– Слушай, не принимай ты все это так близко к сердцу! Ну посидела в карцере твоя красавица, подумала о жизни… Может, теперь покладистее станет?

– Мне сейчас не до смеха, – отмахнулся печальный Каризиан. – Ей там совсем не место.

– Где? В карцере?

– И там тоже. Но я имел в виду саму школу. Ну почему я не могу ее выкупить?

– Потому что у тебя нет денег, – терпению младшего Валерия Максима мог позавидовать даже Сизиф. – Федрина задешево ее не отдаст. Луция для него великолепная приманка для зрителей. Ручаюсь, весь высший свет Рима сбежится посмотреть на ее выступление.

– Но я могу продать часть своего имения!

Север сочувственно обнял за плечи расстроенного приятеля:

– И сделаешь двойную глупость. Хотя бы потому, что останешься без денег, а твоя красавица привыкла жить на широкую ногу. И я бы на твоем месте, в ожидании воссоединения с прекрасной Луцией, озаботился преумножением имеющегося, а не разбазариванием последнего.

– Почему спасение любимой женщины ты называешь «разбазариванием денег»?

– Потому что, если ты выкупишь сейчас Луцию, она никогда уже не сможет появиться в приличном обществе. То, что этот раб был ее любовником, еще ничего – у нас сейчас любая уважающая себя матрона мечтает заполучить в постель гладиатора. Но ей не простят его смерти, а она тебе – что ты купил ее как рабыню.

– И что же мне делать? Ждать, пока ее сожрут львы, медведи или кто еще там?

– Да, мой бедный Каризиан. И приносить жертвы богам, моля их помочь ей достойно выступить на арене. Тогда, возможно, отважной амазонке поднесут лавровый венок, а то и рудис, и она уйдет триумфатором, а победителей не судят. Вернее, им прощают некоторые грешки.

– Но для того, чтобы ее освободили от гладиаторской повинности, нужна воля толпы!

Север посмотрел на приятеля долгим укоризненным взглядом, словно учитель на тупого ученика. На лице Каризиана появилась догадка:

– Мы посадим своих людей…

– …и те потребуют ей свободу! Ну наконец-то! А если еще заплатить клакерам, то шуму будет на весь Рим… Хотя боюсь, что твои неприятности на этом не закончатся.

– И что еще может случиться? – в голосе Каризиана прозвучала безнадежность.

– Ты забыл про папашу Луции. Сенатор вряд ли будет в восторге, что его дочь так легко отделалась. Кроме того, ты на всю жизнь забудешь про мужские забавы, потому что, чует мое сердце, наша страдалица будет вить из тебя веревки!

– Ну знаешь ли! – вскинулся Каризиан и вдруг рассмеялся: – Боюсь, что ты прав!

– О горе мне! – шутливо воздел руки Север. – Мой лучший друг погибает для общества, и я же ему помогаю! Сердце рвется в груди от… Слушай, от чего оно должно рваться: от горя или отчаяния?

– Ну прекрати же ты!

– Ха! Если мой неунывающий друг решил изображать плакальщицу на похоронах, то должен же кто-то улыбаться в этом мире! А теперь пошли быстрее! Я хочу попасть в Большой цирк хотя бы к концу заездов. Мало того, что я поставил на «синих» кучу денег, так там будут все красотки Рима. Не хотелось бы упустить возможность хорошо провести время… Слушай, ну сколько можно переживать?

– Да я не переживаю, – отмахнулся Каризиан. – И перестань меня тормошить. В твоих словах есть доля истины, и я хочу кое-что обдумать… По-твоему, мне не хватит денег на Луцию?

– А что, нет? По-моему, ты и без нее всегда тратил больше, чем получал после кончин многочисленных родственников.

– Но я изменился! Сейчас вот баллотируюсь в квесторы. Хочу отвечать за продажу земли.

Север только присвистнул, глядя на приятеля как на буйнопомешанного.

– Неужели ты думаешь, что тебе кто-то доверит деньги, если всему Риму известно, что сенатор Каризиан спустил уже несколько состояний?

– Неправда! Это были не состояния, а одни слезы!.. Кстати, мне сейчас пришла в голову отличная мысль! А что, если я начну зарабатывать деньги своим трудом? Займусь торговлей, например? Божественный Веспасиан, до того как стать императором, торговал мулами – и ничего!

