— Да ты, брат, совершеннейшее из существ, — нашел нужные слова Пес.

— Я порядок люблю. Да и покушать надо на дорожку.

— А студень?

— А ему нужно еще постоять. К вечеру пробу снимем. Когда вернемся.

— Откуда?

— С фонтанов. Я в Петергоф собрался.

— А почему туда?

— Вчера фильм смотрел вечером. Пока ты отдыхал. Теперь хочу.

— А раньше не хотел?

— А раньше нет.

Пес завтрак прервал, сменил карту в мобильнике, позвонил, послушал ответ.

— Ты собирайся понемногу, в порядок себя приводи. Едем.

— В Петергоф?

— Нет. В другое место. В другой город.

— А Петергоф? А студень?

— А это как знаешь.

— А вернемся когда?

— Никогда.

— Почему?

— Догадайся с трех раз…

Товарный вид принимали здесь же, на рынке. Одежда полуспортивная, пиджаки про запас, куртки, рубашки и майки. Прочее необходимое барахло. Сумки средних размеров. Псу побогаче, как руководителю делегации, Саше попроще.

— Ну, пошли, — направился Саша к дому.

— Куда это вы, господин Болотников, собрались?

— Мы собрались в дом. Собраться там, посошок опять же.

— Про это забудьте…

— Как?

— Об этом позаботятся другие.

— Какие другие?

— Ты ничего там не заметил?

— Чего я должен был заметить?

— Цветы в горшочках…

— Ну?

— Политы. Значит квартира под контролем.

— А студень?

— А студня я тебе закажу, сколько хочешь. Только рулек больше не бери.

Такси местное, вот оно. На нем на короткие расстояния местный средний класс перемещается. До дальнего края города Питера — большое счастье. Оттуда на метро до «Московской», оттуда на маршрутке до Пулково. На всякий случай. Рефлекторно. И еще на Владимирском проспекте через проходной двор пройти и провериться. Пес живет сам по себе и не терпит небрежностей.

До рейса пять часов. Документы, билеты, ваучеры, страховки молодой человек передал Псу в зале ожидания, помахал своей служебной рукой и исчез, как не было его.

— Теперь, на посошок, — то ли предложил, то ли приказал Пес.

— А куда летим?

— Сейчас объясню. Ты суши когда-нибудь пробовал?

— Нет.

— Нам суши, вискаря, два по сто, сок грейпфрутовый.

Саша вертел головой и ждал разъяснений.

— Летим мы с тобой в Грецию.

— То есть?

— В дружественную страну. Вот твой паспорт. Российский. Вот заграничный. Благодарить будешь потом. Я уйду, а паспорт останется. Летим в город Салоники.

— Зачем?

— Отдыхать.

— Тебе на озере плохо было?

— На озере мне было хорошо. Отдыхать мы едем, и дело одно сделать.

— А я-то причем?

— Я тебя нанял. Ты мой партнер по бизнесу… Что за бизнес, объясню потом. Если спросят, ты живешь в городе Каргополе. Работаешь в ООО «Магнит» экспедитором. Но никто не спросит. Вот тебе пятьсот «евреев». Покажешь, когда попросят. Я рядом. Все переведу и подскажу. Ты только не волнуйся. А сейчас по вискарю. И суши дегустируй. Документы пока верни, я в туалет. А то еще передумаешь? Не передумаешь? Тогда пей. Закусывай.

Суши Саша разглядывал, пробовал, кривил лицо свое разбойничье, пока не добрался до этого кошмарного соуса, от которого люди непривычные подпрыгивают. Далее дело пошло. Он от виски отказался, попросил водки и чая.

Одет он был теперь вполне сносно, полуспортивно, полуделово. А человек сторонний или невнимательный и не поймет, что все это в пять минут куплено на развалах поселкового рынка. В сумке — несколько рубашек и маек, туристический минимум. Две поллитровки, вложенные Псом. Еще две — у того в сумке. Вроде, как подарок друзьям в Греции. Водка в Греции такая, объяснял он, что к ней привыкнуть нужно. Коньяк полное говно, а хорошее вино дорого стоит. Но есть, впрочем, варианты. Но не пить же они едут…

Процедура разувания, прощупывания швов одежды, просвечивания, находящегося в предконечном состоянии Саши прошла, как под наркозом. Спокойно.

