искрил шутками, когда нервничал, а сейчас нервничал, как никогда в жизни. «Не мне бы это делать, – подумал он. – я всего лишь врач, а не оратор. Я не полемист, не лидер, не…

… Кира. Вот кому надо было бы стоять здесь».

– Мистер Валенсио? – сенатор Вульф вырвал его из задумчивости.

Маркус кивнул, собираясь с духом:

– Ну что ж, вы просили рассказать, и я расскажу. Главарь группировки партиалов, на которую мы натолкнулись, та, что захватила Киру, – что-то вроде врача или ученого, они зовут ее доктором Морган. Именно за этим они послали отряд на Манхеттен несколько месяцев назад, для этого захватили Киру – доктор Морган считает, что секрет лекарства для партиалов как-то связан с РМ, а значит, и с людьми. Очевидно, они проводили эксперименты на людях и раньше, еще с Войны, и, если им кажется, что это спасет их жизни, они будут похищать столько людей, сколько им потребуется, – может быть, снова Киру, но, насколько нам известно, под угрозой любой из нас. Возможно, в эти минуты у них тоже идет собрание, на той стороне пролива, где они обсуждают, как захватить парочку наших для экспериментов. Или, если те ваши сообщения не врут, они уже провели собрание и теперь выполняют его решения.

– Это секретные сведения, – заволновался сенатор Хобб. – Нам нужно…

– Если позволите, я подытожу, – перебил его Маркус, поднимая руку. – Мы имеем дело с группой суперсолдат, – он загнул один палец, – специально подготовленных вести наступательную войну, – загнул второй палец, – превосходящих нас числом, э-э-э… примерно в тридцать раз, – третий палец, – от отчаяния готовых на все, – четвертый, – и верящих, что «все» в данном случае означает «захват людей для инвазивных экспериментов». – Он загнул последний палец и в полной тишине продемонстрировал залу сжатый кулак. – Уважаемые сенаторы, вы можете считать эти сведения секретными, но готов поспорить, партиалы рассекретят их гораздо быстрее, чем вы думаете.

Зал сидел беззвучно, все глаза уперлись в Маркуса. Несколько невыносимо длинных мгновений спустя Товар наконец заговорил: