Это было тогда, когда она увидела Элеонору Бейкер. Бедная женщина бросила работу в Нью-Йорке, чтобы следовать за сыном в его безумном блуждании, надеясь найти способ помочь ему выбраться из того кошмара, в который он сам себя завел. Хотя она не находила сил встретиться с молодым человеком лицом к лицу, опасаясь его немедленного и полного отказа принять помощь от кого-либо. Актриса полагала, что, если Терри узнает, что его матери известно о его падении, его боль и стыд стали бы еще больше; так что она ограничила себя следованием за ним и вниманием к его ежевечерним представлениям, не зная, как помочь своему сыну.

Но в этот самый вечер все было по-другому, и в темноте женщина нашла причину внезапной перемены ее сына, пока он играл на сцене. Там, в толпе, стояла фигура с пышными золотыми локонами, которые она ни за что бы не забыла. Элеонора Бейкер сразу поняла, лучше юной пары, что произошло в театре.

Кенди ясно помнила ее беседу с актрисой минуты спустя после спектакля Терри. Она не могла стереть памяти, как искренне женщина настаивала, что Терри, несомненно, видел ее в полумраке театра. Элеонора полагала, что именно присутствие молодой женщины вдохновило молодого человека, но Кенди сильно сомневалась в таком предположении.

- Даже если он не видел Вас отчетливо, - спорила актриса, - он, должно быть, понял в тот момент, что женщина, которую он по-настоящему любит - Вы.

Молодая женщина не могла удержаться от пары тайных слез над завтраком, вспомнив те слова из уст матери Терри. Как бы она хотела, чтобы это было правдой тогда, когда жизнь еще раз свела их вместе. Но реакция Терри прошлым вечером на ее вопрос заставила ее поверить, что она не значила для него то, что значила в прошлом.

- О миссис Бейкер! - грустно думала она, - боюсь, что несмотря на все эти годы, я не узнала Терри лучше. Временами он такой милый со мной, а минуту спустя становится неприступной крепостью, в которую я не могу войти. И потом, те следы горечи и грусти в глубине его глаз, когда он думает, что я не смотрю на него. Что это? Почему он всегда должен быть таким загадочным? - жаловалась она про себя. - Если б только я могла сказать ему, как беспокоилась тогда его мать, - мысленно продолжала она, - возможно, он понял бы, как сильно она должна страдать и теперь, ...Но я не могу сказать Терри, что видела его в том театре, ему будет неудобно, и, наверное, стыдно… Я не могу это использовать!

Молодая женщина отложила вилку, явно расстроенная, но секундой позже в ее голове созрело твердое решение.

- Если он не напишет это письмо, это сделаю я! - сказала она себе, помня, что мать Терри записала свой адрес для молодой женщины, и она сохранила его. У ней наверняка есть в старой записной книжке, которую она всегда носила с собой.

- И как я объясню матери Терри, что он не хочет писать ей? - задавалась она вопросом. - Тогда я должна буду солгать... О Терри, если бы только с тобой не было так трудно! - думала она, опираясь розовой щекой на левую ладонь с грустным выражением на красивых чертах лица.

- Почему такая грусть этим утром? - спросил сзади знакомый мужской голос.

Кенди подняла глаза на пару светло-серых зрачков, смотревшие на нее с глубокой привязанностью.

- Ну, полагаю, что иногда наша работа несколько разочаровывает, - солгала она улыбающемуся Иву, стоящему перед ней.

Молодой человек сел на свободное место рядом с Кенди и поставил поднос со своим завтраком на стол.

- Ты мне об этом говоришь? - усмехнулся он. - Вот почему мы должны находить время развлекаться и забывать, по крайней мере, на чуть-чуть, о тяжелых обязанностях, которые кладет на наши плечи медицина. Ты так не думаешь? - добавил он с улыбкой.

- Ты прав! - признала она с грустными нотками в голосе.

- Тогда как насчет моего приглашения? - спросил он по случаю. - 14-ое июля будет через два дня, а ты ничего еще мне не ответила.