– Но ты же не император… Боюсь, мой хитроумный друг, эта идея не встретит понимания в нашем кругу. Торговля – удел всадников, а не сенаторов. И потом, в Риме даже плебс считает зазорным работать, а ты хочешь… Нет, это полная чушь!

– Север, должна же быть какая-то возможность поправить дела!

Префект претория понял, что на соревнования колесниц им сегодня не попасть. Не мог же он оставить Каризиана в тот момент, когда его другу впервые пришла в голову здравая мысль заняться делом! Этот обаятельный бездельник мог сколько угодно водить за нос Валерия Максима, рассказывая о своих карьерных достижениях, чтобы добиться уважения старика, но Север прекрасно знал цену всем его головокружительным «успехам», что были сродни фантастическим рассказам иных путешественников о семиглавых драконах. Но сегодня Каризиан впервые в жизни задумался о своем будущем, и к этому надо было отнестись серьезно. Обреченно махнув рукой на сонм ожидающих его красавиц и зря потраченные деньги, префект взял друга под локоть и почти силой усадил на стоящую невдалеке мраморную скамью:

– Послушай, дорогой, я готов составить тебе компанию к девочкам, трактирщикам и на любую авантюру, которая может окончиться дракой. Но деловые вопросы – не самое сильное мое место. Если уж тебе приспичило заняться преобразованиями в хозяйстве, давай зайдем ко мне. Отец с удовольствием тебе чего-нибудь присоветует. А меня уволь… Не собираюсь ломать себе голову из-за девицы, пусть даже она будет самой Прекрасной Еленой.

– А мне показалось…

– Что? – вопрос прозвучал чуть-чуть быстрее и равнодушнее, чем нужно.

– Что во время недавнего визита к Федрине ты принял близко к сердцу проблемы одной рыжей амазонки.

– Ты говоришь о той бедняге, что сидела в колодках рядом с Луцией?

– Ну да. Или я не прав? – Каризиан постарался заглянуть другу в глаза, но тот отвернулся, вслушиваясь во все усиливающиеся вопли болельщиков, которыми сопровождался начавшийся заезд колесниц. Шум нарастал, точно морской прибой, и через несколько мгновений оборвался аплодисментами и свистом, в котором слышалось разочарование проигравших.

Возвращаясь к прерванному разговору, Север холодно пожал плечами, удивляясь тому значению, которое его приятель придал сущему пустяку.

– Я всего лишь пытался быть справедливым. Если уж освободили Луцию, то почему должна страдать ее подруга?

– Север, что я слышу?! – непритворно изумился Каризиан, поплотнее заворачиваясь в тогу. – С коих-то пор тебя стала волновать справедливость в отношении рабов? Кажется, в Иерусалиме ты не очень-то с ними церемонился. Прозвище Север ты ведь там получил?

Префект претория поднял к небу глаза, словно высматривал что-то среди тяжелых облаков.

– Это была война. Долгая осада. Приказ командира сровнять город с землей. Я был молод и глуп.

– А теперь поумнел?

– Как сказать… Война не ведется чистыми руками, а я – профессиональный военный. Но когда затихает лязг оружия, то я предпочитаю, чтобы кровь не лилась без нужды.

– Поэтому ты полез спасать того гладиатора в Путеолах?

– Честно говоря, я тогда и сам не понял, зачем это сделал. Меня просто что-то толкнуло заступиться за беднягу. Надеюсь, когда он окончательно оправится от ран, то будет служить мне с отцом верой и правдой.

Каризиан потрясенно уставился на приятеля, не веря своим ушам.

– Ты хочешь сказать, что нанял этого парня к себе в телохранители?

– Не совсем так. Отец нанял тамошнего ланисту вместе со всеми его бойцами, и теперь они его личная охрана. Как показал позорный проигрыш Марка в Путеолах, гладиаторы в уличных стычках будут покрепче преторианцев. Надо же: какая-то девица, играючи, вывела из строя начальника моей личной охраны! Бред какой-то! Марк тогда чуть со стыда на меч не бросился и до сих пор ходит сам не свой. Сейчас парни сидят в Путеолах, потому что у Камилла полно раненых, но перед Сатурналиями они появятся в Риме и будут везде сопровождать отца. С его способностью наживать врагов разговорами о преимуществах республиканского правления охрана может понадобиться в любой момент.