— Это неправильный ответ.

— Я… я… — Лицо режиссера побагровело. — Не другой!

Квинлан резко разжал пальцы, и Лонгстрит рухнул на стул. С выпученными глазами, с разинутым ртом он напоминал рыбу, вытащенную из воды. Он приходил в себя целую минуту, судорожно глотая воздух.

Хотя, по правде, он пришел в себя почти сразу и тянул время, чтобы обмозговать положение. Свою тактику он разработал много месяцев назад, когда Кирни уехал из города. Он собирался стоять на том, что Кирни действительно написал эту пьесу. Однако он не предполагал, что ему придется сыграть лучший спектакль в своей жизни, чтобы спасти постановку.

Лонгстрит медленно выпрямился, продолжая держать руку у саднившего горла, и одернул жилет. После этого он осмелился поднять глаза на своего мучителя. У него не прибавилось храбрости, когда он обнаружил, что Делейси отступил на несколько футов и поигрывает кнутом.

— Милорд, поверьте мне. Если произошла ошибка…

— То ее совершили вы. — Квинлан смерил режиссера презрительным взглядом. — Вы хотите, чтобы я поверил будто вы приняли мою пьесу и поставили ее, не изменив ни строчки?

Гораций пожал плечами:

— Верно, у нас с вами были некоторые разногласия.

— Правильнее сказать, мы оказались в тупике.

— Ну, хорошо. Но я был готов сгладить… нет, снять все противоречия между нами. — Гораций поспешно глотнул шампанского и поморщился, когда шипучий напиток обжег ноющее горло.

— Откуда у вас эта пьеса? Не трудитесь лгать. Я все равно узнаю.

Гораций и не думал сопротивляться:

— Примерно через месяц после вашего отъезда я получил посылку с вашей новой пьесой. — Свист кнута в воздухе заставил его зажмуриться. — Ну ладно. Скажем, мне намекнули, что это ваша новая пьеса. Я прочитал ее и остался более чем доволен.

— Я хочу взглянуть на оригинал.

Гораций пошарил по столу в поисках вилки.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что там не мой почерк.

— Признаться, я не задумывался над этим, — с обезоруживающей искренностью признался Лонгстрит. Вынужденный соображать быстрее, чем когда-либо в жизни, он добавил: — Увы, это невозможно. Рукопись переписал мой писарь еще до того, как я прочитал ее. — Он с тревогой наблюдал, как мечется по полу кончик кнута, зажатого в неугомонной руке Квинлана. — Она вся была залита водой. Да, теперь вспоминаю. Она намокла в дороге. Ну и потрудились мы, чтобы высушить ее! Скопировав, мы выбросили оригинал.

Квинлан остался бесстрастным:

— Кто переписывал пьесу?

Гораций вытер салфеткой пот, выступивший на верхней губе.

— Возможно, я найду эту информацию в своих записях. Кстати, почему все претензии ко мне? Не мог же я знать, что это подделка.

Квинлан хмыкнул:

— Я давно подозревал, что вы затеяли что-то недоброе.

— Подозревали? — Гораций рассмеялся, несмотря на боль в горле. — Думали, милорд, что я собираюсь обвести вас вокруг пальца? Какая чушь! Что бы я с этого имел? Ничего. Можете утром выяснить у своего поверенного: аванс выслан вам в течение недели после получения рукописи.

— Я не подписывал контракт.

— На это есть полномочия у вашего поверенного, — напомнил Гораций. — Полагаю, условия вам понравятся. Сегодня был аншлаг. Спектакль обещает быть очень популярным.

Квинлан отнесся к услышанному с большим скепсисом. Его «я» все еще истекало кровью после сатирического свежевания. Однако если Лонгстрит говорил правду, если он не ставил себе целью унизить его или одурачить, кому же тогда пришла в голову идея поставить подделку вместо настоящей пьесы Делейси?

Квинлан не смог бы объяснить, почему ему внезапно вспомнилась таинственная рыжеволосая незнакомка, но почему-то у него появилась твердая уверенность в том, что именно она приложила руку к обману.

— В августе в вашей конторе работала молодая женщина, ирландка с огненно-рыжими волосами. Кто она?

— Мисс… э-э. Дайте подумать.

Кнут просвистел над блюдом с устрицами и с яростью обвился вокруг хвоста омара, возлежавшего на тарелке Лонгстрита.