Кенди думала несколько раз о приглашении Ива, и почему-то не чувствовала охоты принимать его. В глубине души молодая женщина знала, что чем больше времени она поддерживает неопределенные отношения с молодым доктором, тем больше боли они причинят друг другу в самом конце. Прежде, чем Терри вновь появился в ее жизни той зимней ночью, когда судьба привела ее в Американский лагерь, она вообразила, что несмотря на ее разбитое сердце, есть малюсенькая возможность отношений с Ивом. Но с той ночи она не могла думать ни о ком, кроме Терренса. Его присутствие в госпитале было ежедневным напоминанием о неумирающих чувствах, что он пробудил в ней, постоянным доказательство ее неспособности полюбить другого. Тем не менее, она чувствовала себя одинокой и смешанные чувства, взорвавшиеся в ней, когда она была около Терри, хотя и соблазнительные, немногим уменьшили ее боль. Компания Ива, наоборот, всегда приносила ей покой. Возможно, если бы она только ушла на один день, она смогла бы привести свои мысли в порядок, чтобы выстоять перед трудной проблемой Терри и его матери...

- Хорошо, Ив, - начала она, колеблясь. - Я подумала, что это неплохая идея принять твое приглашение...

- Правда? - молодой человек не сумел скрыть своей радости.

- Э-э... в общем-то, да, но… - продолжила она.

- Но?

- Я подумала, что было бы неплохо взять с нами Флэмми, потому что, понимаешь ли…

- Что?? - спросил удивленный молодой человек, и на его лице отразилось недоверие.

- Понимаешь, Ив, - Кенди лихорадочно подбирала слова для объяснения мотивов, - в последнее время Флэмми очень много работала, снова и снова двойные смены, и наконец, у нее будет свободный день 14-го июля, как и у меня, и она мне говорила на днях, что хотела бы выйти. Я не сказала ей, что ты уже пригласил меня и... ну... вроде как... - продолжала молодая женщина сомневающимся тоном, видя выражение на лице врача, - я подумала, что мы... в смысле, Флэмми и я, могли бы пойти с тобой... Тебе это подходит?

Выйти в сопровождении Флэмми Гамильтон не было тем, что намечал Ив, и, разумеется, он чувствовал некоторое разочарование от предложения Кенди. С другой стороны, если он откажется взять Флэмми с ними, долгожданная встреча никогда состоится, потому что если Кенди, как обычно, последует своей заботливой натуре, она проведет день с "бедной одинокой Флэмми" вместо того, чтобы выйти с ним... и еще постоянная опасность преследования Грандчестера... Нет! Это была прекрасная возможность обратить на себя внимание Кенди и заставить ее забыть об отвратительном "ricain" (pejorative прозвище, используемое французами для обращения к американцам).

- Я думаю, что это хорошая идея, - сказал, наконец, Ив, как только его голова обдумала все предыдущие соображения. - Пригласи и ее тоже, и если она примет приглашение, мы уедем около 11 или 12 часов, так что мы можем позавтракать где-нибудь в "Le Quartier Latin", а затем пойдем на ярмарку веселиться... Верно?

- Звучит замечательно, Ив, - подтвердила Кенди, возвращая свою улыбку, забыв на некоторое время свои беспокойства о Терри и его матери. - Спасибо Ив, ты doll (душка), мой друг, - сделала она ему комплимент, встав из-за стола.

Доктор и медсестра покинули больничный кафетерий, чтобы продолжить свою работу. Остаток утра они должны были снова иметь дело с ежедневной трагедией ран и смерти, но в их сердцах иной вихрь, вне пределов безумия войны, захватил их внимание. Хотя беспокойства Ива и Кенди, так или иначе, отличались друг от друга.

Утро 14-ого июля было веселым и солнечным, хотя Терри не мог оценить и эту красоту, как не мог найти себе места с момента последнего спора с Кенди.

В течение долгих четырех дней его встречи с молодой блондинкой были холодными и отстраненными. Против своей обычной живости, Кенди едва адресовала ему несколько слов, и поскольку он больше не пользовался креслом-каталкой, физический контакт между ними был сведен к нулю. Его тело до боли ждало хотя бы легкого касания настолько, насколько его душа нуждалась в ее улыбке. К сожалению, он прекрасно знал средство, которое могло бы положить конец его неприятностям, но не желал признавать поражение, писать письмо и приносить извинения за свое неприятное проявление грубости вечером, который они провели в саду.