В самолете конструкции Туполева — странный народ. Половина борта — паломники. Кто молится потихоньку, кто втихаря водку пьет, кто затевает свои вечные разговоры про штрих-коды. Это будет продолжаться бесконечно. Пес — свидетель. Довелось наблюдать и присутствовать.

Разбег самолета похож на раскат. На отзвук далекого грома. Откуда эти слова, Пес вспомнить не мог. Так, что-то из юности.

— Ну, как, брат Саша? Хороши ли крылья Родины?

Брат Саша не ответил, откинулся на спинке кресла.

— Вода, сок, вино, пиво? — покатили веселые девки тележку по проходу.

— Мне все… — не открывая глаз, попросил Саша.

— Всего нельзя, — прокомментировал Пес. — Мне воду без газа, ему пиво…

— А водки нельзя? — отозвался Саша.

— Водки нужно.

Открыли. Пес себе нацедил на полпальца. Саша грамм сто двадцать. Выпил и опять попробовал отгородиться в своей норе, где затмение и настойка из присмертных трав.

— Курица, говядина?

— И курица, и говядина.

— Мне курицу, ему говядину.

— А водки?

— Конечно.

Обед этот бортовой был Псу ненавистен. Коробочки, баночки, пакетики. Теперь он откинулся и закрыл глаза. Саша получил и перемолотое в порошок мясо, должно быть — кенгуру, и куриную ножку. И многое другое.

Очнулся он, когда самолет катился по полосе… Присниться ничего не могло. Так, привиделось кое-что.

В порту все прошло удивительно гладко. Впустили их в Грецию. Потом в туалете, умываясь, рассматривая и сравнивая себя и Сашу в зеркале, он подивился свежему, совершенно трезвому виду своего «бизнес-партнера» и очень не понравился себе сам серостью лица, красными глазами, сухими губами. Нужно было скорей добраться до отеля и отлежаться. И, как бы это выразиться, не пить.

Несколько ранее ангел-хранитель героя нашего повествования сидел, свесив ноги, на краю крыши железнодорожной станции Девяткино и пытался повлиять благоприятным образом на поступки и действия своего подопечного. Поступки эти должны были произойти в ближайшее время. И более того, он пытался говорить с ним посредством внушения здравых помыслов, кои тот должен был принять за свои мысленные монологи. И говорить с душой человека, называвшего себя Псом, приходилось, с использованием доходчивой лексики, учитывая реалии данного времени, отчего ангел-хранитель страдал. Одновременно он слушал, о чем говорят сами с собой окружавшие Пса люди, многие из которых, впрочем, более заслуживали собачьих кличек. Забота о них не входила сегодня в его должностные обязанности, и он с тревогой наблюдал почти полное отсутствие других ангелов, долженствующих быть сейчас возле тех, кому они были приданы от рождения. Люди эти не убивали никого, не грабили, они даже церковь посещали, кто время от времени, кто регулярно. Но просьбы их не были услышаны и ангелы покинули их…

Двери в ад выглядят совсем не так, как предполагает большинство обывателей. Во первых, это ожидается, как нечто мистическое, далекое, по ту сторону добра и зла, когда бренная душа воспарит, а тело конкретные пацаны, родственники или соратники уложат в деревянный ящик разной комфортности и сортности. Есть совершенно прелестные — лаковые, с наворотами и удобными ручками для носки. Для такой домовины надобно и авто покруче и остальное, как принято. Потом по глотку на кладбище, и за стол. Чем Бог послал и что на этот случай положено. Для других слоев и случаев можно и простой гроб, обитый черным ситчиком. Только внутри, чтобы стружечка свежая и на столе потом — обязательно киселек. А машину можно попроще. «Пятьдесят третий» — с будкой, но лапами еловыми все внутри уложить. Остальное — бывалые люди подскажут. И потом уже по полной цифре водки и котлеток или кур синявинских. Через девять дней опять. И через сорок. А душа потом уйдет, куда ей положено. Там и суд, и приговор. Тот, что окончательный, — на Страшном суде. А пока предварительный. Можно и отсрочку получить, если отмолят. Если есть кому. В этом вот и заключается заблуждение. На станции Девяткино приоткрывается первая дверка в преисподнюю. Выглядит она совершенно цивильно. Подошел поезд, шипение легкое и понятное. «Осторожно, двери открываются».