— Джеральдин! — завопил Гораций, вскочив.

— Мисс Джеральдин? — вскинув бровь, переспросил Квинлан. — Значит, она незамужняя? Лонгстрита трясло как в лихорадке.

— Она сказала, что ее жених погиб при Ватерлоо.

— А кто он?

Гораций поспешно попятился.

— Не знаю, милорд! Клянусь!

— Как получилось, что она стала работать у вас?

— Она заявила, что работала писцом в Ирландии и что ей нужны деньги на ребенка. Я пожалел ее и взял на работу.

Квинлан впервые слышал, чтобы Лонгстрит проявил жалость, но решил не заострять на этом внимание.

— Как долго она у вас работала?

— Несколько месяцев. Позвольте узнать, милорд, как вы познакомились с ней?

Квинлан освободил омара и принялся сворачивать кнут.

— Однажды вечером я застал ее в вашей конторе. Она работала над каким-то текстом и не дала мне его прочитать. Я видел слишком мало, чтобы определить, ту ли пьесу вы поставили, хотя с большой вероятностью допускаю, что ту. А теперь еще раз расскажите, как к вам попала рукопись.

— Как я уже говорил, она пришла по почте.

— Вы сами ее получали?

— Естественно нет. Этим занимаются мои клерки.

— Значит, вы не можете утверждать, что ее прислали по почте. Возможно, она просто появилась в вашей конторе.

Гораций притворился, будто не поспевает за рассуждениями виконта. Он понимал, что опасно перекладывать вину на исполнителя преступления, но вся его жизнь состояла из опасностей, а отсутствующая жертвенная овца лучше, чем никакая.

Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Я вижу, куда вы клоните, милорд! У вас блестящие дедуктивные способности! — Он потер руки, предвкушая как сейчас обелит себя. — Возможно, девчонка врала, что ее любовник умер. Возможно, он ирландский писатель и подбил ее отправиться ко мне. Очевидно, ее целью были отнюдь не деньги. Они договорились, что она подсунет мне рукопись. Боже! Моя карьера! Я пропал!

Квинлан счел объяснение слишком гладким, для того чтобы полностью оправдать Лонгстрита.

— Откуда ей было известно, что я не вернусь в город до премьеры и не раскрою обман?

— Не знаю, — честно признался Гораций. Весь его заранее обдуманный план провалился, и сейчас он, как и Квинлан, плыл по течению. Однако он мгновенно уяснил, что настал самый подходящий момент возложить всю инициативу в плавании на своего собеседника.

— Она на этом ничего не заработала, — после непродолжительной паузы заключил Квинлан. — Ее любовнику репутации не прибавилось. Какая у них выгода? Если только… — его глаза опасно блеснули, — они не затевали шантаж.

— Шантаж? — повторил Гораций. — О да, понимаю. Думаете, что теперь, после премьеры, девчонка со своим любовником пригрозят мне, что расскажут публике, как я принял чужую работу за вашу. Им поверят, если учесть, что последнее время ходили слухи о ваших творческих затруднениях. — Гораций благоразумно не упомянул о том, что сам был источником этих слухов. — Вы подозреваете, что наглецы надеются на ваше согласие купить их молчание, дабы спасти свою репутацию? Это мысль.

Едва последние слова слетели с его губ, Гораций сообразил, что подобный поворот грозит ему большим скандалом. Лорд Кирни принадлежит к тем, кто высоко ценит свое имя.

— А теперь подумайте, милорд, скандал подвергнет сомнению авторство всех ваших произведений. Это фактически навсегда погасит ваш литературный огонь! — заявил он с точно отмеренной долей возмущения.

Удивленный тем, что Кирни никак не отреагировал на его слова, Лонгстрит поднял голову и обнаружил, что взгляд виконта затуманен. Не уверенный в том, что его светлость следует в указанном им направлении, он резюмировал:

— Как мы знаем, редко кому удается в полной мере восстановить утерянную репутацию.

Квинлан строил собственные догадки. У него сложилось впечатление о мисс Джеральдин как об особенной, хорошо начитанной молодой женщине, у которой хватило смелости противостоять ему. Тогда его поразила ее дерзость, бесстрашие, с которым она вырвала листок из его руки. Сейчас он мог по-новому истолковать ее действия. Она намеревалась обвести его вокруг пальца! Возможно, тем же объяснялась и ее уступчивость.